– Ну то, что про нас говорили, что мы оружие и так далее, мы с Варей знали и всегда смеялись над этим. Мало ли что придумают люди! Тем более Химеры любят пускать пыль в глаза, преувеличивать.
Я смотрю на Кевина и понимаю, что не убедила.
– Рассказывай.
– Что рассказывать? Все и так понятно. Химеры заполучили тебя и сестру – два самых сильных дара. Саббатовцы считают, что вас с сестрой готовят для переворота против Сената.
Я не сдерживаюсь и начинаю хихикать. Неужели Ганн серьезно?
– Кевин, это же смешно! Я и Варя против Сената! Ты о чем? Зачем это Химерам, во-первых? Во-вторых, если бы мы были, как ты говоришь, оружием, то нас бы готовили, как солдат. А ничего нет из этого. В-третьих, мы бы с Варей не пошли на революцию. Не-а! Ни за какие коврижки! И в-четвертых, я же смертная! Мой знак был Инквизиторский, ты сам видел! Стоит ему проявиться, как я уйду от Химер.
Я продолжаю смеяться, несмотря на серьезного Ганна, который буравит меня взглядом.
– Мелани, ты всего пару недель у Химер, а уже сомневаешься в себе и своем знаке.
– В смысле? – Я хоть улыбаюсь, но напугана проницательностью Кевина.
Он прав: все эти воспоминания будят во мне плохое, я уже не прежняя Мелани. Я что-то среднее между Аней и Гриффит.
– Короче, не говори Варе, – он серьезно смотрит на меня, выжидая знака, что поняла. И я легонько киваю. – У Химер, как понял, помимо вас есть еще какие-то сильные ведьмы и колдуны.
– Удивил! – Я закатываю глаза, всем видом показывая, что открытия он не сделал.
– Нет, Мел, послушай. Короче, один раз я услышал довольно странный разговор Марго с кем-то по телефону. Ваша Темная не знала, что на мне заклинание всеязыция, и я уже понимаю русский. Среди Химер есть кто-то, кого она назвала Кукольником. Якобы он работает на дистанции в тандеме с Психологом над тобой и Варей. Что пара недель – и ты станешь Химерой, только надо правильно выполнять их инструкции.
Пауза. Кевин смотрит на меня выжидающе, будто я должна охнуть от рассказанного. Но ничего. Не впечатлил.
– И что?
Глупый вопрос, согласна. Но срывается с губ быстрее, чем я успеваю остановить себя.
– Тебе это ни о чем не говорит?
– Нет. А должно?
Кевин жмет плечами и сильнее кутается. Я замечаю, что птицы начинают петь, радуясь приближающемуся солнцу.
– Странно это…
– Что странно? По-моему, нормально, что моя Темная хочет вернуть меня и верит, что я буду Химерой.
Приступ зевоты напоминает, что мы уже полночи торчим на крыльце дома, и уже клонит в сон. В воздухе к тому же становится влажно. Туман выполз медленно, будто дым, из-под земли и стелется легким маревом.
– Психолог, Кукольник… Почему вам ничего не сообщают о них?
Рот, кажется, сейчас порвется. На меня наваливается нереальная усталость. Хочется спать.
– Мне кажется… ты слишком много вообразил… – Зевота мешает говорить. Все, не могу. Пора отчаливать спать.
– Кевин, я спать хочу.
– Я вижу. Сейчас сам пойду.
Не дожидаясь его, встаю, подбираю одеяло пальцами, чтобы не наступить на него грязной подошвой, отмечая, что от тумана ткань стала влажной, а в ворсинках поблескивают маленькие капельки росы.
– Ты в курсе, что Виктор послезавтра приезжает?
А вот это уже шокирует меня больше, чем кукольники с психологами.
– Виктор? Послезавтра?
– Ну то есть, уже завтра приезжает, – поправляет себя Кевин, глядя на часы, которые скрывают под браслетом Инквизиторское солнце на запястье.
– Зачем?
– Как я понял, за тобой. После того, как ушли с холма, он звонил Варе, так как ты телефон отключила.
Стою, убитая новостью. Вот уж кого не хотела видеть, так это Виктора! Полагала, что ближайшую неделю буду в России. Видно, мое пребывание у Темных закончилось. Клан Альфа просят ученицу к себе. Но тут же в мое сознание врывается другая мысль:
– Кевин, а у Рэя когда день рождения?
– Послезавтра.
Я мысленно отмечаю, что, если улучу момент, то позвоню ему.
– Ты дашь мне его номер?
– Мел, – голос Кевина звенит в тишине утра настороженными нотками, – не вздумай звонить со своего телефона.
– Почему?
– Если Виктор или твоя Темная узнают про звонок, ему несдобровать. Тут же побегут к Архивариусам в Сенат.
– Ты прав, – я соглашаюсь, что мысль разумна. С легкостью могу подставить Рэя, им достаточно будет заглянуть в мой телефон. – Тогда как мне его поздравить?
– Я дам тебе свой, если хочешь.
И улыбка расцветает на моем лице. Хочется кинуться Ганну на шею и расцеловать в щеки, но вместо этого шепчу: «Спасибо», – и исчезаю в доме, чтобы выспаться перед отъездом из Вяземки.
– А как тебе эти? – Ева держит в своих длинных изящных пальцах блестящие новые мужские часы.
Я жму плечами и чешу в затылке. По мне, все часы тут хороши.
– Или вот эти? С кожаным ремешком?
– Я бы выбрал стальные. Но откуда я знаю? Может, Рэй любит кожаные ремешки, они удобнее и не звякают. Сама знаешь, как лишний шум мешает, когда выслеживаешь на охоте…
Ева кидает осторожный взгляд на консультанта, которому улыбку будто приклеили.
– Я смотрю, ты очень внимательный друг.
Моя красавица язвит, откидывая прядь волос и открывая взору свою белую изящную шею. Хочется приникнуть к ней губами, почувствовать, как бьется пульс, и вдохнуть запах духов, который сплетается с ароматом ее тела.
– Ева, не понимаю, зачем столько стараться? Даже если мы купим женские часы или вот эту вазу, он не заметит.
Я киваю на огромное фарфоровое чудовище какого-то сумасшедшего новомодного дизайнера. Объект современного искусства встречает всех входящих своей пузатой формой, заставляя шарахаться в сторону или удивленно пялиться.
– Впервые в жизни мы можем сэкономить на подарке, – улыбаюсь Еве, но та возмущенно ударяет меня по плечу.
– Прекрати, Стеф. Как ты можешь шутить на эту тему?
– А что еще остается? – Я отворачиваюсь в сторону витрин с другими часами, в то время как Ева возвращается к вопросу, какие часы подарить Оденкирку: стальные или с кожаным ремешком.
Я слышу, как она говорит: «Берем вот эти». Оборачиваюсь и вижу, что кожаные убираются на прилавок, а стальные отправляются на упаковывание.
– Я заплачу, – бурчу, пока Ева не успела расплатиться за наш общий подарок. Знаю, что после бутика будет снова возмущение: «Стефан, я вполне могу и сама заплатить». Но мне все равно. Порой моя женщина забывает, что она МОЯ женщина, выдвигая всю свою независимость на первый план.
Пока с моей карты тает значительная сумма, Ева следит за тем, как упаковывают часы. И вот, держа бумажный пакетик с подарком для Оденкирка, подходит ко мне. Сейчас начнется.
– Я тебе деньги переведу в Саббате.
Сказано не для того, чтобы уверить меня в своей честности, а как напоминание, что подарок общий. Молчи, Стеф, не возражай. Иногда Ева раздражает этим. Хочется, чтобы она дала слабину, и я мог побаловать ее подарками, заплатить за ужин, чтобы вспомнила, что мужчина – я, и могу себе позволить дарить и заботиться о своей женщине. Хотя тут подарок для Оденкирка… Бог с ней! Пускай переводит, если хочет, если это принесет ей удовлетворение. Иногда кажется, что Ева никогда не выйдет за меня. Так и будет держать на расстоянии.
– Надеюсь, Оденкирку понравится. Если нет, подарю эту вазу. И пусть не вякает потом.
Достаю телефон и щелкаю на мобильник фарфоровое чудовище.
– Я смотрю, мистеру понравилась наша ваза.
Оборачиваюсь в немом шоке на голос продавщицы. Нет, не показалось, она серьезно.
– Очень. Я в восторге от этого… объекта!
– О! Это работа известного итальянского скульптора. Называется «Пунктуальность».
– Ну да… Я только так пунктуальность и представлял.
Пузатое чудовище с зеркальными выемками в виде глаз и шипами смотрелось несуразно в строгом швейцарском бутике часов. Понятно, что эта ваза попала сюда не случайно: наверняка, стоит дорого, либо этот самый «известный скульптор» хотел избавиться от неполучившегося творения и подарил уродца магазину.
– Стефан у меня ценитель современного искусства, – Ева похлопывает меня по плечу, обращаясь к консультанту. Я еле сдерживаюсь, чтобы не прыснуть со смеха.
– Если хотите, могу дать вам адрес арт-салона этого художника.
– Конечно, давайте! – Ева протягивает руку, и ей на ладонь ложится визитка, которая через секунду исчезает в кармане белоснежного пиджака. – Стефан, я теперь знаю, где искать тебе подарок к Рождеству.
– Даже не вздумай, – протягиваю, мило улыбаясь.
Вот же шутница! Я беру ее за подбородок и, будто бы в благодарность за заботу, целую в губы, хотя оба издеваемся друг над другом. Уверен, в ближайшем будущем в моей спальне появится такое же фарфоровое чудовище, которое я с удовольствием расколочу или передарю Рэю.
Мы шли к ближайшему кафе, шутя и подначивая друг друга.
– Будешь возникать, я тебе скуплю все произведения этого скульптура!
– Все не надо. Только «Пунктуальность»! Я просто в неописуемом восторге от этой вазы. Такая красота зря простаивает! А вообще, тебе стоит навестить этого скульптора.
– Стеф, неужели в тебе проснулся ценитель современного искусства?
– Нет, милая, во мне проснулся Инквизитор. Судя по вазе, с этим скульптором нужно провести обряд экзорцизма.
Ева заливается смехом. Мой самый любимый звук во Вселенной.
– Как ты думаешь, Рэйнольду понравится наш подарок?
– Мне кажется, ему действительно будет все равно. Сама знаешь, чего бы он желал на день рождения.
Ева притихла, и у меня на душе заскребли кошки от недоброго предчувствия.
– Даже не вздумай! Не лезь, куда не просят, – я рычу на Валльде. Это чревато проблемами! Мы и так, можно сказать, отделались легким испугом в суде, а ведь дело могло принять другой, более серьезный оборот. И сейчас я меньше всего хотел, чтобы Ева рисковала или игралась с законом.
– Я и не думаю. Успокойся. Просто мне их жалко… Рэй же без ума от Мелани. И она от него.
– Не надо было этого ублюдка Савова выбирать!
Я не понимаю, почему Ева защищает ее. По мне, Мелани сама виновата. И если ей плохо с Виктором, то так ей и надо! Жаль только Рэйнольда. Понимаю, что у него в душе творится.
– Ты несправедлив.
– Да?! – я восклицаю слишком громко, пара прохожих оборачивается на меня.
– Вспомни, как летом ты торчал на Начале и пытался прорваться ко мне. И каким ты приехал! «Ева, прости! Не могу жить без тебя».
Я останавливаюсь и смотрю в ее жестокое лицо. Ева единственная, кто может меня пытать словами, издеваться, уничтожать, и я не отвечу, потому что, серьезно, жить не могу без нее. Когда она далеко от меня, мне словно воздух перекрывают.
– Не сравнивай нас и их! Мелани выбрала другого, я же тебе не изменял.
– Она сделала ошибку в суде. Так же, как и ты, когда ударил ее. Результат тот же: она сейчас наказана удалением от Рэйнольда.
– Ты, вообще, с чего решила, что она раскаивается в выборе?
– Стефан, я вижу будущее. Там, где Рэй, постоянно вертится Мелани. Она словно призрак возле него. То же самое в отношении нее.
– Ты все еще видишь, как Рэй сжигает Мелани?
Ева отворачивается, пытаясь скрыть печаль на своем лице, но я все равно замечаю.
– Да, вижу. Ничего не изменилось.
И мы скорбно молчим, осознавая, что расставание Оденкирка и Гриффит – лишь начало трагедии. У этой пары нет будущего.
– Стефан! Ева!
И я вздрагиваю от прозвучавшего голоса за спиной. Ее еще не хватало на мою голову!
– Лаура? Ты что здесь делаешь? – Я смотрю, как моя сестра отделяется от компании мужчин, среди которых, уверен, есть очередной любовник, и идет к нам навстречу. Отмечаю, что она изменилась. Стала более красивой, опасной и… опытнее, что ли. В ее движениях появилась какая-то зрелая леность хищницы. Полы красного кашемирового пальто развевались подобно плащу римских полководцев.
– Я тут затем, зачем и вы. Отдыхаю, веселюсь, кушаю шоколад.
– Мы тут не отдыхаем, – Ева холодна и вежлива. Сестра улыбается своей восхитительной улыбкой, под которой скрывается ненависть к моей женщине.
– Да? Тогда зачем?
– По делам Инквизиции, – отвечаю я за Еву.
– О! Наслышана о вас и вашем деле в суде. Поздравляю, что остались живы.
– Спасибо.
– Я бы на вашем месте кутила и праздновала это событие. Избежать костра редко кому удается.
– Не сомневаюсь! Уж кто-кто, а ты, наверное, знаешь, каково это.
Лаура, кидающая оценивающие взгляды в сторону Евы, раздражает меня своей наигранной беззаботностью. Поэтому рефлекторно выдвигаюсь чуть вперед, будто пытаюсь закрыть подругу от сестры.
– Ты давно не был у матери, Стеф. Она о тебе спрашивает, беспокоится.
Я киваю. Моя вина. Я, действительно, забросил маму с этой кутерьмой в Саббате.
– Навещу. Не беспокойся.
– Мать все спрашивает, не женился ли ты? Не обзавелся ли детьми?
Она хитро сверкает глазами.
– Нет, не обзавелся. А вот свадьбу планирую.
Я чувствую, как дернулась Ева, но сжимаю ее ладонь, чтобы успокоилась.
– Ева, дорогая, ты как-то устало выглядишь.
– Ну не всем же выглядеть так потрясающе, как ты.
Женщины улыбаются так, будто готовы разорвать друг друга, дай только повод.
Именно в этот момент к нам подходит мужчина в черном длинном пальто с кейсом и в солнечных очках. Любой Инициированный сразу поймет, что перед ним Архивариус из Сената. Мужчина снимает очки, показывая узкие темные глаза. Похоже, кореец…
– Стефан Клаусснер?
– Да.
– Добрый день. Архивариус Кан Син Гю. Я прибыл по обвинению вас Верховным судом мира Инициированных Святым Сенатом в незаконном убийстве Химеры Макса Бёхайма и в сокрытии улик. В связи с этим вы изымаетесь из мира Инициированных в Карцер до суда. Прошу проследовать за мной.
В воздухе повисает напряженная тишина. Я оборачиваюсь и вижу бледное от страха лицо Евы.
– Кто? – сипит Лаура, будто слова даются ей тяжело. Она тоже стоит ошеломленная и напуганная. – Кто из Химер обвиняет?
– Клан Татцельвурм[4].
– Заклинатели змей…
Я вижу: Лаура знает больше, чем показывает. Не удивляюсь. Оно и так понятно, что Химеры мстят за исчезнувшего Заклинателя, которого я убил летом, когда тот обращал Мелани в Химеру, при этом не закончив обряд и инфицировав девушку, едва не превратив в одержимую бесами. Сейчас Мелани в руках у Химер, и эти твари не упустили возможность отомстить за смерть Заклинателя. Вряд ли они пустят Гриффит как свидетеля. Наверное, наплели Сенату, что я ради забавы прибил Химеру.
Дело дрянь! Я вздыхаю, осознавая, что, возможно, в последний раз вижу сестру и Еву. Молча отдаю пакет с часами невесте и иду за Архивариусом.
– Стефан!
Я оборачиваюсь на крик Евы: она стоит, храбрится, но в глазах стоят слезы.
– Мы вытащим тебя, – внезапно продолжает за нее Лаура. И я не сдерживаю улыбку. Впервые эти две женщины едины и не ссорятся.
Кукольник
Я вся как на иголках: завтра у Рэя день рождения. Сначала хотела схватить телефон Ганна и, не дожидаясь завтрашнего дня, позвонить ему. Но сдержала себя. Потому что это неправильно. Вдруг он не простил меня? А тут я, заранее поздравляющая его. Нет. Лучше сделать это вовремя, чтобы в любой момент, можно было сказать: «А я просто решила поздравить». Детская отговорка, но спасительная. Да и перед Варей не хочется светиться с телефоном: она сразу поймет, что я звоню раньше срока.
Ну и некрасиво поздравлять за день. В итоге, я убедила себя подождать.
На смену самоуговорам пришла нервозность. Я не знала, куда себя деть. Варя, чувствующая вину за то, что высказала свои мысли по поводу меня и моей влюбленности, весь день молчала и не мешалась. Знаю, она заметила мое лихорадочное беспокойство, и ей это не нравилось, но из-за чувства вины она весь день сдерживалась, чтобы не язвить.
Под конец дня я просто с ума сходила и решила позвонить Нине.