На душе было тяжело. Присев в столовой со своим сухпайком, Рома словно привлёк Лизу. Он уселась рядом с ним, расположив на столе какие-то листы бумаги, на которых принялась рисовать. Недолго думая, Коршунов обратился к ней:
— Как думаешь, почему так произошло?
— Ты про свою девушку? — Горева улыбалась так, словно ничего не произошло. Она сейчас была полной противоположность Роману.
— Можно и так сказать.
— Я знала, что так будет, — девочка пожала плечами и посмотрела на собеседника. — Помнишь заправку, на который мы с Фатимой познакомились?
— Конечно, — Роман был удивлён.
— Я ещё там поняла, что своего братика она любит больше всех на свете. Когда его спасли, она носилась рядом с ним и никому не хотела помогать. А потом ничего не изменилось.
— Что ты имеешь в виду?
— Они всегда рядом друг с дружкой. Если кто-то просил Фатиму помочь в чём-то большом и серьёзном, она отказывала, потому что была занята братиком. Может быть, я не знаю нужного слова, но мне кажется, что это называется «любить».
Роман, улыбнувшись девочке, кивнул ей в знак благодарности, после чего из своего сухого пайка отдал ей фруктовую палочку. Он знал, что Лизе они нравятся. Молодой человек прекрасно осознавал, что Гореву здесь балуют, но пока не находил в этом ничего плохого. Пусть мир и пошёл по наклонной, часть детства ребёнку можно было сохранить.
Коршунов дошёл до галет, когда ушла Лиза, а на её место присел майор Фоменко. Чисто на подсознательном уровне молодому человек не по себе было от подобного соседства. Мужчина это прекрасно понимал. Он знал, что все выжившие были напуганы, ведь сам был в курсе ситуации. Поэтому, не теряя лишнего времени, он попросил рассказать ему о том, что происходит на поверхности.
Роман был скуп в тот момент на красивые эпитеты, поэтому говорил по делу. Он ни слова не обронил о том, что пришлось убивать других, что он в самом начале своего пути и сам убил собственную мать. Молодой человек рассказал, где они были, как нашли остальных, как потеряли двух из восьмерых, о которых шла речь при первой встрече. Рома не сказал про то, что был судим Широков. Он молчал и о том, что новый мир открыл для почти всех из них новые, совершенно необычные способности.
Была вещь, которая заставляла Коршунова волноваться. Этой вещью был он сам. Он не знал, были ли наверху, на земле над бункером, трупы. Он не знал, были ли они в самом бункере. Он не знал, как далеко может ими управлять и при каких обстоятельствах. Переживать его об этом заставлял тот хоровод, свидетелем которого стала Лиза.
Роман был уверен, что свою способность он мог развить, и ему хотелось это сделать. Однако он готов был пожертвовать своим желанием за уже не такой сомнительный шанс жизни в безопасном месте.
========== Глава 9. Бой за свободу ==========
Все были готовы назвать бункер домом родным. Относительно былой беготни и постоянных попыток выжить здешние распорядки не казались такими драконовскими, как о них отзывались некоторые солдаты. Каждый здесь имел свои обязанности и постоянно был чем-либо занят. Марина прижилась на кухне и в теплицах — удивительно, но даже в подобных условиях при соответствующих источниках света могло что-то расти. Александр и Константин, по-прежнему так и не вступив ни в один спор, прибились к остальным солдатам и успели за всё время даже совершить с ними несколько вылазок на поверхность. Матвей перебегал то со складов к арсеналу, то обратно, бережно при этом храня своё драгоценное ружье в другом месте, о котором, как он сам же и считал, знал только он. Лиза продолжала быть ребёнком, а Рома пытался научить её всему тому, что в её возрасте мог знать сам.
Горева была куда умнее, чем казалась. Она на лету схватывала всё, что ей объясняли, будь то непонятная для многих математика или практические ненужные в точных науках правила русского языка и история. Что-либо о других дисциплинах, наподобие физики и химии, молодой человек затрагивать пока не решался. Во-первых, Рома всё же тешил надежду отыскать учебники в одной из вылазок. Во-вторых, он не считал себя достаточно грамотным в данных областях, чтобы рассказывать о них с серьёзным лицом другому человеку, при этом строя из себя эксперта.
Однако несмотря на относительно бурную жизнь под землёй, всё это время Коршунов продолжал тосковать. Он делал что-либо через силу просто потому, что так было нужно. Невероятная грусть накатывала на него, когда он думал про Фатиму. Молодой человек в целом довольно много размышлял о случившемся, отчасти обвиняя себя во всём. Винил себя в том, что не смог предугадать подобные распри в своей группе. В том, что доверие, которое он оказывал Карениным, было абсолютным. В том, что позволил себе пойти на поводу у эмоций, не замечая очевидного.
Успокаивало в такие моменты лишь то, что остальные не были до такой степени критичны. Никто не порицал Романа. По большей части, все отпускали прошлое. Каждый, включая даже Широкова, мог выразить Коршунову сочувствие. По большей части не из-за его утраты, а потому, что весь этот новый гадкий мир оборвал его жизнь, которая должна была начинать давать полноценный старт.
Рома не сможет больше получить диплом, как и миллионы студентов по всему миру, потому что нет больше университетов. Он никогда не сможет жениться — не работают ЗАГСы. Возможно, у него не будет детей, ведь девушку найти сейчас тоже было определённой трудностью. Вскоре ему придётся забыть, какой на вкус шоколад, как пахнут мандарины и сколько стоит килограмм риса, которого он больше никогда не увидит. Про Лизу в этом плане особо никто не думал — повзрослев, она вряд ли будет помнить мирную жизнь. Если вообще выживет.
Шёл завтрак. Все разбирали свои сухие пайки. В столовой стоял гул ровно до того момента, пока в неё не вошёл Фоменко. Майор не видел смысла произносить длинную и пылкую речь, пытаться подтолкнуть людей на что-либо, поэтому, без прелюдий, спросил:
— Кто едет в город?
Здесь действовало одно простое правило относительно вылазок. Сначала вызывались добровольцы, а после, если их было недостаточно или не было вовсе, Фоменко подписывал людей на это дело принудительно. Как правило тех, кто дольше остальных не дышал свежим воздухом. На этот раз вызвались сразу трое, одним из которых был Роман. Четвёртым майор назначил Михайлюка.
Так повелось, что со старожилами новички общались немного, в основном строго по делу. По большей части друг с другом им было неинтересно, а самое горячее обсуждение закончилось на рассказах о том, как группе довелось выживать на поверхности: откуда каждый из них, как встретились и куда держали свой путь. Главным в этом всём было то, что ни слова солдаты не услышали про особые таланты выживших.
Дорога была спокойной и тихой. Шумел лишь лёгкий ветер и двигатель старого, но бодрого УАЗика. Молчали все, в том числе и рации. По прибытию в город транспорт припарковали под торговым центром, а сами разделились на две группы, войдя вовнутрь. Роману достался Михайлюк.
Заражённые за то время, что Коршунов сидел в бункере, явно изменились. Если раньше они готовы были бежать вслед за машиной, то сейчас лишь лениво на неё оборачивались, словно осознавая тот факт, что эта цель им не по зубам. Говоря про зубы, можно отметить, что зомбированные начали друг друга пожирать. Делали это они, судя по всему, довольно гуманно — перед тем как вскрыть кому-то брюхо своими острыми зубами, они убивали жертву. Также по той части пути, которая пролегала уже по городу, Рома заметил много трупов животных — они были обглоданы до костей. Молодому человеку становилось от этого противно.
Внутри торгового центра зомбированные ходили в гордом одиночестве. Их было немало, но друг с другом они не взаимодействовали. Как и свои собратья, что пассивно реагировали на машину, эти тоже сначала приценивались. Непонятно было, что ими двигало теперь: остатки разума или новые его же проблески. Они либо пытались безуспешно подойти со спины, либо, рассматривая автоматы, что-то бурчали себе под нос. В любом случае, было заметно, как заражённые начинают группироваться. Роме всё это время было не по себе. Приятно, конечно, что его никто не трогал, но мерзкая тревожность не отпускала и лишь усиливалась, когда он вспоминал о своих немногочисленных контактах с этими странными существами.
Интереса ради Коршунов решил попытать удачу. Он попробовал взять одного из заражённых, что выглядел среди остальных наиболее мёртвым, под контроль, но ничего не вышло. Последовало лёгкое разочарование. Судя по всему, эволюционировали только способности заражённых, но никак не Ромины. Но результат всё же последовал: сразу несколько зомбированных одарили молодого человека своим пустым взглядом.
Увидев книжный магазин и разбив прикладом стекло на одной из витрин, Роман прошёл вовнутрь. Михайлюк следовал за ним. Молодой человек посветил фонариком вверх — вывески под потолком были на месте. Увидев среди них золотые слова «учебная литература», Коршунов направился в том направлении. Михайлюк, стараясь для той же маленькой дамы, нашёл отдел с канцелярией. Он скинул в рюкзак с полок несколько тетрадей и блокнотов, ручки с карандашами и какой-то плоский пенал под всё это хозяйство. В качестве финального штриха он взял две разукрашки, тематику которых не смог полноценно рассмотреть в темноте.
Направлять к выходу из магазина, Роман заметил огромную витрину с настольными играми. Это была его страсть. Колоды для мафии и имаджинариума, монополия, эволюция… Он с радостью забрал бы всё, но место действительно было ограничено. Молодой человек схватил несколько разных колод и распихал их ко карманам, даже не сдувая с них пыль. Зачем всё это? Чтобы не сойти с ума от заучивания одних и тех же книг.
Глухой очередью вдали прогремели выстрелы. Затем раздался крик, но и тот быстро стих. Роман со своим спутником оглянулись. Их посетила одна и та же мысль: а могут ли они помочь? Одна лишь догадка о том, что вскоре их самих настигнет смерть, заставила их ринуться к машине. Но тщетно: путь уже преграждала целая орда зомбированных, пробиться сквозь которую было нереально. Назад пути не было, а отстреливаться можно было даже не пытаться.
Однако зомби не атаковали. Они неразборчиво бормотали себе что-то под нос, а со временем начали расступаться, словно пытались организовать проход. И вскоре показался он. Худощавый, высокий, в обтрёпанной одежде, седой. Мёртвый, но Роме неподвластный. Он был по природе таким же, как и все, но почему-то имел над ними явное превосходство.
Он подошёл вплотную к Коршунову, игнорируя факт наличия его спутника. Стоило молодому человеку сделать вдох, как в нос ударила трупная вонь. Безумно страшно было и до появления седовласого, но теперь это мерзкое чувство перешло на новый уровень: оно парализовало. Всё тело Романо обдало мертвецким холодом, он весь покрылся мурашками. Ноги казались ватными. Молодой человек не мог ни пошевелиться, ни что-либо сказать. Страшно было даже вздохнуть.
— Ты… — вдруг захрипело жуткое создание. — Нас…
Было видно, что говорить ему было тяжело. На лице его выступали и без того заметные чёрные вены, иссохшие руки были сжаты в кулаки. Роме казалось, что он привёл эту толпу сюда за собой.
— Дать, — так же хрипло продолжал зомбированный.
Михайлюку казалось, что его собственные зрачки расширены от страха настолько, что покрыли собой всё глазное яблоко целиком. Он крепко сжимал автомат, сохраняя в себе сковывающее ощущение, что ели он решит пошевельнуться, то лишь приблизит свою кончину. Тело казалось каменным, мышцы словно застыли.
— Жизнь, — наконец закончил седовласый.
Роман опешил. На какой-то миг ему стало легче, ведь зомбированный замолчал, но, когда он же протянул руку вперёд, молодому человеку от ужаса хотелось орать. От вида разлагающейся, но в какой-то степени живой плоти на голове, казалось, начинали шевелиться волосы. Остальные зараженные до сих пор никак не реагировали ни на него, ни на Михайлюка.
— Даю жизнь? — наконец набрался смелости переспросить Рома, хоть и прекрасно понимал, о какой его небольшой особенности пытается сказать незнакомец.
— Покажи, — захрипел в ответ седовласый.
— Мне нужно тело, — Коршунов был напряжен настолько, что непроизвольно его руки задрожали.
— Там, — зомбированный указ на место, откуда буквально пару минут назад стреляли.
— Я что-то получу взамен? — молодой человек решил, что от попытки торговаться в сложившейся ситуации хуже уж точно не будет.
— Свобода.
— Согласен.
Толпа вновь медленно расступалась. Впереди волочился седовласый, следом Роман тащил почти бессознательного Михайлюка за руку. Практически сразу зараженные перекрывали за ними проход. Коршунов понимал, что оставлять свидетеля в живых было бы довольно глупо, но вернись в бункер он один — полезут из всех щелей ненужные вопросы. Было действительно страшно, но почему-то сомнительная возможность выжить это гадкое чувство побеждала.
Стоя рядом с двумя телами в военной форме, Роман сначала осмотрелся по сторонам. Он снял с трупов оружие и, повесив его на плечо, придвинул к себе рюкзаки. Молодой человек кинул взгляд сначала на Михайлюка, который по-прежнему не мог выйти из своего ступора, затем на седовласого, а после прикрыл глаза, стараясь сосредоточиться.
Несмотря на полное осознание того факта, что страх сейчас ничем помочь не мог, избавиться от него не получалось, ибо он возникал чисто инстинктивно.
Было сложно. Рома ощущал, как перебирает струны. Он представлял себе обычный манекен. Стоило дёрнуть за одну из струн, как он начал вставать, опираясь на парую руку. Тело почти выпрямилось в спине, когда Коршунов открыл глаза. Молодой человек потерял свои струны, и солдат вновь замертво упал на холодную плитку. Седовласый, судя по всему, ликовал, но все его эмоции похожи были лишь на жуткий хрип. Заражённые начали расходиться по углам — седовласый, похоже, сдержал своё обещание.
— Всё… бери, — в очередной раз излагал свои мысли повелитель здешней орды. — Уходи… А там назад… Я хочу так…
Навесив на Михайлюка один из рюкзаков, Роман схватил его за руку и потащил к машине. Возможно, именно страх делал почти четырёхкилограммовые автоматы и тяжелые, набитые припасами рюкзаки невесомыми. Вздохнуть с меньшим напряжением получилось лишь отъехав от города. Только тогда Рома понял, что они имели возможность обчистить всё здание до той степени, когда в машину перестало бы что-либо влезать.
Ни один из них не мог сложить чёткой картины того, как они выехали оттуда вообще. Они упустили из виду даже толпы зомбированных, что лениво оборачивались на УАЗик. Однако, всё-таки придя в себя, Роман, свернув уже на грунтовку, резко остановился. Михайлюк тоже постепенно приходил в себя, поэтому внезапной остановке смог даже удивиться.
— Вась, я этого не хотел, — обратился к нему Коршунов, собирая всю свою волю в кулак. Руками он крепко сжимал руль. — Если кто-то узнает о произошедшем, то я, клянусь, перебью лично каждого, а тебя на всё это заставлю смотреть.
— Я буду нем, — солдат нервно закивал. — Как рыба.
Коршунов на подсознательном уровне ощущал чужой страх. Он не хотел вообще говорить всё это, но иного выхода не видел. Убивать Михайлюка не хотелось — было банально жаль губить невинную жизнь. Но и демонстрировать весь свой потенциал, который Роман сам ещё толком не обуздал, хотелось ещё меньше. Ровно как и сдавать остальных.
========== Глава 10. Рукописи ==========
Михайлюк не соврал в том, что будет молчать. Майор же в ложь поверил; неудивительно, ведь преподнесли ему ситуацию как нечто обыденное — на них напали зомбированные, и выжившей парочке самим с трудом удалось ускользнуть. Своей компании Рома толком ничего не рассказывал, ибо было это как минимум рискованно. Помимо вопроса выживания после пережитого стоял ещё и вопрос иерархии зомбированных. Молодой человек не откидывал вероятности того, что они попросту эволюционировали, но только очень быстро. Но зачем? И что за этим всем стояло?
Рома не знал. Источника информации, достовернее своих глаз, у него не было. Вполне возможно, какие-то ответы мог дать седовласый, но встречи с ним не хотелось. Коршунов не знал, что на уме у многих людей, а тут…
Жизнь в бункере, тем временем, шла своим чередом. Погибших, конечно же, оплакали, но сильного удара по привычному ритму это не дало: все разбрелись выполнять свои обязанности, а работу павших раскидали по менее занятым. Лиза рада была новым книжкам, с особой увлечённостью рассматривала картинки. Более взрослое население днём занималось своими делами, а под вечер расслаблялись за мафией или имаджинариумом, колоды от которых Рома передал в общий доступ.