– Ладно, я понял принцип, – поднял руки Эзра, – но зачем мне тысячи вариантов выбора, если мне нужен только один?!
– Это свобода, – ответил Марк. – Трудно подобрать лучшее определение для свободы, кроме как возможность выбирать.
– Но если я выбираю один вариант, это ведь не ограничивает мою свободу!
– Согласен. – Марк уважительно покивал головой. – И что же это за выбор?
– Я хочу остаться тут.
– В паршивом Хьюстоне? – ужаснулся Марк. – Да там целый мир! Ты можешь поехать куда угодно и делать что угодно!
– Да нет, тут – это в лавке.
– Почему? – В глазах Кауфмана отразилось искреннее удивление и непонимание. Будто паренек только что сказал ему, что собирается сунуть голову в пасть Алессандро.
– Потому что тут мое место, – пожал мальчик плечами.
– Нет, здесь мое место, – с сожалением покачал головой Кауфман.
– Интересно, а где тогда мое? – снова скрестил руки на груди Эзра.
– Понятия не имею. Знаешь, где ошибка в твоей логике?
– Ну?
– Ты представляешь себе выбор как нечто статичное. На самом деле ты делаешь выбор постоянно. Один и тот же выбор в том числе. Каждое утро, вставая на пробежку, человек делает выбор бежать. Приходя домой после работы, он смотрит на жену и делает выбор любить. Каждый день. Каждую минуту. Или делает другой выбор – не бежать и не любить. Уйти из колледжа – пожалуйста. Осознать в тридцать лет, что надо срочно в колледж, тоже вариант, но чертовски сложный. А что до лавки, так она никуда не денется, в отличие от живости твоего подросткового ума, – Марк ткнул Эзру пальцем в лоб.
– Ладно, согласен, – неохотно признал Эзра, – но мне все же кажется, что ты меня где-то обманул, хотя я и не понимаю где.
– Хотя бы ради того, чтобы понять где, стоит поступить в колледж.
– Знаешь, мне просто немного страшно уезжать отсюда. Тут все такое родное, знакомое.
– Даже жабы иногда перебираются в другое болото. У тебя час, чтобы выбрать колледж!
– Всего час?!
– А что там думать? – пожал плечами Марк. – Кстати, помимо выбора есть еще одна важная причина для поступления.
– Какая?
– Ну, ты сможешь унижать товарищей, которые не поступили в колледж, – хмыкнул Марк. – Это важнее, чем тебе кажется сейчас.
Снова звякнул колокольчик. Оба посмотрели на надпись на табличке, но та не поменялась. В дверь снова протиснулся Алессандро.
– Синьор Кауфман?
– Ну, теперь-то тебе точно нужен яд, – резюмировал Марк.
– Нет, я бы хотел вернуть деньги.
– Что?
– Если это возможно, конечно.
– Я не понял, – прищурился Марк, – что-то не так с плащом?
– Нет, просто…
– Тогда с чего вы решили, что имеете право на эти ваши туда-сюда?! И речи быть не может! – Марк сурово посмотрел на гиганта, тот даже отступил назад.
– Хорошо, извините.
– Почему вы решили вернуть деньги? – спросил Эзра.
– Я же правильно все понял, все ваши намеки, дело в уверенности. В доверии к себе. Плащ – не чудо, вы дали мне больше, и я навечно ваш должник, синьор Кауфман!
– Я бы не стал кидаться такими громкими клятвами, – фыркнул Марк.
– Так или иначе, спасибо!
Гигант попятился и вышел из лавки.
– Ты слышал?! – ликовал Эзра. – Да этот пещерный тролль вернул мне веру в чудеса. Да что там, в людей! Он понял!
– Ему кажется, что он что-то понял. Он просто внушаемый и неуверенный в себе дурачок. Вдобавок трус, не решившийся узнать правду, – возразил Марк из-за газеты.
– Ты как всегда, – махнул рукой Эзра, – ну с чего ты это решил?
– Попробуй угадать.
– Даже не буду пытаться, – отмахнулся паренек.
– Как хочешь.
– Кстати, я определился с колледжем, – похвастался Эзра.
– Осчастливь меня, – абсолютно ровным голосом сказал Марк.
– Очевидно, что если мне нужно максимальное количество вариантов выбора – то нужен лучший колледж.
– Угу, – буркнул Марк из-за газеты.
– А лучший колледж в мире вроде как Оксфорд, – улыбнулся Эзра. Марк выглянул из-за газеты и посмотрел на него с сочувствием:
– Пришло время рассказать тебе о том, что некоторые варианты для твоего выбора определяет выбор твоих родителей, а у тебя и родителей-то нет. Оксфорд тебе не по карману.
Эзра, как ни странно, не расстроился, а только шире растянул улыбку:
– Помнишь Марию? Красотку, которой ты помог стать Мисс мира?
– Не помог, – пожал плечами Марк, – я ее обманул.
– Не важно, она-то думает, что помог! А ценой было одно желание, любое, не противоречащее закону и не наносящее никому вреда. И она, насколько я понимаю, намерена сдержать данное мне слово.
– Так, – Марк отложил газету, – давай уточним. Ты шестнадцатилетний подросток, ну, почти шестнадцатилетний. Она – самая красивая девушка в мире по каким-то там критериям. Кстати, сколько ей лет?
– Двадцать два, – мигом ответил Эзра.
– Итак, самая красивая девушка в мире готова выполнить любое желание подростка, скажем даже так – она полностью в его власти, и он просит у нее – внимание – оплатить учебу в университете?
– Ага! – радостно кивнул Эзра.
– Это ненормально, – покачал головой Кауфман, вернувшись к газете.
Эзра улыбнулся и подошел к окну, посмотрел на улицу. Мимо лавки проходили итальянцы, и паренек пытался понять, чем они отличаются, например, от американцев. Смог бы он понять, что это Милан, если бы не видел надпись на табличке? Потом он вдруг повернулся к Марку:
– Ладно, я сдаюсь. Почему ты так уверен, что Алессандро ничего не понял? Что ничего не изменилось? Что он по-прежнему неуверенный в себе громила?
– Зачем он забрал с собой плащ, если тот ему уже не нужен? – ответил вопросом на вопрос Марк.
– Ну, ты же не вернул ему деньги, – сказал Эзра. – Вот он и утащил его с собой, не зная, что делать.
Марк ничего не ответил.
Глава 11
Звякнул колокольчик над дверью, щелкнула табличка. Марк оторвался от газеты и посмотрел на надпись. Прага.
В лавку зашел Генри. В руках он держал торт «Прага» с четырьмя свечами.
– С днем рождения тебя! – запел он, но Марк его прервал:
– Какой день рождения, ты спятил?
– Вообще-то ровно четыре года назад ты…
– Заткнись, – снова перебил его Марк, указывая куда-то за спину.
Из подсобки выглянул Эзра.
– Генри! – обрадовался он, потом увидел торт со свечами: – А что за праздник?
– Привет, пацан! – косясь на Марка, поздоровался Генри. – Что за праздник, ну так…
– Годовщина знакомства, – подсказал Марк.
– Кстати, а где вы познакомились? – спросил Эзра.
– Да прямо тут, – ответил Марк, снова углубляясь в чтение.
– Я думал, ты уже в колледже. – Генри поставил торт на прилавок и посмотрел на Эзру.
Тот подбирался к торту с видом охотящегося кота.
– В июле-то? – хмыкнул парень.
– Точно, июль, – кивнул Генри. Марк внимательно посмотрел на него из-за газеты. Генри продолжал: – Кстати, куда поступаешь?
– Оксфорд, – ответил Эзра. – Я принесу тарелки и нож.
– Ого, силен! Передавай привет профессору Симмонсу! – крикнул вдогонку Генри.
– Ты учился в Оксфорде? – Эзра выглянул из подсобки.
– Да, а что?
– То, что ты, Генри, живое доказательство того, что высшее образование не делает человека умнее, – фыркнул Марк.
Эзра поставил три тарелки, посмотрел на свечи:
– Кто будет задувать?
– Давайте вместе, – предложил Генри. Марк отложил газету и закатил глаза.
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка. Все трое посмотрели на надпись. Хьюстон. В лавку вошла мисс Хильдшер. Она устало улыбнулась всем присутствующим:
– Добрый день, джентльмены. – Она увидела торт, свечи и неловко помялась на месте: – Я, наверное, попозже зайду.
– У вас какое-то дело? – спросил Марк.
– Да, но это может подождать, – беззаботно махнула рукой мисс Хильдшер.
– Судя по вашей растерянности – нет. Что случилось?
– А что вы празднуете? – невпопад спросила женщина.
– День рождения Генри, – ответил Марк.
Мисс Хильдшер посмотрела на четыре свечи и пожала плечами.
– У него было трудное детство, мы помогаем ему наверстать упущенное, ну вы понимаете, – как-то невесело пошутил Марк, но женщина кивнула так, будто поняла, о чем речь.
– Мы можем поговорить наедине? – спросила она.
Эзра и Генри молча пошли в глубь лавки. Марк ожидающе посмотрел на мисс Хильдшер.
– Я долго откладывала этот разговор. Но однажды это должно было произойти.
– Все когда-то должно произойти, но, может, уже перейдете к сути? – начал терять терпение Марк.
– Мы вынуждены отказаться от ваших денег, – сказала мисс Хильдшер.
– И кто же вас вынудил? – хмыкнул Марк.
– Может, «вынуждены» и не совсем верное слово…
– А может, и совсем не верное. С чего бы вдруг приюту стали не нужны деньги? Сироты кончились? Коммунисты победили? Что?
– Прекратите! – поморщилась мисс Хильдшер. – Просто у нас теперь другой… жертвователь.
– И чем его деньги лучше моих? – удивился Марк.
– Ничем. Просто это его условие, он должен быть единственным спонсором, – наконец сказала она слово, которого избегала.
Марк неопределенно покачал головой:
– Вам не хватало тех денег, которые даю я?
– Хватало, мистер Кауфман, мы очень вам благодарны, ведь вы практически спасли приют, но…
– Но вас замучила жадность? – закончил за нее Марк.
– При чем тут жадность?! – возмутилась мисс Хильдшер.
– Очевидно, что этот замечательный человек предложил вам больше, иначе чего ради вы сейчас переживаете такой стыд. Намного больше.
– Но поймите меня! Если у нас будет больше денег, мы сможем помочь большему количеству детей, предоставить им лучших учителей, нанять хороших специалистов, понимаете?! – Женщина смотрела на него почти с мольбой.
– Конечно, понимаю, – легко согласился Марк. – Именно так и выглядит жадность. Но пусть все будет так, пожалуйста, скажи, что я ошибаюсь.
– Вы это мне? – стушевалась мисс Хильдшер.
– Нет, – холодно ответил Марк.
– Как бы вы поступили на моем месте? – спросила женщина.
– Я бы разобрался в мотивах этого поступка и был бы готов к любому исходу. Что-то еще?
– Да. – Мисс Хильдшер тяжело вздохнула, очевидно, намереваясь сказать еще какую-то скверную новость: – Мы вынуждены будем демонтировать памятную табличку с вашим именем.
– У меня есть памятная табличка? – удивился Марк.
– Да… пока еще есть.
– Да плевать. До свидания. – Марк демонстративно отгородился от женщины газетой.
– Всего доброго. – Мисс Хильдшер тихо выскользнула из лавки.
К стойке подошли Генри и Эзра.
– Да ты врешь! – продолжая какой-то разговор, воскликнул паренек.
– Я всегда вру, – усмехнулся Генри. – Я прямо сейчас тебе вру!
– Подожди… – Эзра задумался, – если ты всегда врешь и прямо сейчас мне врешь, значит, ты говоришь правду!
– Но если я говорю правду, значит, я вру! – улыбнулся Генри.
– Свечи прогорели наполовину, давайте задувать, – предложил Эзра.
– Без меня, – кинул Марк из-за газеты.
– Ну, не порть праздник!
Звякнул колокольчик, на табличке появилась надпись «Багдад». В лавку ввалился какой-то мужчина, выглядящий как бедуин в детских книжках. Он подскочил к стойке и выпалил женским голосом:
– Запечатай выход!
– Клара? – Генри присмотрелся к глазам замотанной в тряпье фигуры.
– Жалюзи, Эзра, – спокойно сказал Марк.
Паренек подскочил к ручке, но не успел. Дверь снова распахнулась, в лавку ворвался такой же бедуин, только бородатый. Генри тут же пнул его ногой в живот с такой силой, что тот вылетел из помещения быстрее, чем в него ворвался. Щелкнули жалюзи. Звуки улицы пропали.
– Еще одним входом меньше, – заметил Марк.
– Не одним, думаю, теперь стоит закрыть все выходы в Ираке, – снимая чалму и тяжело дыша, ответила Клара. Она бросила головной убор и села на пол, привалившись к стойке.
– Привет, – поздоровался Генри. Клара посмотрела на него, потом на торт, прямо у нее над головой:
– Что празднуем?
– Годовщину знакомства, – ответил Эзра.
– Эти женщины, – хмыкнул Марк, – вечно забывают важные даты, да, Генри?
Тот промолчал, покосившись на Клару.
– Тебе принести тарелку? – спросил Эзра гостью.
– Привет, малыш! – только заметив мальчика, поздоровалась Клара.
– Я не малыш, – буркнул тот. Девушка усмехнулась.
– Справедливо, – заметил Марк.
– Прости. Принесешь мне тарелку?
Эзра ушел в подсобку.
– Принесла? – спросил тихо Марк.
– Нет, пришлось выкинуть по дороге, – сокрушенно покачала головой Клара.
– Плохие новости не могут быть бесконечными, – ни к кому не обращаясь, сказал Марк.
Эзра вернулся с тарелкой:
– Свечи почти совсем догорели. Давайте задувать, каждому по одной!
Все присутствующие, даже Марк, приготовились дуть.
– Три, четыре, – скомандовал Эзра.
Огоньки на свечах сначала заплясали, а потом погасли. Генри достал нож и поделил торт на четыре части. Все принялись молча жевать.
– Вкусно, – прокомментировала Клара.
Марк крутил в руках вилку и смотрел на свой кусок, когда снова звякнул колокольчик. Все посмотрели на табличку, но на той не было вообще никакой надписи.
– Эээ, – протянул Генри.
В лавку вошел мужчина в твидовом пиджаке и аккуратных очках. Располагающе улыбнулся, глядя на собравшихся:
– С днем рождения, Марк! Я не опоздал?
Все посмотрели на Марка.
– Нельзя опоздать туда, куда тебя никто не звал, – холодно ответил Кауфман.
– Не будь таким вредным. Может, предложишь мне кусочек торта?
– Кончился, – отрезал Марк.
– Я могу съесть твой кусок, если ты не против, – улыбнулся мужчина.
– Против, – в очередной раз односложно ответил хозяин лавки.
– Ладно, не буду портить вам вечеринку. У меня для тебя письмо, Эзра. – Посетитель достал из внутреннего кармана большой конверт и протянул его пацану. Тот не тронулся с места. Посмотрел на Марка. Марк же пристально смотрел на гостя.
Генри сделал шаг, чтобы забрать письмо, но мужчина отдернул руку.
– Нет, тут написано лично в руки.
Эзра снова посмотрел на Марка. Тот коротко кивнул. Мальчик сделал три медленных неуверенных шага и забрал конверт.
– Был в ваших краях, решил лично обрадовать. Тем более что и повод заглянуть был, так сказать, на огонек, – улыбнулся мужчина.
– Это из Оксфорда, – глядя на конверт, сказал Эзра.
– Именно! До встречи в учебном году! – Посетитель повернулся, чтобы уйти.
– Что это значит? – спросил Генри.
– О, я буду вести у Эзры философию. Жду не дождусь, невероятно талантливый молодой человек. – Мужчина вышел. Наступила тишина.
– Плохие новости не могут быть бесконечными, – неуверенно протянул Генри.
Глава 12
– Почему именно газеты? – спросил Эзра. – Почему не учебник истории, например?
Марк отвлекся от чтения и посмотрел на пацана, потом на газету в своих руках.
– Прекрасный источник информации, – ответил Марк.
– Брось, это же необъективная чушь.
– Именно это и важно.
– Почему?
– Ну вот, например, статья о том, что США собираются бойкотировать Олимпиаду в СССР. Меня интересует не сам факт, а то, как его преподносят.
– И зачем тебе эта пропаганда?
– В ней отражение пропагандиста.
Звякнул колокольчик, щелкнула табличка над входом. Марк и Эзра посмотрели на надпись. Краков.
В лавку вошел ужасный старик в потертом на локтях пиджаке. Он помогал себе при ходьбе тростью и едва заметно подволакивал ногу. Эзра не мог оторвать взгляда от его изуродованного лица. Оно будто было собрано из каких-то неровно сшитых кусков. Кривое, уродливое и страшное. Губ не было вообще, отчего рот становился похож на безобразную неровную щель с торчащими оттуда зубами.
– Пан Кауфман. – Старик попытался улыбнуться, отчего ужасная щель, заменявшая ему рот, стала еще страшнее.