Я кивнул в ответ, но не слишком усердно. Мысль, что кто-то без спроса стал бы копаться в подноготной моего биологического происхождения, хотя бы даже во имя великой цели, смущала. Хотя, откуда мы знаем, какого рода информацию о нас получают те, кому мы доверили измерить уровень гемоглобина? Квочечек между тем продолжал:
-- Едва получив самые первые, но весьма обнадёживающие результаты, я отважился представить их на суд научной общественности. И что же вы думаете? Эти чванливые индюки высмеяли меня! Я сказал "индюки", но там, право, был целый зверинец! Давно утратившие остроту ума ослы и мастодонты отмерших теорий. Зазубрившие набор громких фраз попугаи, ведомые козлами бараны, и шавки на страже чужого авторитета. Будто вся эта публика застряла на разных этапах пути от амёбы до человека. Я ушёл от них разочарованный, но не сломленный. Напротив, я был полон решимости двигаться к своей цели как никогда прежде. И всё же... Астроном или физик, направляя взор в глубины неодушевлённой вселенной, может вовсе не замечать окружающих, главное чтобы не слишком мешали. С моей работой иначе... Я заказал социологическое исследование. Результат меня просто убил. Жалкие единицы, ничтожные проценты -- вот доля тех, кто хотел бы знать о своём биологическом происхождении всё. Остальных интересовала лишь человеческая фаза. Человеку нужен человек. Не обезьяна, не рыба, не инфузория. Люди хотят быть уверены, что они -- люди. Но люди не из последних. И только. Я, отдав массу времени и сил распутыванию нитей человеческих судеб, людей не знал. Для учёного непростительная оплошность! Месяц я бесцельно сидел в лаборатории, томимый мрачными думами. Мне не хотелось видеть людей. Но работать я тоже не мог. И вот там, на самом дне бездны отчаяния, я нашёл! -- Квочечек вскочил, и принялся кружить по комнате будто потерявший ориентацию робот.
-- Случалось ли вам, Тихий, раскладывать встречных по коробочкам? Нет! Не отвечайте! Конечно, вы занимались этим, как всякий другой. Едва бросив мимолётный взгляд, мы уже знаем. Мясник, лектор, студент, хитрец, простак... Слова -- ярлычки. За каждым свой образ, типаж. Бывают коробочки без ярлычков, когда мы не можем подобрать короткой характеристики образу. Вы скажете, эти коробочки существуют только в нашем сознании. И ошибётесь! Их стенки так же реальны, как реален ваш фенотип -- разрез глаз, форма ушей, цвет волос. Только лежат они... в "мусоре"!
-- Постойте, Йозеф! Но "мусор"...
-- Да, я знаю! Вы хотите сказать, мусорный геном потому и зовут мусорным, что он ни на что не влияет, а значит найденные мною коробочки либо вымысел либо курьёз. Но поймите -- невлияние это всего лишь влияние со знаком минус. Проще говоря, мы находимся в определённых отношениях с любым реальным объектом, хотя бы даже он был в миллионах километров от нас.
-- Как же это возможно?
-- Элементарно! Вот вы астронавт. Вам наверняка приходилось неоднократно проходить сквозь метеорные потоки и пояса астероидов. Предположим, вы благополучно преодолели такой поток, избежав столкновений. Предположим, я не знаю, каким курсом вы шли, но зато мне известно положение всех метеоров потока. Тогда мне, с некоторой долей погрешности, известен и ваш курс -- ведь вы не столкнулись ни с одним метеором. Не так ли? Но почему ваш курс был именно таким? Ответ прост -- благодаря невлиянию всех метеоров потока. Понятно?
-- Но путь сквозь метеорный поток вряд ли бывает только один...
-- Совершенно верно! Для каждого момента времени существует совокупность курсов, которыми можно пролететь сквозь поток без столкновений. И каждый, кто летел бы одновременно с вами, воспользовался бы одним из этих курсов. А вздумай я пролететь сквозь тот же поток завтра, мне пришлось бы найти абсолютно иной курс -- ведь метеоры бы переместились. Мы с вами, Тихий, оказались бы таким образом в разных "коробочках", стенки которых составляло бы невлияние метеоров. Ну? Теперь вы поняли?
-- Кажется... да.
-- Прекрасно! Прекрасно! Поначалу то была лишь догадка, а я снова отчаянно нуждался в генетическом материале. Эти ослы, лишь по недоразумению именуемые научным сообществом, распустили обо мне дурную славу, так что никто не дал бы и гроша на мои исследования. Но пытливый ум всегда отыщет выход. "Думай, Йозеф" - сказал я себе, и решение вскоре нашлось. Комары! Создания, самой природой идеально приспособленные для отбора крови. Я взял комаров рода Aedes -- Кусаки, и модифицировал их.
Как известно, комары не обладают зрением в привычном нам спектре, и способны различать лишь инфракрасное излучение. Так что мне пришлось научить их видеть, и запоминать увиденное на манер фотоаппарата. А также возвращаться в место, откуда их выпустили. Мне пришлось перестроить их биохимию. Так, чтобы поглощённая кровь не денатурировала в желудках. Теперь я был обеспечен данными, и оставалось лишь обрабатывать. О, не подумайте, что дело заключалось всего только в механическом перемалывании информации. Нет и нет! Мы ведь вряд ли можем формализовать впечатление, объяснить, почему этот прилизанный господин кажется нам типичным банковским клерком, а вон тот рыжий парень -- курьером или разносчиком пиццы, хотя на самом деле всё может быть ровно наоборот. Десятки и сотни часов провёл я, вычленяя характерные черты типажей.
Уединившись, я, тем не менее, словно бы постоянно находился в толпе знакомых незнакомцев. Даже сны мои заполнились человеческими лицами. Порой подходя к зеркалу, я видел там не себя, а кого-то чужого, и не мог понять, что это за человек. К какому типажу его следует отнести, в какую коробочку моей классификации поместить его образ. Но постепенно всё выяснилось.
Он перестал метаться, сел на свой стул, и сказал тихо, но с твёрдой убеждённостью в голосе:
-- Они существуют, Тихий. Эти коробочки. Комбинации генов, благодаря невлиянию которых мы относим человека к определённой категории, типажу. А ещё -- они изменяются. Исчезают одни, возникают другие. Больше нет коробочки "лавочник", изменились "студент" и "учёный", возникли "телекрасотка", "подкаблучник" и "астронавт". Но знаете, что меня беспокоит? Они не должны были появиться.
-- Как же? Ведь могло случиться, что "лавочники" перестали нравиться женщинам, оставили меньше потомства, и отбор отфильтровал их, а "астронавты" напротив...
-- Не за два поколения. Скорее похоже, как если бы кто-то разобрал один надоевший паззл, и собрал другой, новый. Не будь я материалистом, то решил бы, что это проделки господа бога. Он создаёт коробочки, и складывает в них людей. В одну побольше, в другую поменьше. Хотел бы я знать, зачем ему это нужно...
-- Вы что же, готовы допустить вмешательство сверхъестественных сил? -- удивлённо спросил я. -- Признаться, весьма оригинально для эволюциониста...
-- Я не знаю, Тихий. У меня нет объяснения. Я не знаю, что со всем этим делать. Разве что вы поможете мне. Если захотите...
-- Каким образом?
-- Вы ни на кого не похожи. У меня намётанный глаз, мне одного взгляда достаточно, чтобы определить типаж человека. Но с вами этот фокус не получается. Вы не "астронавт", не "учёный", не "писатель". Вы -- это вы. Однако это поверхностное впечатление. Если бы вы согласились дать для исследования свой генетический материал, можно было бы оценить степень вашей уникальности. Определить примерное число людей вашего типажа. Я думаю, их будет немного. Десятки, может быть сотни. И тогда, изучив вас и вашу "коробочку" как можно более тщательно, вероятно, удалось бы понять, откуда она взялась и какой цели служит.
-- Что от меня требуется?
-- О, сущий пустяк! Всего лишь капелька крови.
Он действовал уверенно и быстро. Я и опомниться не успел, как уже сидел, зажимая ваткой проколотый палец, а Йозеф споро перемещался по лаборатории, смешивал реактивы, склонялся над микроскопом приговаривая:
-- Сейчас, сейчас... Это не займёт много времени.
Загудели анализаторы, ожил дисплей, высвечивая ровные фосфоресцирующие ряды цифр и символов. Возбуждённый, Квочечек снова сел рядом со мной.
-- Минуту, всего лишь минуту... -- твердил он, склонясь к монитору, и близоруко щуря глаза.
Данные потоком лились на экран, и я удивился, как можно хоть что-то понять в этом цифровом хаосе. Потом программа, кажется, замерла где-то на полдороги. Вывод остановился. Посреди экрана одиноко моргал курсор.
-- Так-так... -- с напряжением в голосе сказал Квочечек.
И снова побежали сверху вниз бесконечные зелёные символы. Десять минут, пятнадцать. Тридцать. Мы оба молчали.
-- Н-да... знаете, Тихий, всё-таки это не Крей... я же говорил...
-- Ничего-ничего, идёт научный поиск, эксперимент, я понимаю.
-- Вот именно, поиск... -- он собирался сказать что-то ещё, но страшный грохот не позволил этого сделать. Что-то обрушилось на крышу, проломило потолок помещения. Со звоном разлетелся на куски аквариум, и Кусаки вырвались на свободу.
-- Бегите, Тихий! Бегите! Они модифицированные, и не тронут меня, но вас... Результат анализа я непременно пришлю вам почтой!
Космос. Вселенной плевать на человеческие расчёты и планы. Что мы для неё? Всего лишь жалкие комочки органической слизи, облепившие каменный шарик, болтающийся где-то на задворках мироздания. Живём, пока обходят нас стороной страшные вспышки сверхновых, потоки гамма-квантов и пращи астероидов. Но нет-нет да и подбросит вселенная к нам в огород свой подарочек. Чтобы не забывали.
На следующий день в газетах писали о падении метеорита. Небесная каменюка рассыпалась в воздухе, и какой-то кусочек её, по счастью слишком крохотный, чтобы причинить больший вред, пробил крышу, под которой Квочечек вёл научные поиски. Но были и другие новости, взбудоражившие меня куда больше. Свежий, пахнущий типографской краской "Астрономический вестник", извещал, что в дальних окрестностях Большого Магелланова Облака обнаружен новый звёздный объект, а в расположенной неподалёку от него планетной системе Сикакис объявилась цивилизация ферроменов, вступившая в Землёй в радиоконтакт.
Прочитав последнее сообщение, я подумал, что "Вестник" что-то напутал. Я лично посещал Сикакис не так давно, и никакими ферроменами там не пахло! Больше того, я открыл на этой планете цивилизацию быстроживов, с которыми у меня сложились весьма тёплые отношения. Звонок в редакцию ничего не дал. В "Вестнике" утверждали, что их данные точны, и ошибка исключена. Вдрызг разругавшись с редактором, я решил -- надо лететь! Ведь речь шла, ни много ни мало, о моей научной добросовестности и приоритете!Быстро закинув в ракету только самые необходимые вещи, покинул Землю, и взял курс на Сикакис.
Быстроживы -- удивительные создания, подобных которым нет нигде во вселенной. Каждый из них содержит в себе толику антиматерии. Таким образом, их метаболизм основан на саморегулируемой реакции аннигиляции, протекающей внутри тела. Гомеостаз этот весьма шаток. Стоит только произойти малейшему нарушению, как -- хлопок, вспышка света, порыв ветра, и быстрожив исчезает бесследно. Но окружающие не придают этому большого значения. Быстроживы размножаются делением. И если готовая к делению особь находится достаточно близко, то стоит ей увидеть вспышку, как её организм тут же производит на свет новое существо. Чтобы контролировать рождаемость, быстроживы носят очки с тёмными стёклами.
Я спрашивал тамошних учёных мужей -- пытаются ли они понять и обуздать нестабильность собственной натуры, продлить жизнь, и вообще сделать существование более предсказуемым. Но они, кажется, даже не поняли о чём идёт речь. Быстрожив, которому я задал вопрос, тут же аннигилировал. А когда я, ослеплённый, вновь обрёл способность видеть, его коллега, только что закончивший акт деления, протянул мне тёмные очки, и сказал, что быстроживущие наследуют вечность.
-- Но это ужасно! -- воскликнул я, всё ещё моргая и жмурясь. -- Бедняга даже не успел ответить на мой вопрос!
-- Раньше мы жили медленно. И чем медленнее мы жили, тем меньше нас становилось. Мы вспыхивали в пустоте, бесцельно. Теперь мы живём быстро, и нас много.
-- Но что случится, если вы все снимете очки?
Быстрожив грустно улыбнулся:
-- Будет гораздо хуже, если мы все их наденем.
Быстроживы не нуждаются в пище -- они потребляют солнечный свет. Их дети появляются уже взрослыми, унаследовав знания от родительской особи. Так что им не требуются воспитатели и учителя. Весь свой недолгий век быстроживы предаются любимым занятиям -- исследуют окружающий мир, играют в разные игры, устраивают спортивные состязания, и просто общаются друг с другом в своё удовольствие.