Человек, скрывающийся на нижних палубах фрегата Тринадцатого легиона «Пламя», забыл свое имя много лет назад, когда апотекарии вырвали его из числа сородичей и сделали его тем, кем он стал. Но он выбрал себе новое имя после того, как проявилась его судьба, полная скрытых истин и горькой иронии. Он называл себя Заветом, потому что он был, пожалуй, единственным разумным во всей галактике, который знал правду об Ультрамаринах.
Даже сейчас, спустя столько лет, Завет не знал наверняка, почему он смог про эту выяснить. Он был слишком занят сохранением своей жизни, чтобы выяснить происхождение этих знаний. У него были предположения — нарушения генетического семени, латентные пси-способности или просто шутка Темных Богов. Но, так или иначе, он видел узы генетического и колдовского происхождения, которые связывали весь Тринадцатый Легион вместе — и что еще хуже, он видел руку, которая держала их. Он знал, что Жиллиман не умер, и что Духовный Сюзерен не чувствовал ничего, кроме холодного презрения к своему Легиону, манипулируя им из своей стазисной гробницы до некоего непостижимого конца… отблеск которого Завет увидел в те последние минуты, прежде чем безумие дало ему силы вырваться из камеры и проложить кровавый путь к выходу из лаборатории.
После многих лет бегства по Губительному Шторму, избегая охотников, как смертных, так и бессмертных, Завет наконец добрался до Калта, думая обрести безопасность в тени Пожертвованного Сына. На какое-то время это сработало, но затем Марий Гейдж объявил начало Тёмного Крестового Похода. Завет прекрасно знал, какой ужасной силе противостоял Гейдж, но в темных знаниях, бурлящих в самых хаотичных частях его разума, он думал, что нашел способ положить конец охоте на свою жизнь. Способ для Мария победить и освободить Ультрамаринов от оков их бессмертного лорда. О подобно он прежде даже и не мечтал, но его видения не лгали
И поэтому он спрятался на борту «Пламени», скрывая свое присутствие оберегами, которые он узнал от колдунов и демонов в обмен на темные дары. Целые месяцы он провёл в кругу, пока звездолёт пересекал Губительный Шторм с армадой Черного Крестового Похода, скрывая свои мысли, чтобы не выдать своё присутствие его охотникам. Но теперь пришло время выйти, чтобы добраться до летных палуб и найти путь вниз к планете внизу. «Пламя» дрожало от битвы с оборонительным флотом, и путешествие Завета могло бы закончиться тем, что шальной выстрел пробил бы корпус фрегата и взорвал его ядро Варпа. У него не было никакого плана, кроме как «добраться до Гейджа и помочь ему победить», но он давно понял, что составление подробных планов дает только обратные результаты, поскольку его враг был тем, кто все еще присутствовал в его собственной голове. Он проверил свою экипировку и вышел из круга…
… И тут же его встретила высокая фигура, перекрывшая весь коридор, примерно в тридцати метрах впереди. Завет застыл в его следах, когда он узнал фигуру (которой раньше не было). Он знал о них — четырёх могучих и ужасных, безмолвных аватарах воли Темного Повелителя Хаоса. Незваный гость имел гуманоидную фигуру и внешне походил на космического десантника, но никто никогда не мог принять его за легионера. Это была сущность, выбравшаяся из бездны ада, проецировавшая образ того, что когда-то было, чтобы иметь возможность ходить в измерении, где встречались боги и смертные, и излучавшая силу. Как чудовище прибыло на «Пламя» так, чтобы каждый псайкер на борту звездолёта ничего не почувствовал, Завету было не ведомо, но он понял, кто это возник в коридоре.
Тетрарх.
Больше всего на свете Завет хотел броситься наутёк. Из его логова были и другие пути, и он мог обогнать каждого охотника, если ему не удавалось его победить. Но он знал, что это не сработает с Тетрархом. Всю свою жизнь Завета преследовали кошмары о четырёх Князях Демонов — невероятно больших силуэтах, которые, не останавливаясь на мгновение, приближались к нему все ближе и ближе. Астартес не знали страха, но Завет не был Астартес. Он был Эвокатием, и в его тело вживили лишь часть генного семени Жиллимана, а потому он слишком хорошо знал страх. Вид чудища, заблокировавшего коридор, вызвал у него всепоглощающий ужас.
Но, возможно, это было потому, что он знал страх и, следовательно, мужество. Возможно, это было потому, что он знал, что должно было случиться, и не хотел жить, чтобы увидеть это. Или, может быть, это было просто потому, что ему надоело бежать от монстров, которые охотились на него всю жизнь. Так или иначе, Завет не попытался сбежать.
Эвокатий упорно сражался с Тетрархом — молодое ответвление генолинии Мстящего Сына против одного из величайших лордов Легиона. Он использовал все уловки, которые он накопил за свой долгий побег — и он накопил их много. Он метал бомбы, которые взорвались с пронзительным криком освобождённых демонов; он говорил слова силы, которые заставляли металлические стены изгибаться и трещать; он даже выстрелил из ружья, созданного для убийства бога-царя планеты. Но Тетрарх просто продолжал идти, никогда не замедляясь, никогда не ускоряясь, и любой нанесенный ему вред, казалось, исчезал, стоило Эвокатию лишь отвести от него взгляд. Когда весь запас уловок Завета завершился, он выхватил свой клинок — его самое старое оружие, поднятое с трупа Легионера, который пытался помешать ему убежать из биолабораторий, — и напал, крича от ярости, ужаса и ненависти. Тетрарх с легкостью отбил его атаку, разбив меч единственным ударом, даже не напрягаясь.
Сила столкновения сбила Завета с ног. Он повернулся, решив хотя бы увидеть свою смерть, и увидел, как бронированная рука монстра приближалась к его голове.
Эта рука была последним, что видел Завет перед тем, как его поглотила тьма.
На орбите сражение продолжалось, и, несмотря на потери, которые они понесли, звездолёты Калгара все ещё не позволяли добиться противнику полного превосходства в комоса, из-за чего армада Тёмного Крестового Похода не могла просто так разбомбить всю поверхность Макрейджа. Однако звездолёты, защищавшие планету, не могли контролировать все подлёты к ней всю планету, и один космический корабль, на котором были отчетливые следы влияния Тзинча, отделился от армады Тёмного Крестового Похода и направился к северному полюсу планеты. Над замерзшей пустошью, которая покрывала этот район Макрейджа, от звездолёта под названием «Зазывающий шепот» отделилось несколько самолетов, которые медленно и целенаправленно спускались к лишённым обороны ледяным равнинам.
На них летел колдун Хаоса, которого звали Обердей, Оракул Фароса, и его отряд из культистов Тзинча и Нерождённых. Оракул уводил свои силы дальше на север, прорываясь через воющий ветер, порожденный жертвоприношениями душ недостойных Темным Богам. Обердей прибыл на Макрейдж с одной и только с одной целью, и ничто не остановило бы его на этом пути.
Зов горел у него в голове.
Он слышал его постоянно, с тех пор, как его привели в Фарос и заставили слушать пси-маяк. Зов эхом отозвался внутри его черепа, ни на секунду не исчезая. Это был психический зов, маяк, который притягивал орду Великого Пожирателя из невообразимой тьмы за пределами света самых дальних звезд. Это был сигнал, который ознаменовал конец всей жизни в галактике, и он был достаточно громким, чтобы время от времени заглушать даже голос Тзинча.
В редкие моменты ясности Обердей знал, что он сошел с ума. Он знал, что его враги изо всех сил пытались найти смысл его поступков, и знал также, что они не найдут ничего, потому что его просто не было. Его рассудок перепрыгивал с одной цели на другую, чтобы просто занять себя и попытаться заглушить шум зова своими собственными мыслями. В других случаях его тянуло в ту или иную сторону, не зная, что он должен был делать, пока он не достиг своей цели. Его последователи думали, что он был таинственным и скрытным, чтобы не позволить предать себя, но на самом деле Обердей искренне не знал, что делал большую часть времени. Только после этого он понял цель своих действий, хотя была ли это действительная причина или что-то созданное его разумом для оправдания его собственного безумия, даже он не знал.
Но на этот раз все было иначе. Он знал, почему он прилетел в Макрейдж, почему он отозвался на призыв Гейджа, хотя его не пригласили. Пожертвованный Сын принял его присутствие настороженно, и Обердей знал, что за ним следят, на всякий случай. Это было прекрасно — его присутствие на Макрейджу действительно помогло бы делу Гейджа, хотя военачальник не мог этого предвидеть.
Повсюду вокруг Обердея и его отряда замерзшие опустоши северного полюса Макрейджа простирались от горизонта к горизонту. Явления, очень похожие на северные сияния, освещали небесах, и, когда облака расходились, в этом свечении можно было разглядеть ужасные формы. Кошмары Тзинча в свите Обердея болтали между собой, говоря о том, что Боги смотрят на них свысока с одобрением, с ненавистью или с тем и другим одновременно. Смертные культисты дрожали от леденящего холода — более половины из них уже погибли, их замерзшие тела остались на льду. Только Десантники Хаоса молчали, их болтеры держались наготове, зная лучше, что не стоит предполагать, что они в безопасности по той причине, что никакой непосредственной угрозы незаметно.
Без предупреждения Обердей остановился. В том месте, где он стоял, не было ничего особенного, но его свита не стала об этом спрашивать и по его жесту отступила назад, создав оборонительную позицию на некотором расстоянии позади него. Хотя вьюга ограничивала видимость, Обердей ощутил, как будто он остался наедине с шумом в своей голове.
Оракул опустился на колени и провел рукой по поверхности льда, расчищая её от снега, чтобы обнаружить кристально чистую замерзшую жидкость под ним. Несколько секунд он вглядывался в безжизненные глубины под ногами, прежде чем снова встал и принялся размахивать посохом над головой, держа его обеими руками. Звук зова становился все громче и громче, пока руки Обердея и его глаза не начали дрожать в такт ему. С громким криком он ударил посохом о лёд, направляя силу вызова вниз вместе со всей психической энергией, которую он мог собрать. С небес обрушилась молния и ударила в посох, пройде по его длине в лед, используя саму душу Обердея как канал для прохождения. Целые глыбы льда испарились, и поверхность треснула в момент расширения облака пара, от чего осколки замерзшей жидкости полетели во все стороны. И из глубины поднимались чудовища, взбираясь по разбитому льду.
Несколько веков назад, когда Флот-Улей «Бегемот» вошел в Губительный Шторм и атаковал Макрейдж, мириады жизненных форм тиранидов прибыли на планету. Среди них десятки тысяч приземлились на северном полюсе, поскольку чужеродный Разум Улья был сведен с ума Губительным Штормом и не действовал со злонамеренным коварством, которое он в дальнейшем покажет по всей остальной галактике. Эти тираниды попали в ловушку из жестокого климата, усугубленным ритуалами Колдунов Хаоса, и оказались заточены подо льдом. Ультрамарины предполагали, что они мертвы, но споры Великого Пожирателя были более живучими, чем они ожидали. Большинство мелких существ действительно погибло, но остальные выжили, вступив в спячку и пережив неестественный холод.
И теперь они поднялись на поверхность, прислушиваясь к зову, исходящему из души Обердея.
Их было сотни, тысячи, и среди них был один выше, чем кто-либо другой, огромный Карнифекс, у которого оставался только один глаз. Это было существо, известное Ультрамаринам как Старый Одноглазый, зверь, который сражался с правителями Лаписа и убил шестерых из них, прежде чем покинуть демонический мир, когда флот Улья достиг Макрейджа. Его панцирь был покрыт шрамами, оставленными бесчисленными попытками убить его, включая несколько ран, которые все еще пылали колдовским пламенем, где он был задет проклятым оружием, пропитанным Варпом. Старый Одноглазый закричал, когда он поднялся, и лед трясся и рассыпался, освобождая еще больше тиранидов, прислушивающихся к зову этой биологической боевой машины.
На мгновение Оракул ждал когтей и клыков, которые покончат с его жизнью, считая, что что наступил момент смерти. Но ксеносы прошли мимо него, казалось бы, не видя его или, по крайней мере, не признавая его врагом. Обердей рассмеялся неверующим, безумным смехом, даже когда его тираниды разорвали его сопровождение. Он не заботился о их смерти, даже когда они звали его на помощь в последних мгновениях своей жизни. Ему было все равно, потому что впервые за многие тысячелетия шум в его голове затих.
Оставшийся в одиночестве на льду Оракул Фароса рассмеялся, когда чудовища, которых он освободил от своего многовекового сна, продолжали продвигаться на юг, притягиваясь к теплу, шедшему от разросшихся городов Макрейджа, и алча добычи.
И, наконец, наступила тишина.
Тиранидам северного полюса не хватало полноценного руководства, но в их рядах было много Воинов, хотя синаптическая сеть все еще была нарушена зловещими излучениями Губительного Шторма. Этого было достаточно, чтобы препятствовать тому, чтобы низшие звери поворачивались друг против друга, и войско тиранидов направился на юг, стремясь уничтожить все на своем пути, подчиняясь некоторому укоренившемуся инстинкту, который не исказил даже безумие Макрагге. Ученые и еретехи потратили много лет, пытаясь понять, почему тираниды в первую очередь прилетели в Губительный Шторм и, в частности, высадились на Макрейдж, но им не удалось найти какое-либо объяснение, более удовлетворяющее, чем недовольство Темных Богов. Это мнение никто открыто не высказывал на Макрейдже, чтобы не навлечь на себя гнев Ультрамаринов, но она всё же была популярна среди культистов, подталкивая их к еще большему развращению, чтобы вернуть благосклонность Пантеона. И когда пришло известие, что Великий Пожиратель вернулся в самый темный час Макрейджа, началась паника, и армии были отправлены на север, чтобы противостоять новой угрозе. Но прежде чем ксеносы сможет дойти до разросшегося мегаполиса, им предстояло пересечь регион, который прежде называли Иллирия, а теперь — Раздробленные земли.
Иллирия — Раздробленные земли
Десять тысяч лет назад, до того, как капсула с Робаутом Жиллиманом рухнула на Макрейдж, Иллирия была известна как «страна бандитов» — дикие земли, где варварские племена сражались друг с другом ради славы и иногда отправлялись на юг, чтобы совершить набег на более цивилизованных соседей. Затем пришел Жиллиман и поставил племена на колени — только для того, чтобы свернуть военную кампанию и броситься обратно домой, когда вспыхнул бунт в Макрейдж Цивитас, вдохновленный Бе’лакором, в ходе которого город объяло пламя, а приёмные родители примарха погибли. В последующие годы Жиллиман так и не вернулся в Иллирию, хотя он послал армии и дипломатов, чтобы закончить начатое и сделать Иллирию частью царства Ультрамар. Но шепот инакомыслия не умолк здесь даже тогда, когда Марий Гейдж пожертвовал собой на Калте и высвободил Губительный Шторм.
Когда Варп поглотил Макрейдж, Иллирия оказалась под его самым сильным влиянием. Какая бы сила ни сохраняла остальные части планеты от разрушения Хаосом, здесь она не действовала. Сама почва распалась подобно тому, как жившие здесь люди были разделены так долго. Огромные куски литосферы поднимались в воздух, медленно летая по переменчивым путям. Что касается жителей Иллирии, они были превращены в зверолюдей, их генетический код был полностью переписан за считанные секунды, их тела были изменены ужасной силой Варпа — а что касается их душ, мало кто осмеливается представить их судьбу. И, конечно, твари, которые теперь населяют Иллирию, лишены того, что можно было бы считать полноценным разумом.
С тех пор Иллирия стала страной хаоса, раздираемой бесконечными битвами между его чудовищными обитателями. Острова плавающих скал сталкиваются вместе, движимые агрессией их жителей. Каждое чудище Иллирии имеет человеческое происхождение, и ужасы, творящиеся на этой дикой земле, сравнимы с кошмарами демонического мира Гвардии Ворона. Время от времени чемпионы Хаоса отправляются в этот опасный регион в поисках славы путём убийства величайших зверей: лишь немногие из них возвращаются и больше не желают повторить свой поход в Иллирию.