Летнее солнцестояние (ЛП) - Харнесс Чарльз 6 стр.


— «Я уже почти закончил», — подумал звездный путешественник. — «Еще одна маленькая работа. А, выходи на балкон, Эратосфен. А вот и Гор-энт-йотф, прямо за тобой. Это хорошо, очень хорошо». Он послал мысль Греку: — Близится рассвет, друг. Смотри, вон моя родная звезда поднимается прямо над морем!

— Сириус? — сказал Эратосфен, указывая пальцем.

— Сотис! — сказал Гор-энт-йотф, давая египетское название великой синей звезде.

Хор снова обратился к разуму Эратосфена: — Твой Сириус — моя родная звезда. И прекрасное завершение полезного визита. Ты видишь первое гелиакическое восхождение Сириуса, или Сотиса, и ты говоришь мне, что это означает, что Нил теперь начал подниматься. Это означает летнее солнцестояние и большие празднества по всей стране, продолжающиеся в течение нескольких дней. Благодарю тебя за всю твою помощь в ремонте моего корабля и за твое пожертвование, включая это последнее.

— С удовольствием, уважаемый гость! Потом он остановился. — Это... последнее?

— Особенно это последнее, — загадочно ответил Хор. — Мне пора уходить. Если я стартую в течение следующих нескольких минут, моя траектория будет направлена прямо к Сириусу.

— Я позову Не-тий, и она отвезет тебя на твой корабль. Он все еще был озадачен.

— Нет необходимости. Я знаю, где это.

— Но как?

— Ах, мой друг, я вижу, что ты действительно не знаешь. Ну, тогда, учитывая то, что сейчас произойдет, возможно, тебе следует иметь несколько важных свидетелей. Возьми Птолемея и еще одного или двух. И теперь сделай это быстро.

Эратосфен почувствовал, как у него в животе образовался комок холодного свинца.

— Скорее! — сказал Хор. Сквозь черную завесу тела команда прорвалась подобно шипению большого кречета.

— «О, Боги»! — подумал грек. Это была настоящая выкрикнутая команда! Он возликовал! Библиотекарь прорвался сквозь балконные шторы и наткнулся на Клавдия Пульхера, стоящего рука об руку, с Птолемеем. — Милорды, — выдохнул он, — не могли бы вы присоединиться ко мне на балконе?

— В чем дело, Эратосфен? — потребовал греческий фараон. — О, я знаю — Сириус теперь стал виден? И это все?

— Ваше величество, если позволите... — Эратосфен отодвинул шторы.

Уже собралась небольшая толпа: Пауни... Гамилькар Барка... дюжина золоченых сановников.

Высокая закутанная фигура повернулась лицом ко всем, затем поклонилась, главным образом Птолемею. — Спасибо за приятный вечер, правитель Египта, — сказал он резким свистящим голосом. Он взял свой саван обеими руками и плавным величественным движением сдернул его с головы и тела, и затем позволил упасть ему на пол.

Они уставились на него.

Огромная голова была сплошь покрыта перьями. Рот был похож на янтарный клюв. Перья сверкали на руках и груди. Какая-то набедренная повязка прикрывала пах. Ноги заканчивались чешуей и почти человеческими ступнями, за исключением того, что пальцы были когтистыми. Как и у хищных птиц Нила, горизонтальная складка над каждым глазом придавала лицу суровое, даже свирепое выражение.

Эратосфен теперь понял, что чужеземец был непревзойденным актером, что каждое слово, каждый жест были рассчитаны на его драматический эффект, и что эта перепуганная публика находилась в руках Хора.

Таинственное существо теперь заставило свои перья вибрировать, так что они возбуждали близлежащие атомы азота, и его оперенное тело окружало золотистое триболюминесцентное сияние.

Птолемей уронил свой кубок с вином. Даже Эратосфен, который подозревал, что произойдет нечто подобное, был ошеломлен.

— Гор! — ахнул Гор-энт-йотф. — Ты и есть Бог!

— Ты говоришь, достойный Гор-энт-йотф, — прошипел гость.

— Всем встать на колени, — прорычал священник.

Так они и сделали. За одним исключением. Раввин Бен Шем сорвал с себя плащ и с криком выбежал из комнаты.

Хор внимательно посмотрел на Гор-энт-йотфа. — Подойди.

Гор-энт-йотф встал и пошел вперед, словно в трансе. Хор взял мужчину на руки. — Встаньте все и будьте свидетелями, — приказал он.

Гигантские крылья расправились на плечах Хора. Размах этих огромных крыльев превышал даже ширину балкона.

Теперь это доконало и Эратосфена. Он медленно, тихо и с большой убежденностью произнес свое любимое школьное проклятие. — Святые... экскременты... Зевса!

Хор проигнорировал его. — Поскольку я забираю с собой этого святого человека, я должен назначить и освятить человека, который займет его место и будет управлять моими святыми храмами вместо него. Я назначаю Не-тий. Подойди, дитя!

Все они расступились перед рабыней. Она склонилась перед крылатым существом.

— Я назначаю тебя верховной жрицей Гора, Египта и всего мира, возвышенной над всеми людьми, даже над моим благородным сыном, фараоном Птолемеем. Возьми себе супруга — кого хочешь. Будьте плодовиты и веселы. Я ухожу.

Одной рукой он держал священника, а другой что-то бросил Эратосфену.

Затем от фантастических крыльев вырвался огромный поток воздуха, гигантский птицеподобный человек перепрыгнул через балюстраду и исчез.

Эратосфен некоторое время наблюдал за ним. По крайней мере, улетающее существо двигалось в правильном направлении.

Стоит ли ему жалеть Гор-энт-йотфа? Он решил, что, может быть, и стоит. Однако, он не стал этого делать. Недостаток характера, возможно. Но кто был совершенен?

Остальные присоединились к нему у парапета. Все глаза смотрели на город, изучая небо. А потом раздался коллективный вздох. — Вон там! — крикнул кто-то. — Колесница! — крикнул другой наблюдатель. — Видишь огни?

— Прямо в восходящее солнце!

Он отвернулся и поднял странный шар, который бросил ему Хор. Сейчас не было времени изучать его в деталях, но он интуитивно знал, что это такое — модель Земли.

Он поднял глаза. Не-тий стояла у входа и смотрела на него. Геометр подошел к ней. — Как это происходит в его мире, я не знаю. Но в греческих землях мужчина выбирает женщину, хотя она и возвышенная, и самого высокого ранга. И вот, поэтому, я выбираю тебя, Не-тий.

Она отвесила ему широкий поклон и ослепительно улыбнулась.

*      *      *

16. Река

— Надеюсь, явление Гора послужило вам уроком, — сказал Птолемей. — Я думаю, что теперь вы должны быть полностью убеждены.

Две пары отдыхали под задним навесом королевской яхты, которая двигалась вверх по реке под большим красным парусом, туго натянутым северным ветром. Пауни и Не-тий непрерывно шептались, в то время как мужчины говорили, делая остановки.

— Я многому научился, — признался Эратосфен.

— Что касается меня, — продолжал греческий фараон, — то я никогда не сомневался, что боги реальны. Это немного озадачивает, несмотря на то, что бог взял этого священника. Я никогда особо не думал о Гор-энт-йотфе. Всегда считал его опасным фанатиком. Это показывает, как даже я могу ошибаться.

— Запоминающийся человек, — пробормотал Эратосфен.

В молчании они смотрели на проплывающую мимо прибрежную деревню. Река теперь поднялась до такой степени, что до скоплений домов можно было добраться только по дамбам и плотинам. Коричневые люди отступили в свои хижины с тростниковыми и плетеными крышами, чтобы позволить отцу Хапи сбросить свою добычу. Через пару месяцев вода отступит. Крестьяне посеют пшеницу и ячмень, а потом соберут урожай. Четыре месяца наводнения и спада воды, четыре месяца посева и роста, четыре месяца сбора урожая и высыхания. Затем повторение. И снова повторение. Они занимались этим уже более пятидесяти веков. Время от времени приходили и уходили завоеватели, как волны на морской берег. Нубийцы... Гиксосы... Ассирийцы... Персы. А теперь еще и греки. Миллион греков, вверх и вниз по реке. Как долго мы продержимся? Кто нас вышвырнет? Рим? Карфаген? — Ваше Величество, — спросил Эратосфен, — что случилось с этими двумя послами?

— Это интересно. Они оба получили известие, что Панормо на Сицилии пал под напором римской, осаждающей стороны. Посол Барка был отозван на Сицилию для организации карфагенских партизан. Пульхер вернется в Рим, чтобы организовать армию для борьбы с Баркой. — Это все безумие, не так ли? Что они будут делать с Сицилией? Кому какое дело? Но дело ведь не в Сицилии, правда?

Эратосфен пожал плечами. — Нет. На самом деле, есть два момента: один — жадность, другой — завоевание. Если Карфаген победит, их жадные корабли поплывут на запад, в Чипангу... в Индию... возможно, уже в наше время. Они плывут ради торговли и прибыли. Если Рим победит, мы не увидим антиподов еще тысячу лет. Они не идут туда, где не могут победить. А передвигаются они только по дорогам.

— Боюсь, я должен согласиться, — сказал Птолемей. — Раньше мы, греки, тоже отправлялись колонизировать. Но этот дух мертв. Он умер пятьсот лет назад. Нос фараона дернулся. Он оглянулся на треножники с благовониями на корме яхты. — Мы прикрываем запах смерти другими запахами. В жаровнях горели бальзам, гвоздика, анис и бутоны разных цветов.

Эратосфен улыбнулся. Искусственные запахи ему тоже не нравились. На самом деле он предпочитал речные запахи: ивы, камыши, сады, пальмы, рыба (живая и мертвая), экскременты людей и животных, все это было пропитано этой огромной поднимающейся водой и ее намеком на далекие тающие снега. Он изучал капельки конденсата на холодных боках своего серебряного кубка.

Птолемей наблюдал за ним. — Его охлаждают колотым льдом. Улучшает вкус и борется с жарой. Местные жители предпочитают свое пиво в теплом виде. Вы понимаете, что они никогда не видели льда? У них даже нет слова для этого в их языке.

— Любопытно, — рассеянно сказал Эратосфен. — «Лед... снег...» — размышлял он. — «Я сделал специальную карту Нила, за водопадами, к югу до слияния Голубого и Белого Нила. Тающий снег... вот с чего начинается ежегодный паводок. Снег на далеких, экваториальных горах. Огромные горные цепи, далеко на юге. И питающие озера. Большие, внутренние моря. Когда-нибудь мы их найдем».

Птолемей покосился на женщин. — Жрецы устраивают настоящее представление в Фивах, в большом храме Карнак. Мы все были бы польщены, если бы суженая Гором смогла открыть церемонию.

— Так написано, — серьезно сказал Эратосфен.

— Хорошо. Решено. Религия, истинная религия, поддерживает жизнь в стране, не правда ли, дорогой Эратосфен?

— О, разумеется.

— Вы, конечно, читали Геродота. Вы помните, что греки в Марафоне призвали великого бога Пана, чтобы устрашить персов, и он сделал это, и мы победили.

(— «Не говоря уже о том, что у нас был очень умный генерал», — подумал Эратосфен.)

— И вы знаете, — продолжал Птолемей, — что сама Афина спасла наш флот при Саламине. Ее на самом деле видели, сходящую на нос флагманского корабля Фемистокла.

— Да, я помню.

— Итак, если не считать вчерашнего появления Гора, ясно, что боги существуют и были с нами с самого начала. Ясно, что они контролируют человеческие дела. Мы должны во всем уступать богам, Эратосфен. Когда наука и религия конфликтуют, наука должна уступить.

Птолемей принял молчание геометра за согласие. — Я когда-нибудь рассказывал вам о путешествии великого Александра к святилищу Амона в Сивахе?

(— «Много раз», — подумал Эратосфен.) — Я, кажется, не припоминаю…

— Ну, тогда слушайте. Мой отец, Птолемей Первый, рассказал мне об этом. Бури полностью уничтожили дороги в пустыне. Ничего не было видно, кроме песчаных пустошей. Жрецы хотели повернуть назад. — Нет, — сказал Александр. — Если я действительно сын Аммона, бог пошлет мне проводника. И не успел он договорить, как две змеи поднялись из горячих песков. «Следуйте за нами», — сказали змеи, — и они пошли…

(— «Разве в прошлый раз не было двух воронов»? — подумал Эратосфен.) — Удивительно, — сказал он.

— Он сказал ей: — Будь плодотворной, будь восхитительной.

Картограф задумался на мгновение. — Да, бог Гор так сказал Не-тий.

— Но не вам, Эратосфен. — Ничего восхитительного о геометрии.

— Нет.

— Мой отец знал Евклида, который писал свои «Начала» там, в Александрии. Отец пытался пробиться сквозь стихию этих «Начал». Но этот путь был очень труден. Он пожаловался мастеру, что должен быть более простой способ. Евклид ответил: — «Милорд, в геометрии нет царской дороги». Отец был так впечатлен, что основал кафедру математики в библиотеке. С тех пор у нас там работает всемирно известный геометр. Включая вас, молодой человек.

— Для меня это большая честь. И я признателен.

— На самом деле, все обернулось для вас довольно хорошо.

— Да.

Позади них молодые женщины разговаривали вполголоса. Он услышал странное позвякивание, как от маленьких серебряных колокольчиков. Он начал поворачиваться, потом остановился. Он знал, что это такое. Не-тий рассмеялась. Он никогда раньше не слышал, чтобы она смеялась. Он расслабился и посмотрел на реку, на запад. Солнце превратилось в пылающий полукруг, становясь все меньше и меньше по мере того, как опускалось за темнеющие холмы.

— Гиза, — сказал Птолемей, прикрывая ладонью глаза и указывая на закат. — Вы когда-нибудь видели пирамиды?

— Да, ваше величество. Но, возможно, дамы…

Обе женщины уже стояли у поручней, глядя на далекие пески. Мужчины присоединились к ним. Три огромных сооружения заставили всех замолчать.

— «Египет, о Египет», — подумал Эратосфен. — «Земля циклопической архитектуры и звериных богов. Где кончается благоговение и начинается отвращение»?

Сумерки были недолгими. Матросы уже зажигали фонари вдоль корабельных проходов. Вверх по реке, вдоль берега, виднелись еще огни. — «Факелы», — подумал математик. Их было много. И звуки систры и бубнов, с криками и пением, и много веселья. Весь город выходил приветствовать фараона.

— Мы въезжаем в Мемфис, — сказал Птолемей. — Мне придется участвовать в храмовых церемониях, и мы с Пауни переночуем во дворце. Вы можете присоединиться к нам, или можете остаться на борту.

— Если вам угодно, мы останемся.

— Я думаю, что вы можете остаться. Вы и жрица можете занять мои покои. Все уже готово. Тогда до завтра.

*      *      *

17. Глобус Хора

Не-тий с беспокойным любопытством наблюдала, как Эратосфен открыл сундук и осторожно извлек маленькую статуэтку Атласа, у которого были согнуты спина и руки, чтобы поднять свою невидимую тяжелую ношу.

— Я вижу надпись на основании. Надпись на греческом языке, — сказала она. — Что там написано?

— Там написано: «Скажите моим друзьям, что я не сделал ничего недостойного в философии. Гермий».

— Что это значит? И кто он такой, этот Гермий?

— Гермий был греком, который учился у Платона с Аристотелем. Он был захвачен персами и подвергнут пыткам. Он произнес эти слова, а потом умер.

— Понимаю. Ты им восхищаешься.

— Очень. Из другого отсека он вытащил шар, который Хор бросил ему на балконе. Он был больше его кулака, и меньше его головы. Он точно поместился на спине титана.

— Что это такое? — прошептала Не-тий.

— Глобус мира. Хор сделал его и отдал мне, когда уходил.

Они оба, молча, изучали его. Было ясно, что она не понимает. Возможно, что это было как раз хорошо. Он не был уверен, что понял. Возможно, было бы лучше, если бы Хор никогда не приходил. Нет, это не так. Ему очень повезло, что пришел Хор.

Но этот шар... артефакт намного опередил свое время.

(Она украдкой бросила тревожный взгляд на его лицо.)

— «Моя великая карта мира», — думал он, — «над которой я трудился столько лет... по сравнению с этой она почти ничто. Раскрытое пространство величиной 80 градусов из 360. Мы даже не поцарапали поверхность. Большая часть мира все еще там, неизвестная, неоткрытая. Кто первым ее откроет? Хотел бы я быть великим морским капитаном. Я бы взял дюжину кораблей. Я бы поплыл дальше — через Геркулесовы столбы. Прямо на Запад. В Западное полушарие. И там бы увидел эти два великих континента. Как их обойти? Может быть, существует северо-западный проход через северное полярное море? Или вокруг южной оконечности южного огромного материка? А дальше — полное кругосветное плавание».

Он вздохнул. — «Только не при моей жизни. Может быть, и не через сто лет. А может, и не через тысячу. Но, в конце концов, корабли отправятся на эту новую землю. И что они там найдут? Города? Дикарей? Странных животных и растений? Ничего нельзя сказать точно».

Назад Дальше