========== Глава 1. Когда небо упадет на землю ==========
Анне едва исполнилось шестнадцать, когда часы Судного дня пробили полночь. Повсюду вокруг дрожал бетон, гудел металл, стонала земля под смертоносным градом бомб и ракет. Под нескончаемый гул самолетов Анна бежала с родителями по улицам своего родного города Тулаара, уворачиваясь от падающих обломков зданий. Сквозь плотное облако пыли виднелись фигуры других людей, которые так же, как и они, мчались к станции метро.
Очередной взрыв раздался где-то совсем рядом, и по асфальту протарахтела горсть мелких осколков. Вдруг мама вскрикнула. Анна оглянулась и увидела, как рукав белоснежной маминой блузки мгновенно становится ярко-алым. От этого алого стало больно глазам – он был так чужероден на фоне пыльно-туманной серости, пропитанной страхом и болью… Так же чужероден, как толстая пшеничного цвета коса, которую мама заботливо заплела Анне с утра. Как папин наглаженный пиджак, который он так и не успел снять, вернувшись домой из своего офиса. Еще несколько часов назад Тулаар жил обычной жизнью, не подозревая, как закончиться этот день.
– Давай, Кристина, немного осталось, – сказал отец и придержал маму за плечи, пока та зажимала рану на руке.
Они добежали до станции и спустились в подземку по неработающему эскалатору. Здесь звуки взрывов стали приглушенными, зато куда сильнее ощущалась вибрация от взрывной волны. Всё содрогалось – сверху, по бокам и даже снизу, словно эти бомбы рвались в самой преисподней.
В метро уже собралась приличная толпа. Люди старались жаться к стенам, как будто там было безопаснее. Некоторые ушли вглубь тоннеля, но там уже не работало освещение, поэтому смельчаков нашлось не много. На станции же лампы пока еще неуверенно горели, мигая при каждом взрыве.
Анна вместе с папой помогли матери сесть на пол у стены. Сразу подбежал какой-то парень, сорвал со своей головы бандану и перевязал рану. Кровь перестала сочиться. Теперь можно было дождаться, пока закончится бомбардировка и подоспеет медицинская помощь.
Шли минуты и часы, грохот снаружи не стихал, с потолка иногда сыпались порции пыли и мелких камешков. В метро почти никто не говорил. Большинство людей лежали на полу, подложив под голову одежду или сумки, и как-то умудрялись спать. Анна заметила, что и сама погружается в состояние не то дремоты, не то транса, а канонада взрывов уже становится чем-то привычным.
– Это еще что… – внезапно произнес, ни к кому конкретному не обращаясь, сидевший неподалеку седой мужчина в пыльном пальто. – За городом вообще всё ядерными боеголовками утюжат.
– Тебе откуда знать, маразматик старый, – мрачно отозвался женский голос.
– Дочка успела позвонить. У них из окна военную базу было видно на горизонте. Вот туда и палили ракетами, – старик вздохнул и добавил тихо: – Не отвечает больше ее телефон…
Анна решила улечься на прохладный пол. Отец продолжал сидеть у стены, устроив маму на своем плече. Все вновь замолчали. Война продолжалась уже несколько лет, но где-то далеко и достаточно вяло: до сих пор дело ограничивалось локальными стычками на границах враждующих стран. Давно уже мир разделился на своих и чужих, политики и журналисты только и твердили о необходимости уничтожить врага, градус напряжения всё нарастал, пока не наступило кошмарное сегодня: целые города стирали с лица Земли.
Задремавшая Анна проснулась от того, что пол под ней заходил ходуном. Это было похоже на землетрясение – она однажды уже ощутила, что такое сейсмические толчки, когда пару лет назад вместе родителями ездила на отдых. Но в Тулааре такого никогда не происходило.
Мама настороженно подняла голову с папиного плеча.
– Оливер, что это?
– Высотка, похоже, рушится, – выкрикнул кто-то из толпы.
В следующую секунду громыхнули падающие тонны бетона, и со стороны входа на станцию поползло облако пыли. С лампы на потолке посыпался дождь искр, после чего свет окончательно погас.
От пыли нещадно спирало горло, Анна пыталась дышать сквозь ткань своего рукава. Другой рукой она держала мамину ладонь, боясь окончательно потерять ориентиры в темноте. Только лишь пыль начала оседать и сверху появился маленький клочок тусклого дневного света, пробивавшегося в вестибюль, как внезапно к монотонному гулу взрывов присоединился другой звук – резкий, словно кто-то ломал огромное сухое дерево. Еще миг – и потолок станции рухнул, погребая под собой сотни людей.
По всей видимости, Анна потеряла сознание на несколько минут. Она оказалась в темном и тесном пространстве, где едва можно было пошевелиться. Ноги и вовсе намертво прижало к полу какой-то балкой.
– Кто-нибудь… – вместо крика из горла вырвался тихий хрип.
Сначала к ее плечу прижималось что-то мягкое и теплое, но постепенно оно остывало. Анна лежала в западне бесконечно долго, слушая глухой грохот взрывов. Помутившееся от боли и недостатка кислорода сознание уже не могло определить, день на дворе или ночь, и сколько вообще прошло времени после обвала. Быть может, сутки или двое Анна множество раз проваливалась в беспамятство и приходила в себя, пока ее тело продолжало цепляться за жизнь. В какой-то момент остатки ее сознания заметили, что взрывы становятся реже. Наконец, они прекратились совсем.
Прошло еще какое-то время, прежде чем где-то рядом послышались голоса.
– Живые есть?!
И снова тишина. Анна попыталась из последних сил подать хоть какой-то голос, но получилось лишь закашляться. Тем не менее, ее услышали. В следующие несколько часов поблизости сновали какие-то люди, шумели моторы, и, наконец, вместо затхлой темноты Анна почувствовала свет. Он почти ослеплял даже сквозь веки, которые уже не было сил поднять.
– Скорее, носилки! У нее есть шанс!
До нее дотрагивались, ее положили на что-то мягкое и куда-то понесли. Анна не видела, что с ней происходит. Вскоре пропали и звуки.
***
Анна открыла глаза. Прямо над ней жестким белым светом горела продолговатая люминесцентная лампа. В голове и ногах ощущалась тупая боль. Сил хватило только на то, чтобы повернуть голову сначала влево, затем вправо. В помещении без окон вдоль стен, выкрашенных светло-зеленой краской, стояло с десяток коек, на которых лежали люди. У всех были перебинтованы разные части тела, а у изголовий возвышались стойки с капельницами.
– Мама… Папа… – слабым голосом позвала Анна.
На соседней койке прочистил горло мужчина средних лет. Его голова была наполовину забинтована вместе с левым глазом.
– Из метро достали только четверых выживших – тебя, меня и вон тех двоих, – он показал рукой на молодого парня и женщину, лежавших у противоположной стены. – Если это не твои родители, то мне жаль.
Анна все же приподняла голову и еще раз вгляделась во все лица. Может, ее сосед ошибся, и они просто спят где-то рядом? Нет, никто из этих людей определенно не был ее мамой и папой. Стены и потолок начали медленно плыть по кругу, и Анна вновь опустила голову на подушку. По всей видимости, у нее было сотрясение. А ноги отзывались резкой болью при малейшей попытке пошевелить ими.
– Где мы? – спросила она.
– В госпитале, – ответил всё тот же мужчина с перебинтованным глазом. – Нас солдаты нашли. Это военная база, точнее, ее подземная часть. А там, наверху… ничего не осталось… – его голос дрогнул. – Ничего не осталось от Тулаара…
Анна неподвижно лежала с закрытыми глазами, пока с соседней койки доносились едва слышные всхлипы. Она бы хотела сама пустить хоть слезу, но внутри было абсолютно пусто, только путанные мысли проносились в голове – о том, дар или наказание быть живой тогда, когда всё, что она имела и любила, мертво. Ее родители были молодыми и счастливыми. Анна была уверена, что они доживут до глубокой старости, путешествуя и занимаясь любимыми делами. Отец работал инженером в строительной компании, а мама рисовала картины и в последнее время пробовала писать пьесы. Все одноклассницы завидовали тому, что Анна могла ничего не скрывать от своей семьи и в любой ситуации получала мудрый совет и поддержку. Сейчас ей почему-то вспомнилась фраза, которую папа однажды сказал после ее первой школьной драки: «Запомни, милая, даже если небо упадет на землю, ты должна оставаться достойным человеком. Ведь самым суровым судьей всегда будет твоя совесть».
***
Когда срослись сломанные кости и затянулись раны, Анна впервые после бомбардировок поднялась на поверхность. Из подземных помещений наверх вела бетонная лестница, которая упиралась в тяжеленную дверь из металла в полметра толщиной – благо, она почти всегда была открыта. Было видно, что бункер в свое время основательно готовили к массированным ракетным ударам: после двери пришлось преодолеть еще одну лестницу, чтобы выйти из укрепленной бетонными блоками ямы.
То, что увидела Анна, напоминало мир из компьютерных игр про апокалипсис, которыми увлекались все парни в ее школе. И она сама себе напоминала героя этой игры: на ней была камуфляжная форма не по размеру, пропахшая сыростью – всё, что смогли для нее найти на уцелевших складах военной базы. Брюки еще были впору, зато рукава куртки приходилось закатывать. Волосы после всего пережитого ломались от малейшего прикосновения. Анна старалась лишний раз не расплетать косу, но прическа все равно выглядела неопрятно: обломанные волоски торчали тут и там в разные стороны.
На территории, где раньше располагались здания базы, пара бульдозеров разгребала обломки. Несколько десятков солдат вручную сортировали строительный мусор, откладывая то, что еще можно было использовать повторно.
Анна медленно огляделась, всматриваясь вдаль. Солнечный свет едва пробивался сквозь серые облака, но она все же смогла определить стороны света. Тулаар должен был находиться на юго-западе от военной базы. Его высотные здания всегда виднелись издалека, но сейчас на том же месте торчали лишь уродливые огрызки стен, которые по какой-то причине еще не рухнули.
Где-то там был и дом Анны в уютном старом районе – вернее, теперь-то его уже наверняка не было. Как не было и мира, в котором она жила – остался только тот, где ей придется стараться выжить.
– Пековски! – раздался женский голос со стороны входа в бункер. – Анна Пековски, вот ты где!
Миниатюрная женщина, едва ли не меньше самой Анны, выглядела, как подросток, только отчетливые морщины на лице намекали на ее истинный возраст. Да и погоны, как смогла определить Анна, у нее были явно офицерские.
Она подошла к Анне и повела ее за локоть внутрь со словами:
– Лучше не оставайся долго на улице, радиационный фон всё еще повышен. Пойдем, тебя нужно распределить куда-нибудь.
Анну привели в один из отсеков бункера. В небольшом помещении не было ничего, кроме письменного стола с горой бумаг и пары стульев. На стене под потолком гудел вентилятор, спрятанный за массивную ржавую решетку.
Женщина расположилась за столом и жестом велела Анне сесть напротив.
– Как себя чувствуешь после ранения? – спросила она, листая потертый журнал.
– Неплохо, – пожала плечами Анна. – Ноги еще болят, но я стараюсь много ходить по базе, и с каждым днем мне всё лучше.
Сделав какую-то пометку в журнале, офицерша спросила:
– Тебе шестнадцать, если я не ошибаюсь?
– Да.
– Выжившие родственники есть?
– Нет.
Женщина что-то задумчиво промычала, монотонно стуча колпачком ручки по столу.
– Смотри, Анна, – наконец, произнесла она, – в Тулааре осталось лишь несколько более-менее целых зданий, куда сейчас расселяют выживших. Там есть приют для несовершеннолетних. Его воспитанников не разрешается привлекать к работам по восстановлению города. Скоро из нашего госпиталя выпишутся еще пятеро подростков, и если ты хочешь, чтобы тебе хватило места, нужно поспешить.
Анна невольно скорчила такую гримасу, что офицерша ухмыльнулась.
– Второй вариант: ты остаёшься здесь, но придется много работать. Кухня, уборка, стирка – на это всё катастрофически не хватает рук.
Долго раздумывать Анна не стала.
– Пожалуйста, оставьте меня на базе. Я не хочу в приют, – твердо сказала она.
Губы офицерши растянулись в улыбке.
– Я и не сомневалась, что ты примешь такое решение. Давно заметила – ты не любишь сидеть на месте без дела… Прости, я так и не представилась – капитан Сильвия Фараго, – она протянула руку, чтобы пожать ладонь Анны. – По всем вопросам отныне можешь обращаться ко мне.
В тот же день Анну послали ассистировать на кухне, затем до самого вечера она отмывала пол в казармах… Поначалу от тяжелой работы все мышцы ныли так, что ночью невозможно было уснуть. Но день за днем тело привыкало к нагрузкам, и со временем Анна заметила, что ей не хватает физической активности в единственный в неделю выходной.
На поверхности вовсю отстраивалась заново военная база, и едва ли не первым, что возвели солдаты на расчищенной территории, была спортивная площадка. В свободное время Анна приходила туда и забывалась на несколько часов. Она никогда раньше не считала себя спортивной и откровенно недолюбливала школьные уроки физкультуры. Первые попытки подтянуться на турнике, очевидно, представляли собой жалкое и смешное зрелище со стороны. Но здесь побеждали только время и упорство. Поставить себе цель добежать от точки А до точки Б, приказать своим мышцам сделать правильное движение, повторить его определенное количество раз – что могло быть проще в ее разрушенной до основания жизни?
Уже скоро проходящие мимо спортплощадки офицеры с интересом смотрели, как солдаты, обступив турник полукругом, хором считают подтягивания Анны и подбадривают ее возгласами. Сама же Анна во время своих тренировок имела возможность наблюдать за жизнью базы – из кухни или прачечной всё же было непросто это делать. Она слушала, что рассказывают солдаты, кое-что спрашивала у них. Вскоре Анна научилась определять воинские звания и запомнила многих офицеров в лицо.
Среди обладателей высоких погон особенно выделялся один – еще не старый, но совершенно седой мужчина, командир базы генерал Тобиас Кауфман. Если сказать точнее, после бомбардировок он взял на себя управление не только армией: военная база теперь стала центром жизни всей округи. Здесь в подземных бункерах сохранился внушительный запас продовольствия, медикаментов и топлива. То и дело к военным приходили выжившие люди из Тулаара и просили еды или лекарств. Им никогда не отказывали.
Кауфман быстро проявил себя инициативным правителем: первым делом по его приказу отыскалась рабочая техника и грамотные специалисты среди выживших. В считанные недели была восстановлена не только наземная часть военной базы, но и гидроэлектростанция на реке, после чего на окраинах Тулаара стал на глазах расти новый поселок для мирных жителей. Воодушевленный генерал Кауфман набрал к себе в помощники активистов из числа гражданских и бросился восстанавливать всё, что можно было восстановить. Он налаживал связи с соседними регионами, которые хотя бы отчасти уцелели при бомбардировках. Анну поразили данные, озвученные генералом на одном из всеобщих построений: в радиусе трехсот километров сохранилось не более десятка городов и поселений, которые не превратились в пепелища целиком. На остальной территории выжившие люди в основном жили в вырытых землянках, питаясь пойманными птицами и крысами. Генерал с его активистами старались помочь всем. Тех, кто остался без крова, перевезли в города и отправили восстанавливать промышленные предприятия, а когда была проведена дезактивация почвы – огромные пустые степи стали превращаться в возделанные поля.
Жизнь возвращалась в Тулаар, и даже растения, основательно пожженные войной, вновь распускали листья в конце августа. И медленно, нехотя, из возрождающегося города исходила смерть. Тысячи мертвых тел даже спустя месяцы продолжали вывозить из разрушенных районов по мере того, как разбирались и расчищались завалы. По погибшим не проводили панихиду и даже не организовывали кладбище – оно бы просто превысило по площади сам Тулаар в несколько раз. Последним пристанищем для тех, кто не пережил ливень из бомб, стал огромный котлован за пределами города.
Однажды Анна всё же решилась побывать в районе, где когда-то жила. В свой выходной она села в автобус, который дважды в день курсировал между военной базой и Тулааром. Через двадцать минут она уже шла по улице, на которой выросла. Когда-то здесь жались друг к дружке старинные дома в два-три этажа. Гуляя вечерами по выложенному брусчаткой тротуару, можно было позаглядывать в окна, из которых то лилась тихая музыка, то пахло готовящимся ужином, то доносились чьи-то разговоры или семейная ругань. Этот уютный райончик жил как единый организм и, казалось, где-то в недрах под мостовой размеренно билось его сердце.