Первым, что увидела девочка, была Яблоня. Могучая крона заменяла и луну, и небо с опоясывающими его звёздами. Ветви скрылись за малиновыми, яркими даже в серебряном свете лепестками. От прикосновений ветра цветы шептались друг с другом, и кроме них никто и ничто не нарушало покой ночи.
Девочка лежала между корней Дерева, мягких и тёплых, едва подрагивающих, как жилы от тока крови. Она приподнялась на локтях и огляделась: Яблоня стояла посередине поляны, до конца которой было шагов двадцать, а дальше - cразу, без подлеска, - возвышалась стена деревьев.
Поляна была целым миром, мягким и убаюкивающим. Девочка снова улеглась в корнях. Дремота тёплым покрывалом спеленала её, глаза закрылись сами, и...
И от ужаса воздух застрял в лёгких. Она не помнила ничего. Мир заканчивался в шаге от Дерева, срывался в бездну. И голод бездны не могли утолить луга и леса, деревни и пашни: она пожрала прошлое и уже приглядывалась к грядущему.
Девочка вскочила и наконец-то выдохнула раскалённый воздух. Страх - плохой и переменчивый советчик: она то делала несколько шагов к опушке, то сразу же возвращалась обратно. Где она? Куда бежать? Ночью?! Крона с нежными цветами обещала защиту до утра, но не ответы. И не будущее. Скрепя сердце девочка пошла прочь от яблони, быстро, затем медленнее и медленнее, путаясь в сгущающемся сумраке, спотыкаясь о тени: предательница луна исчезла, словно её и не было.
Девочка застыла на границе двух миров. Заглянула под непроницаемый полог леса, обернулась на поляну: Яблоня мерцала, будто впитывала бледный ночной свет. Мучительная нерешительность пропала, когда девочка что-то почувствовала в чаще: мрак шевелился между чёрными стволами. И он приближался, ширился, заглатывал едва различимые деревья, а следом надвигалось море шорохов. Когда бездна вспыхнула сотней звёзд-глаз, девочка бросилась обратно в объятья Яблони. Обхватив ствол, она крепко зажмурилась и ждала, когда тьма затопит и этот островок мира. Но ничего не происходило. Девочка разлепила веки. Свободного места на поляне не было: сотни зверей стояли вокруг неё на расстоянии в несколько шагов. Нет, не звери: маленькие комки меха, похожие на мышей, лысые человечки ростом с ладонь и чёрными провалами рта и глаз, величественные олени с ветвями вместо рогов, трёххвостые лисы. Всех в ночном сумраке нельзя было рассмотреть. Из толпы протиснулся горбун. Низкий, девочке по пояс, он носил маску из коры, балахон из пожухлой листвы и такой же плащ.
Засияла луна.
Карлик сделал ещё три шага вперёд и опустился на колени, его примеру последовали и остальные. Девочка оторвалась от дерева, будто её что-то подтолкнуло, непонимающе оглядела всех и вымолвила:
- Кто вы?. . И кто я?
Из-под маски раздался треск ветвей и шорох палой листвы:
- Ты?. . Наша хранительница.
Звери склонили головы.
***
В долину пришла осень. В этом году она была особенно богата на подарки небес, и крестьяне старались убрать урожай в редких перерывах между ливнями. Только солнце появлялось в небе, как новое грозовое облако переваливало через горную гряду, погоняя земледельцев поскорее окончить работу. И, если выпадала возможность, они трудились, уткнув носы в землю, до последних лучей света. Трудились и не замечали как время от времени на опушке леса за деревней появлялось светлое пятно. Там, на склоне холма поросшего кустарником, сидела девочка с длинными рыжими волосами в белом платье и белой маске, сдвинутой набок. Тот вечер был одним из многих, когда девочка, обхватив руками колени, сидела и наблюдала за людьми. Она видела как годы назад деревня была всего лишь хутором в гуще лесов, видела как вокруг него грибами выросли новые дворы. Видела как люди отвоёвывали у леса поле за полем, и ни силы природы, ни дикие животные, ни усталость, ни болезни не останавливали их. Видела как они создали искусственный свет, запрудили горную реку, а с десяток вёсен назад протянули две нити из железа, по которым ползали огромные блестящие жуки и гусеницы. Они назывались поездами, как девочка однажды подслушала. Поезда ей нравились, как и сами люди. Она никак не могла их понять, и это было интереснее всего. Люди не унимались, всегда что-то делали, куда-то стремились, в отличие от застывшего леса.
На восходе небо загустело, тени удлинились, и вдали, за деревней, между сине-зелёных холмов показался отблеск, красный в последних дневных лучах. Девочка тут же вцепилась взглядом в него, бросив наблюдать за землепашцами. И она просидела бы так, оцепенев, весь остаток вечера, если бы тишину не нарушил трескучий голос.
- Госпожа, вернитесь. - Надоеда, как и всегда, стоял в паре-тройке. - Вы и так уже слишком долго здесь сидите.
Девочка не шелохнулась.
Горбун щёлкнул пальцами, из кустов вынырнули трое человечков. На них были светло-зелёные одежды, шелест которых сливался с шелестом травы, а в руках они держали деревянные миски с дарами леса: орехами, грибами, ягодами. Девочка обернулась - сквозь рыжие волосы показалась белая ткань платья - и безразлично осмотрела подарки. Не произнеся ни слова, она вернула взгляд к деревне и к поезду, который подходил к деревне и из отблеска успел превратиться в сверкающий луч. Карлик тяжело опёрся на клюку, хмыкнул, но его не почтили даже поворотом головы.
Раздался протяжный гудок: вокзал заволокло паром - железная гусеница прибыла в деревню, - открылись двери вагонов, и из нутра поезда вывалились уставшие люди. Глаза девочки заблестели, она встала, поправила платье и маску, чтобы не наползала на лицо. А люди расходились, даже не оборачиваясь на чудесное животное, что привёзло их домой; рядом с поездом остался одинокий мужчина, постукивающий по колёсам молотком.
Вдруг заколыхалась трава, сбрасывая росинки: что-то приближалось, петляя, словно змея. Стебли расступились, и показал голову чёрный мохнатый зверёк. Он ткнулся острым, как у мыши, носиком в ногу девочки. 'Мышка' запищала: в лесу были чужаки и они были рядом. Надоеду передёрнуло как от боли, а девочка словно не придала новости значения и продолжала смотреть на поезд. Мужчина с молотком перестал стучать и направился назад, к 'голове' гусеницы. 'Мышка' обернулась в сторону чащи, схватила зубами подол платья и три раза потянула его, но получила в ответ только раздражённое бурчание. Мужчина тем временем зашёл внутрь, поезд зашипел и тронулся, подарив станции на прощание раскатистый рёв.
'Мышка' судорожно трясла подол, указывая мордочкой на лес: между деревьями уже можно было различить человеческие фигуры. Хранительница и сама почувствовала чужаков. Надоеда не выдержал, кинулся на землю и на четвереньках уполз, а девочка неподвижно провожала поезд, пока стук колёс не затерялся в горных лесах. И только тогда она взяла зверька на руки и встала, чтобы побежать вслед за Надоедой, но было уже поздно: люди подошли слишком близко, и ей пришлось затаиться в траве.
Два парня и девушка остановились в нескольких шагах от её укрытия. Они, срываясь на крик, спорили о чем-то, вернее, о ком-то, кого нельзя было оставлять. Девочка оцепенела: первый раз за долгие годы люди стояли так близко. Она приподняла голову над травой и тут же опустила. Выйти или нет? В горле застрял комок, и избавиться от него не получалось. А что сказать? Она уперлась руками в землю. Не испугаются ли? Прошел год. Или месяц. Или день. Девочка и дальше бы лежала в траве, если бы вдруг не поняла, что троица уходит. Сейчас или никогда. Она уже встала на корточки, но её остановила острая боль в руке: 'мышка' вцепилась зубами в кисть и повисла на ней. Увидев, что хозяйка леса не покидает укрытия, зверёк разжал челюсти и юркнул к её ногам, сжавшись в комочек. Троица скрылась в высоких травах, даже перепалка стала еле слышна. Слёзы сами собой навернулись на глаза, девочка занесла ладонь для удара, но, вздохнув, опустила. Зверёк этого не видел и трясся от страха. Хозяйка леса снова вздохнула; медленно, чтобы не напугать 'мышку' ещё больше, протянула ладонь, дала понюхать пальцы и погладила по спинке. Люди тем временем пересекли последнюю границу леса, растворились за ней, и Хранительница перестала их чувствовать.
Когда лес заботливо укрыл девочку от непрошенных взглядов, она почувствовала чужую в чаще, видимо, о ней спорили на опушке. Чужая бродила в гуще леса, и вдруг девочка поняла, что та на пути к Яблоне. Со зверьком на руках Хранительница ускорила шаг, перешла на бег и поднялась в воздух. До сердца леса оставалось еще несколько сотен шагов.
Чужая боролась с колючим кустарником. Победа в итоге досталась человеку, а кусту - клок ткани. Она выбралась на край поляны и стала как вкопанная: стены бурьяна и деревьев защищали раскидистую яблоню. Яблоня была старой и огромной, в два обхвата шириной, морщинистая кора потрескалась и слезла, обнажив молочный ствол. Усталые ветви склонились до земли, ветер пытался поднять их и раскачать, но те лишь волочились, приминая сухую траву. Редкие листья уже опали, хотя осень только началась, и чёрными оспинами покрыли залитую лунным светом поляну.
Серебряное дерево завораживало, и, когда Хранительница добралась до сердца Леса, чужая была уже в паре шагов от яблони. Вот она подошла к сени дерева, вот протянула руку, чтобы убрать полог ветвей и пройти к стволу...
Девочка застыла. Она не знала, что пугало больше: сама чужая или её неминуемая гибель. Вдруг 'мышка' снова укусила её, и прошмыгнула в чащу; резкая боль вырвала из груди непрошенный крик. За криком поднялся вихрь, будто ветер хотел перехватить беглеца, но не успел - чужая обернулась и остановила руку.
Тишина, даже ветер скрылся и забрал с собой шелест листьев.
- Не... трогай... её, - выдавила из себя девочка.
Снова молчание.
- Яблоня... не для... - Речь давалась тяжело, сбиваясь после каждого слова. - людей.
Девушка, недоумевая, отступила от дерева.
- Тебе нельзя находиться здесь, - голос Хранительницы окреп, вокруг неё поднялось несколько листьев, как от порывов ветра.
- Погоди-погоди, девочка. Ты кто и как здесь оказалась? - Чужая сделала шаг навстречу.
- Я не девочка, а здесь не место таким, как ты. - Она резко надвинула маску на лицо.
Чужая почему-то рассмеялась, звонко и заливисто. Девочка втянула голову в плечи и ссутулилась.
- Прости, я не хотела тебя обидеть. - Чужая подавила последние смешки. - Как тебя зовут? Я Ка...
- Молчи! - От крика задрожали ветви деревьев, где-то в лесу тревожно загомонили птицы. - Не произноси его!
- Хорошо-хорошо, только успокойся, - остатки веселья слетели, как листья к первому снегу.
Девушка выставила вперёд ладони и пошла к Хранительнице. Шла медленно, продолжая спрашивать: откуда та и где живет. Хотя чужая говорила очень спокойно, но, как только она подошла вплотную к Хранительнице, та вывернулась и побежала к Яблоне.
- Не бойся, пойдём со мной, я отведу тебя в деревню. Мы найдем твоих родителей. И всё будет хорошо.
- Ты не понимаешь. - Девочка прижалась к стволу.
Луна всё выбелила, сделала потусторонним, неживым. Чужая приближалась: на бледном пятне лица можно было различить мягкую улыбку.
- Ну чего же ты боишься?
Хранительница чувствовала тёпло протянутой руки, но лёгкое облако нашло на луну, и лицо девушки превратилось в посмертную маску. Хранительница вдруг вспомнила первую ночь в лесу: одиночество и неизвестность. И мрак за старой раскидистой яблоней.
Девочка закричала, земля вокруг неё пошла трещинами, из которых вылезали шипы и корни деревьев. Коряги нацелились на чужую, отгоняя её от хозяйки. Чужая пошатнулась, упала навзничь и отползла в сторону. Глаза её тускло блестели, она, не мигая, как в пустоту, смотрела на живые растения. Наконец девушка моргнула, сбросив пелену, но всё же осталась на месте.
- Уходи!
Трещины стали шире, новая волна шипов и корней пошла от Яблони. Девушка сопротивлялась, пыталась удержаться на месте, но ветви были сильнее и уволокли её прочь. А затем корни поднялись и образовали стену. В плетёной преграде не было и щели, а попытки перелезть неизменно оканчивались падением. До глубокой ночи девушка просила впустить её или хотя бы ответить, поговорить, но хозяйка леса молчала. Девушке пришлось уйти. Тропинка не петляла, шла прямиком к деревне, а за спиной чёрные стволы смыкались, не давая надежды на возвращение.
Уже перед рассветом, когда ничто не напоминало о пришельце, на краю поляны девочка нашла металлический диск на кожаном ремешке. Диск был покрыт странными чёрточками и тихонько щёлкал, будто каждый раз падала крохотная песчинка. Не зная, что с ним делать, девочка приложила его к шее, как ожерелье, но ремешок оказался слишком короток, чтобы застегнуться. Тогда она надела его на запястье, но теперь ремешок был велик. Девочке пришлось застегнуть его на предплечье, почти у локтя. Довольная, она подошла к Яблоне и свернулась калачиком в мягких мшистых корнях.