Только тогда геология действительно станет наукой. Не унизительно ли, в самом деле, что мы, которые можем измерять расстояние до звезд, взвешивать и анализировать их на расстоянии, не знаем состава планеты, на которой живем? Проникать на тысячи и миллиарды километров при помощи наших замечательных открытии в оптике, и не знать того, что находится в нескольких километрах у нас под ногами?
Мы вполне свободно можем представить себе и рассмотреть этот проект шахты для исследования внутренности земли. За последние 100–150 лет мы видели осуществление мечтаний, казавшихся настолько фантастическими, что теперь нас ничто не должно удивить. Осуществление этого проекта представить себе нетрудно.
Дело идет о том, чтобы проникнуть вглубь Земли на 3, 4, 5, 6 и больше километров. Каждый новый километр будет приносить что-нибудь новое. Шахта должна быть довольно широкой. Представим себе, что она имеет в диаметре 200–300 метров и что ее стена укреплена толстыми чугунными кольцами, спаянными одно с другим.
Куда девать землю, которая будет выниматься из шахты?
Вероятно, всего удобнее окажется отвозить землю по железной дороге в море и бросить ее в воду.
Как бороться с жарой?
Об этом мы ничего сказать не можем. Мы знаем только, что на глубине 3 километров мы уже встретили кипящую воду, а нам нужно проникнуть на глубину 6,371 километр, которые отделяют поверхность Земли от центра. Можно сказать одно: так или иначе, а с этим препятствием мы должны справиться, иначе ничего нельзя сделать.
ГДЕ ДОСТАТЬ СРЕДСТВА И РАБОЧИЕ РУКИ ДЛЯ ЭТОГО ПРЕДПРИЯТИЯ?
Препятствий при прорытии этой шахты встретится вообще множество.
Удастся их преодолеть или нет, — заранее сказать трудно. Подземные воды, обвалы, землетрясения, вулканические извержения — все это будет мешать работе. Возможно, что, дойдя до известной глубины, шахта превратится в жерло вулкана, станет первым искусственным вулканом. Если это не случится, если работа будет возможна, искусственному охлаждению придется играть большую роль в этой работе. Нужно будет охлаждать стены шахты, инструменты, воздух, воду и пр.
Как собрать средства для осуществления этого смелого предприятия? Добровольные пожертвования, подписка, участие капиталистов, которые могут заинтересоваться доходами, могущими явиться впоследствии от предприятия, — все это, вместе взятое, может дать средства, достаточные для осуществления проекта.
Но, если дело будет начато правильно, прорытие шахты к центру Земли не должно стоить ничего.
Во-первых, для работы может быть организована особая армия.
Солдат этой рабочей армии будут кормить, у них будет помещение и небольшое жалованье. Заведовать этим должно правительство одной из европейских стран. Может быть, именно здесь лежит разрешение вопроса о безработных. Безработные всего земного шара могут поступать в эту армию и пролагать человечеству путь в центру Земли.
Средства дадут те минералы, которые попутно будут выниматься из шахты.
Когда шахта будет готова и Земля будет пробуравлена насквозь, явится возможность разрешить еще один старый спор. Идея отверстия, проникающего сквозь землю, существует очень давно. И еще древних ученых интересовал вопрос, что будет с телом, упавшим с поверхности земли в такую сквозную яму? Данте описывал падение Люцифера с Земли к ее центру, остановившееся в середине, в точке, которая притягивает к себе вес.
Но новейшие научные воззрения противоречат этому. Сатана не остановился бы в центре, а должен бы был провалиться на другую сторону земного шара, потому что в центре не максимум, а минимум притяжения.
Путешествие свободно падающего тела сквозь Землю должно бы было совершаться довольно быстро, именно в 84 минуты, т. е. в час 24 минуты.
Интересно то, что тело, брошенное в такой сквозной колодезь, не остановится нигде. Долетев до поверхности Земли, оно, вследствие своего веса, притягивающего его к центру Земли, опять полетит вниз, причем скорость его будет увеличиваться с каждой секундой.
Пролетев со страшной быстротой через центр, оно по инерции будет продолжать лететь дальше, побеждая растущее сопротивление от притяжения центра. Но когда оно долетит до края колодца, притяжение центра победит его инерцию и тело опять будет падать вниз, и так без конца. Это будет в буквальном смысле вечное движение, то самое perpetuum mobile, над изобретением которого бесплодно бьются столько веков…
Камиль Фламмарион
ПУТЕШЕСТВИЕ НА ПЛАНЕТУ МАРС
В прекрасный теплый осенний день, еще пропитанный всеми чарами лета, я наблюдал в телескоп планету Марс. За несколько недель до этого (24 сентября 1909 г.) наша соседка находилась на минимальном расстоянии от Земли — 58 миллионов километров — и в условиях, наиболее благоприятных для ее наблюдения. Несмотря на то, что вся атмосфера была пронизана светом заходящего солнца, словно в ясный летний день, маленький диск этой планеты (увеличенный моим телескопом в 400 раз) казался усеянным темными и светлыми пятнами, отвечающими характерным чертам поверхности этой планеты, которая вот уже полстолетия так часто подвергает испытанно искусство астрономов. Море Песочных Часов, очертаниями своими напоминающее рог изобилия, казалось, тихонько подвигалось к востоку, а за ним следовала лежащая на западе область Девкалиона, прорезанная темной чертой Синус Сабакус. Это кажущееся движение объясняется ежедневным обращением Марса вокруг своей оси, несколько более медленным, чем у Земли — 24 часа 37 минут 23 секунды. Погода на Марсе была дивная: ни облачко, ни туман не темнили необычайной прозрачности его атмосферы. На южном полушарии этой планеты, обращенном к нам в этот момент, лето было в полном разгаре, и полярные снега, которые несколько месяцев тому назад покрывали большие пространства на широте, соответствующей положению Христиании и Стокгольма в нашем северном полушарии, теперь отодвинулись дальше к северу; большая часть их стаяла совершенно, открыв полюс — чего никогда не бывает на нашей Земле.
Улучив благоприятный момент, я внимательно вгляделся в эти марсовские ландшафты, так мало похожие на наши, земные, и зарисовал их; затем вышел из-под купола обсерватории, чтобы полюбоваться с террасы роскошью земного солнечного заката. Светило дня во всей своей красе быстро спускалось к западной линии горизонта и высоко в небе голубая лазурь перемешивалась с цветами розы и золота. Глубокая тишина царила в природе. Сумерки уже раскинули над Землей свой прозрачный покров; на западе Вечерняя Звезда уже зажгла свой яркий сигнальный огонь, возвещающий о близости ночи.
Природа постепенно готовилась к ночному отдыху, но мои мысли не отрывались от Марса, красные лучи которого неотразимо влекли к себе мои взоры.
— Что означают, — думал я, — эта изменчивость линий берега, эти как будто трещинки на каналах и на солнечном Озере? Что это: вода, болото, растительность?
Внезапно громкое жужжание раздалось над моей головой, прервав мои размышления: это был запоздалый аэроплан, огромная стрекоза, одиноко летящая в поднебесье. Она возвращалась в ангар Жювизи и в прозрачном воздухе я долго следил за ее полетом…
И вдруг мне показалось, что у мысли моей тоже выросли крылья, и она летит быстрее аэроплана в то время, как все члены мои словно онемели. Оторванная от тела, мысль моя с фантастической быстротой неслась в пространство, словно несомая психическими волнами, неведомыми земной науке. Изумленный, я пытался сообразить, что со мной, дать себе отчет в своем положении, но я был совершенно вне своей обычной стихия. Передо мной расстилалась беспредельная равнина; кирпично-красная почва покрыта густой кустистой растительностью однообразного красноватого оттенка, мало похожей на зеленую рощицу, ароматами которой я только что перед тем дышал.
Чтобы преодолеть оцепенение, сковавшее мои члены, я сделал шаг, но, к великому моему изумлению, шагнул сразу на несколько ярдов, и с этого момента ко мне вернулась свобода движений. Я даже почувствовал себя необычайно легким и быстрым. Я не шел, а летел, с необычайной быстротой и без всякой усталости покрывал огромные расстояния, как будто сразу вдруг более, чем наполовину, уменьшился в весе. В очень короткое время я исследовал всю соседнюю местность и все же не мог определить, где я нахожусь и какое поле наблюдений лежит предо мной.
Представьте себе ландшафт южной Франции или, еще лучше, плодородной Голландии, с ее болотами, разветвляющимися каналами и заливными лугами; прибавьте сюда роскошнейшую растительность, совершенно неведомую нашим ботаникам, не имеющую с растением ничего общего, кроме прелести и изящества, — вот какое зрелище представилось моему взору.
Все эти цветы обратили свои венчики к солнцу, которое заходило во всем блеске заката дивного летнего дня, а горизонт весь пылал нежными сумеречными огнями. И, тем не менее, закат этот показался мне совершенно нормальным. Всякий, наблюдавший природу, скажет вам, что солнце при восходе своем и при закате как бы увеличивается в размерах: диск его бывает значительно больше, чем в течение дня. Еще в глубокой древности астрономы, физики и мыслители задумывались над этим кажущимся расширением диска светил на горизонте, которое наблюдается также и у Луны. Но в этот вечер солнце, наоборот, казалось необычайно малых размеров, и Луна, плывшая высоко в небесах, также была гораздо меньше обыкновенной. С другой стороны, Вечерняя Звезда, сквозь туман на западе, светила гораздо ярче обыкновенного.
Но что же это? В то время, как я любовался прекрасным и нежным светом Вечерней Звезды, над горизонтом появился тоненький золотой серп, горевший в лучах заката, и быстро стал подниматься, в то же время двигаясь по небу в направлении востока с такой быстротой, что за движением его легко было следят простым глазом. В то же время другая луна в первой четверти медленно двигалась по направлению к западу. Это необычайное зрелище глубоко взволновало и смутило меня. Я попытался координировать свои впечатления: уменьшение веса, малые размеры Солнца, две Лупы, необычайный блеск Вечерней Звезды — очевидно, каким-то необъяснимым чудом я очутился на Марсе.
Эта крохотная луна была Фобос, первый спутник Марса, от которого он отделен расстоянием всего только 6000 километров — крохотный мирок, величиной не больше Лондона, с такой быстрой обращающийся вокруг своей планеты, что полный свой оборот он совершает в течение 7 часов 39 мин. 15 сек. Второй спутник, Деймос, еще меньше, вполовину меньше — пешеход мог бы обойти его менее, чем в четыре часа, даже не ускоряя своего обычного шага; этот спутник пересекает небо с востока на запад, подобно солнцу и прочим звездам. Фобос встает на закате, т. е. на западе, и садится на восходе, т. е. на востоке. Таким образом, эти две луны как будто движутся в противоположных направлениях; первая идет навстречу второй, по временам заслоняя ее и, разминувшись с ней, продолжает свой путь к востоку; и меньше, чем в полдня (ровно 11 часов) проходит через все свои фазы, от новолуния до последней четверти. Я видел ее в сумерках восходящей над горизонтом тонким полумесяцем; два часа спустя диск ее уже наполовину был светлым и находился вблизи другого спутника, который, отстоя на 20 000 километров от поверхности Марса, совершает свое обращение медленно, а именно: 1 день 6 часов 17 мин. 53 сек. Иной раз наблюдаешь затмение этой крохотной странной Луны дважды в течение одной ночи: первый раз вечером, второй несколькими часами позже перед рассветом.
Но мой взор с волнением инстинктивно обращался снова и снова к лучезарной Звезде Вечерней, в которой я приветствовал нашу собственную дорогую планету, и я думал об астрономах, которые в этот самый момент направляют свои телескопы на Марс — и в особенности о м-ре Лоуэлле, с которым мы нередко обсуждали загадку жизни на Марсе. В то время, как мои коллеги на Земле напрягали зрение, чтобы лучше вглядеться в эту загадку, я видел ее отчетливо; я был на месте. Тайна жизни соседнего мира, в которую мы так долго не могли проникнуть, была для меня раскрыта, как и все загадки, которые так долго занимали мои мысли.
— Нет, — говорил чей-то голос возле меня, — невозможно, чтобы этот мир был необитаемым; но, во всяком случае, его обитатели должны быть очень легковесны и неустойчивы. Ядро Марса в девять раз меньше, чем у Земли; плотность его на треть меньше плотности земного шара, на поверхности его все тела весят в два с половиной раза меньше, чем на Земле. При таких условиях немыслимо, чтобы на Марсе обитали человеческие существа, подобные нам. Притом же, они бы замерзли там, так как Марс, находясь вдвое дальше от Солнца, чем Земля, получает от него и вдвое меньше тепла.
Слова эти ударили мне по нервам, как электрический ток. Дрожь пробежала по всему моему телу. Где я?
Сквозь вечерние тени, собравшиеся под куполом моей обсерватории, виднелось звездное небо. Марс сиял в созвездии Рыб недалеко от бледного Сатурна. Луна, показавшаяся мне огромной, садилась на востоке. Теплый воздух был пропитан ароматами и все небо усеяно яркими звездами.
— Вы что? Задремали? — спросил мой собеседник, изумленный моим молчанием.
— Нет, — ответил я, — я был на Марсе.
— Ах, вот что? И что же, беседовали вы со знаменитыми марсианами?
Я пытался припомнить, собрать мои мысли — напрасно: все, что я видел, все мои ощущения были так далеки от того, что испытываешь на Земле, и все рассеялись, как сладкий сон. И ощущение было даже то самое, раздражающее, как после хорошего сна, когда проснешься и не можешь вспомнить, уловить главной нити. Я хорошо помнил, что во время моего прибытия на Марс там было страшно жарко, что вокруг меня кипела жизнь и деятельность, и было больше оживления, чем мы видим даже в наиболее цивилизованных наших городах. Но формы живых существ, как и картины природы, почти изгладились из моей памяти.
Объяснение этой странной забывчивости очень простое. На Земле наш мозг и наша нервная система приспособлены к восприятию и запоминанию только земных ощущений или же близких к ним. И на какую бы планету нас ни перенесли, было бы то же: мы не в состоянии были бы припомнить в точности деталей предшествующего нашего существования.
На Марсе, где условия жизни столь различны от земных, внешние впечатления воспринимаются совсем иначе, чем мы воспринимаем их здесь, и только благодаря быстрой метаморфозе всего моего существа я в состоянии был пробыть некоторое время на соседней планете.
И, как только вернулся на Землю, опять стал земным и уже не в состоянии был припомнить виденного.
И все же, оглядываясь назад, я смутно припоминаю, что видел на Марсе человеческие существа, достигшие гораздо более высокого уровня развития, чем мы, люди, видел жизнь чрезвычайно яркую и действительную — результат долгих столетий умственной деятельности и условий обитаемости лучших, чем на нашей планете, в особенности с точки зрения малого веса и увеличения срока жизни (на Марсе год почти вдвое больше нашего — 687 дней вместо 365). Соответственно этому, обитатели Марса живут дольше нашего: каждое поколение имеет больше времени для накопления знаний и передает их последующему поколению в большем объеме, чем это можем сделать мы на Земле, где человеческая жизнь так эфемерна. И, так как марсиане древнее нас, ибо их маленькая планета остыла быстрее и быстрее прошла все фазы своего развития, то и ход прогресса там был ускоренный. И, устремив свой взор вверх к этой красной звезде, затерянной в нашем небе, я из глубины сердца приветствовал неведомых братьев, невидимым гостем которых я был одно мгновение.
Эдмон Перрье
КАКОВА ЖИЗНЬ НА МАРСЕ?
История наблюдений над Марсом достойна внимания. В 1877 году итальянский астроном Скиапарелли возвестил всему ученому миру, что он заметил на поверхности этой планеты сеть прямых темных линий, тянущихся через материки, соединяя моря, и эти линии могут быть только искусственными каналами, проведенными существами, одаренными разумом. Почта одновременно с этим астрономы Бертон и Дрейер, не зная совершенно о наблюдениях Скиапарелли, сообщили об аналогичном открытии. Вслед за Скиапарелли, энергично продолжавшим свои наблюдения, другие астрономы — Кристи, Проктор, Лоуэлл, Дуглас, Пикеринг, Фламмарион и др. — также принялись систематически изучать поверхность Марса и старая гипотеза о его обитаемости воскресла с новой силой.