— Иногда звезды… Это судьба выбирает нас.
Странные слова разбудили меня.
— Что вы имеете в виду, мисс?
— О, знаете, мистер. Кажется, она выбрала сегодня вас. Как радиоантенна, да?
— Или громоотвод? — не подумав, прохрипел я.
Она повернулась, улыбнулась мне и кивнула, но потом её улыбка стала дьявольской.
— Те трое, они все еще на озере, рыбачат. Я собираюсь трахнуть их всех еще раз за бесплатный рыбный ужин, то есть, если в их Хэмптонских писуликах осталось что-то, чтобы трахнуть меня. Надеюсь, что предыдущая ебля оставила им немного сил для следующей.
Я сглотнул от этого комментария.
— Птичка должна делать то, что она должна делать в эти тяжелые времена, да? Домашние гусыни — редкость сейчас, как дерьмо деревянной лошадки, — и она захихикала, как стая грызунов.
Странность момента наполнила мою голову гулом. Ее поза так привлекла мое внимание, что часть меня испугалась, как будто дух какого-то другого существа переселился в сосуд ее плоти. Мой взгляд застыл в оцепенении, когда она нагло провела руками вверх по толстому животу, затем погладила свою грудь; и через мгновение она действительно задрала свой сарафан над грудью, чтобы показать мне все. И все же, именно ухмылка пригвоздила меня к стулу.
— Он часто выбирает меня, — ее слова, казались кудахтаньем, — но сегодня он определенно выбрал тебя. Пальцы одной руки сжимали сосок, плотный, как соска младенца; другая рука неторопливо перебирала мех между её ног.
Я поежился.
— Право же, мисс, вы причиняете мне немало неудобств…
— О, я уверена в этом, дорогуша. Ты мне очень понравился, скромняга, это доказывает, что ты не бандит, — и она рассмеялась. — Я видела тебя сегодня — ты прятался за кустами у озера. Тебе ведь понравилось, что ты увидел, не так ли?
В следующий миг мое лицо покраснело.
— О, да, дорогуша, я видела, как ты смотрел, как эти три подонка трахают меня, в том числе и в задницу, и как один из них воткнул в меня удочку, и тебе понравилось то, что ты увидел, не так ли?
Хоть убейте, но я не мог ей ответить, и я мог только надеяться, что не вся ее рука исчезла в ее же лоне. Нет, это было только мое воображение, измученное странностью момента…
Она прекратила самоистязание и поправила свое поношенное платье. Шевелился ли ее большой, натянутый живот, когда я смотрел? Было слышно какой-то слабый звук, похожий на ветер.
— Я надеялась, что ты присоединишься, — сказала она, поворачиваясь ко мне спиной и снова смотря в тусклое окно. — Ты высокий и красивый. О, да, настоящий софист. Но, потом ты будешь дрочить, думая обо мне. И если ты думаешь, что дрочка на мысли о беременной женщине — это извращение… подожди до вечера…
Несмотря на тепло, я вздрогнул от холода.
— Сегодняшнего вечера? — спросил я умоляюще.
Но она уже вышла из захудалого кабинета и пересекла дорогу, ведущую к озеру.
О, Боже.
Неужели ее коснулось какое-то предчувствие? Она говорила так, словно меня ждало что-то мрачное, а что касается ее? Я почувствовал отвращение к своему неудобному, но несомненному возбуждению.
Как это эксцентрично: эта органическая машина, называемая человеческим мозгом, чьи нейротрансмиттеры и гормональное зелье держат хозяина в противоречии с самим собой. Ночь была слишком странной, тошнотворной. Тогда я подумал о беспомощной погоне де Квинси[6] за «драконом», ибо именно сквозь пелену этого наркотика он, несомненно, размышлял о каком-то другом мире гиперреальности, служившем пищей для его искусства; и о бродячих духах, которые взывали к его нищенской кончине, но чьи духи показывали ему его истинную музу, которая живет вечно, в то время как он сам превратился в прах. Что же мне оставалось делать? Язвительному, ворчливому, лицемерному фанатику. Я не мог чувствовать себя ещё более опустошенным. Желание в паху напряглось, порождая стыд и отвращение к самому себе. Чтобы отвлечься, я выглянул в окно. Не было никаких признаков того, что она вернулась к своим поклонникам-реднекам, чтобы удовлетворить свои первобытные потребности. Хотя при дневном свете лес выглядел ярким и роскошным, теперь он казался первобытным, заросшим и искривленным. Сумерки, пробивающиеся сквозь тьму более тягостной глубины, казалось, невозможно было разглядеть в унылом деревянном здании. Я чуть не вскрикнул от внезапного грохота позади меня. Там вспыхнул свет.
— Не нужно сидеть в ентой чертовой темноте, — усмехнулся механик Нейт.
Он вошел через заднюю дверь.
— О, вы напугали меня, — запнулся я.
Мужчина сделал глоток из бутылки.
— Шо вы всё время пишете в ентой книге? Вы писатель?
— Я просто веду дневник моих путешествий, — ответил я, давно научившись никогда не раскрывать свою неуловимую профессию. — Кажется, уже поздно, — заметил я, — но на самом деле это не так. Время — чуть больше восьми.
Он махнул рукой.
— Ой, да шо нам время? Если вы спросите меня, то я скажу, шо ещё очень мало времени. И я чертовски хотел бы, шоб сегодня вечером было чем заняться.
Ругательства раздражали меня.
— Хорошая книга — отличное средство от скуки, — сказал я. — Вы когда-нибудь читали…
— Не, енто не оччень весело, да и у каво есть на енто деньги, а? — а потом он громко расхохотался, хотя я не нашел в его словах ничего смешного.
Затем, однако, почти в унисон мы оба напряглись при звуке длинного деревянного скрипа, как от тяжелой ноги, ступившей на крыльцо снаружи. Мне показалось, что высокая тень начала изгибаться, как лихорадочная галлюцинация. Что-то огромное начало вырисовывается в лунном свете прямо за сетчатой дверью.
— Господи Иисусе! — воскликнул Нейт себе под нос. — Хто, черт возьми…
В нашу обитель бесшумно вошел человек, почти согнувшийся пополам: человек в одежде, сделанной из материала, похожего на брезент палатки, и, кроме всего прочего, он был в фуражке посыльного. Он вошел, согнувшись из-за шокирующей аномалии физического роста; даже внутри он не мог стоять прямо. У меня не было никаких сомнений, что его рост должен быть по крайней мере выше 7 футов[7].
Бусинки, чрезмерно круглых глаз, казалось, щурились прямо из головы, которая казалась слишком маленькой, почти сморщенной. Эти глаза были обращены к Нейту.
— Вечер добрый, сэр. Я прошу прощения и отпущения грехов за любое вторжение, которым я мог бы вас обременить, — произнес он на самом странном древнем диалекте. — Могу ли я поинтересоваться, кто здесь хозяин?
Нейт почесал голову при виде огромного сутулого человека.
— Я управляю заведением, если ты енто имеешь в виду, и… святые угодники, приятель! Никогда в жизни не видел никого выше тебя!
— Бывают гораздо выше, чем я, добрый сэр, вы ещё никогда прежде не видели таких, да? — под мышкой у него было зажато несколько бумажных трубок, и одну из них он развернул одним взмахом огромной руки. — Я прошу вашего разрешения повесить это объявление на окне в обмен, замечу, на бесплатный вход для вас.
Это был плакат с замысловатой иллюстрацией, озаглавленной:
СТРАНСТВУЮЩЕЕ ШОУ О’СЛОНЕССИ!
ЗАГАДКИ ПРИРОДЫ!
ОСТРЫЕ ОЩУЩЕНИЯ ДЛЯ ВСЕЙ СЕМЬИ!
ПРИХОДИ ОДИН, ПРИХОДИТЕ ВСЕ!
— Ну, пощекачи мою палку, карнавал! — в восторге взревел Нейт. — Ентот самый, шо был тута в прошлом году?
— Действительно, сэр, он самый.
— У меня никогда не было вазможности сходить из-за работы, но пара друганов сказали мне, шо енто было охренительнейше! Вы дадите мне халявные билеты и повесите енто на окне?
Высокий мужчина благоговейно кивнул и передал механику пачку билетов.
— Такое великодушие щедро вознаграждается, добрый сэр, и я постесняюсь задерживать вас больше, пользуясь вашей доброй натурой. Bы можете положиться на мое слово истинного джентльмена, что странствующее шоу О'Слонесси будет самым прекрасным, самым совершенным и самым поразительным из всех, какие вы когда-либо могли видеть, — и затем человек повесил плакат за окном так, чтобы он был виден отовсюду.
Мы с Нейтом вышли вместе с ним на улицу, где он теперь мог стоять без помех. Воистину, он был прирожденным великаном, особенно в других местах, когда я заметил, как Нейт бросил короткий хмурый взгляд на промежность титана, после чего мои собственные глаза рефлекторно последовали его примеру. Он пожал каждому из нас руку, его собственные были вдвое длиннее и шире моих, в конце он сказал:
— Джентльмены, я с нетерпением буду ждать встречи с вами на представлении…
На то, чтобы отвлечься, у меня ушло несколько мгновений, потому что, видите ли, промежность его брюк казалась непропорционально большой.
Он ушел широкими шагами Левиафана, рухнул в ожидавший его грузовик со спицами на колесах и уехал.
— Разве енто не здорово? — заметил Нейт, уперев руки в бока. — Похоже, нам свезло в конце концов.
— Удача, кажется, исполнила твое желание, — сказал я, разглядывая плакат.
— Черт, да, большой-большой гребанный сапог мне в задницу!
Я нахмурился.
С взъерошенными от явного сна волосами появился водитель автобуса, и так начался нескромный рассказ Нейта относительно шоу и бесплатных входных билетов.
— Хах! Я бывал на курновале! — сказал водитель. — Он был в…
— Я тоже, — поддержал я, вспоминая подобные бродячие представления, которые периодически посещали район Стэмпер-Хилл. Однако чаще всего я не мог присутствовать на них из — за проклятия писательства, то есть у меня не было на них денег!
Нейт заострил свою вечно ехидную ухмылку.
— Мой друган трындел мне об ентом шоу в прошлом году, и сказал, шо у них была команда карнавальных шлюх!
— Э-э-э, верю, — сказал водитель. — Я ходил на курневул в Брэттлборо, и лилипуткха осушила мои яйца досуха. Да-да. Если бы член был мусором, то кхиски были бы свалкхой. Спросите меня, нет ли луччего места для парня, шобы послать свою сперму на рожи курнешлюх? И я отвечу, да сэр, кур-не-вул!
— Или в их выхлопные трубы!
— Э-э… и в животы, если уж на то пошло!
— Или сразу! Все три!
Я чувствовал себя беспутным. Уровень вокальной вульгарности и в целом испорченного морализма ошеломил меня, хотя, будучи незнакомцем в незнакомой компании, я изо всех сил старался сохранить хоть какую-то манеру поведения. Только когда водитель счел нужным хлопнуть меня по спине, я побледнел.
— Разве не такх, Тощий? — он хрипло рассмеялся. — Тебе когда-нибудь доводилось пристроить своего «питера-соплякха» в пизде курнешлюхи?
Ошеломленный, я смог только неуверенно ответить:
— Мне грустно говорить, но у меня никогда не было подобного опыта…
— Но ты бы не отказался, правда? — спросил Нейт с некоторым беспокойством.
Что же касается возможности пристроить моего «питера-сопляка» в подобное существо, то я хотел ответить, что мысль о том, чтобы такое сделать, была совершенно невозможна. Будучи джентльменом, я должен был промолчать. Однако, будучи «своим парнем», я ответил:
— Ну, конечно…
Механик, раскачиваясь взад-вперёд на каблуках, объявил:
— Шо ж, севодня тебе свезло, патаму шо мы едем! Тот здоровяк дал мне три билета — по одному на каждого из нас.
Водитель разразился радостным криком:
— Я уверен, шо это будет ночка кончуна!
— Мы там немного повеселимся! — и с этим восклицанием Нейт выполнил вокальную демонстрацию, которую, я думаю, называют «мятежным криком»[8].
Я вопросительно поднял указательный палец.
— Я полагаю, вы упомянули что-то о том, что ваш коллега одобрил это шоу в прошлом году?
— О, да, чувак! — глаза Нейта сверкнули, как у лисы в куртнике, когда он посмотрел на билеты. — И видишь ли, моего другана звать Долман Нэйл, он живет в лесах, и он рассказывал мне об ентом самом карнавале в прошлом году, о том, шо там есть денди-шлюхи, но, сечешь ли, он не мог перестать бредить именно об одной из тех шлюх…
Интерес водителя был надлежащим образом задет. Мой, однако, нет.
— Он сказал, шо у них есть одна мелкая блондиночка, шлюха с улыбкой, которая могет остановить тысчу кораблей, и сиськами такими, шо от одного их виду Монсеньор спустит себе в штаны…
Водитель расхохотался.
Нездоровая ухмылка Нейта склонилась к нам.
— Но знаете, шо ишшо?
— Шо? — взмолился водитель.
— Я не смею даже думать об этом, — послышался от меня скрытый сарказм.
Голос Нейта опустился до шепота:
— У неё руки вместо ног…
И без того странное лицо водителя в ответ на загадочные слова Нейта стало ещё более странным.
— Я, наверное, не совсем правильно расслышал. Ты скхазал, руки…
— Я говорю, шо у неё руки тама, где должны быть её проклятые ноги!
— Не может быть!
— Это факт. Долман Нэйл не из тех, хто будет врать.
Хотя моя собственная вера в доверчивость этого мистера Долмана была явно ниже веры Нейта, я слышал о подобных аномалиях, очевидно, основанных на увлекательных исследованиях Йоханнсена и Менделя много лет назад. Теория такова: как только яйцеклетка положительно оплодотворена, дискретные компоненты, называемые «генными маркерами», таинственно активируются. В результате происходит эмбриогенез; однако дефектные генные маркеры могут по множеству причин вступить в игру, вызывая аномальное развитие.
— Едрён-батон, я не шучу. Девка родилася с руками вместо ног и без зубов…
— Без зубов, какх так-то? — удивился водитель.
— Ни одного ублюдка в её хайле, нет, сэр! — Нейт развратно заулыбался и закивал головой. — И поэтому она сосет члены лучче всех в стране. Долман рассказывал, шо в своё время знавал немало хороших членососок, но он грит, шо эта девка — луччая и она не берет много денег. И он также рассказывал, шо она показывает крутое шоу…
Водитель скрестил руки на груди.
— Шоу говоришь…
— Ага-ж… И у них там куча «смотровых палаток», как они их называют. За десять центов можно заглянуть и позырить.
Эти слова невольно подтолкнули меня к вопросу, который я не смог подавить:
— Позырить…? Посмотреть. Посмотреть на что?
— Позырить, как шлюхи прыгают на членах и проделывают всякие трюки, ну ты знаешь…
— Уверяю вас, я не знаю. Трюки…
Он театрально схватился за промежность и поднял её.
— Это шлюший карнавал для парней с большими херами!
— Ээ-йуху, — дополнил водитель. — А для парней, у которых нет денег, хо-хо-хо… они какх раз зырят и работают рукхой.
— О, — пробормотал я.
— Едрён-батон, — раздраженно продолжил Нейт, — и ента блондиночка, ента девка с руками вместо ног? В своей палатке она обслуживает сразу четырёх парней. Сечёшь?
Сначала дедуктивный вывод, потом ужасная картина сформировалась в моём сознании.
— А, понятно…
— И, как я уже сказал, у этих парней очень большие херы, и они, видите ли, шлепают на неё своей спермой и называют это «камшотом». Бля. Долман сказал мне, шо бедная девка выглядела, как чертова булка с ромом, когда эти каскадёры кончили.
Водитель рассмеялся.
Конечно, это не было моей стихией, но я твёрдо решил пойти с ними, поскольку Нейт сделал вывод, что на бесплатном билете было и моё имя. Меня интересовала только смена обстановки и, возможно, если позволят финансы, засахаренное яблоко. А «смотровые палатки» и «хо-хо-хо» я, пожалуй, оставлю им.
Нейт хлопнул в ладоши, будто сделал пистолетный выстрел.
— Ну, так шо же мы ждём, парни? Это недалеко, и у меня есть грузовик.
— Премного благодарен, что берете меня с собой, — ответил я.
— Иии… — в который раз добавил водитель, и, ради Бога, он снова потёр промежность! — Мне точно нужен хорошей кончун.
Нейт нащупал в кармане ключи.
— Я надеюсь, шо блондиночка с руками вместо ног будет там в ентом году.
За мгновение до этого мой взгляд вернулся к рекламному плакату.
— Если он актуален, я бы сказал, что нам повезло.
Оба мужчины подошли ближе, когда мой палец привлёк их внимание. Плакат оказался сложным художественным произведением и, в частности, спиралью подробных эскизов-иллюстраций, которые обеспечили привлекательную границу для сенсационной надписи. Также добавлю, что художник продемонстрировал выдающийся талант, сродни гибридизации Dore и Brundage: вызывающий воспоминания и, если угодно, слишком подробные представления репертуара персонала карнавала. Именно сейчас я погрузился в изучения плаката, как и мои спутники. Это была богатая и гротескная картина, которая сформировала куртиляж плаката, начиная с, во-первых, типичных: Бородатая женщина, Русалка из Понапе, Старейший в мире человек, Шпагоглотатель и 500-килограммовая женщина; с вкраплением двуглавого скота и странной комнаты, предлагающей банки с различными аномальными плодами; затем более детально прорисованная женщина с мертвенно-бледной кожей и впалыми глазами (Трупесса, воскрешённая из лап смерти Африканской магией!), озорная маленькая девочка (45-летний ребёнок!), призрачный трёхглазый мужчина (Три-Клопс!) и в самом низу — причина моего удивления: Блисс! Девушка с руками вместо ног!