====== Танцующие огни ======
Это была не просто тьма. Это был мрак беззвёздной ночи, подземных глубин и человеческих сердец. Тьма, что поглощала весь свет. Тьма, что пожирала саму себя. Древняя. Голодная. Недобрая. И всё было бы не так страшно, если бы эта Тьма не была её частью.
Глупо отрицать меня. Глупо прогонять меня в далёкие закоулки сознания. Ты не меня боишься, ты себя боишься, Ангуль.
Знахарка не понимала сны. Знахарка видела лишь поверхность вещей. Как и все в этой деревне. Они предпочли сладкое неведение. Они предпочли убежать от себя, от своей сути, заперев свои силы внутри себя. Так они поступали и со своими детьми, и с детьми своих детей. Так они поступили и с Ангуль.
Но ведь это преступление против сути вещей! Невозможно победить собственную тень.
Ангуль в какой-то степени могла их понять. Жить здесь, среди этой зелени и жаркого солнца, цветов и осенних дождей, не ведая забот, не видя вещих снов и не зная о других мирах и тварях, живущих среди теней. Жить жизнью мотылька, настолько быстро, что не успеваешь заскучать и задуматься о законах Вселенной, когда весь мир понятен и прост – весной сеять, осенью пожинать, утром кормить скотину, а вечером сплетничать, собираясь на крыльце.
Но ей, Ангуль арх Мараб, младшей дочери семьи виноделов, такая жизнь была недоступна. Знахарка сказала, что её сила слишком велика, слишком темна. Раз в год печать, сдерживающую её способности, ставили заново, проводя изнуряющие обряды. Каждый месяц на убывающую луну она пила отвар и читала заговор. Но это мало помогало. Вот и сейчас она лежала, отвернувшись к стене, в постели, пропитанной липким потом, и слушала этот бесплотный шепот, так пугающе похожий на её собственный. Она знала, что отражение в зеркале у её кровати смотрит на неё пустыми, ничего не выражающими глазами. Она бы разбила его, но родители отругают, ведь зеркало дорогое, фамильное.
Она ненавидела закат, ведь он означал наступление ночи. Ночи, когда она, другая Ангуль, обретает полную власть. А когда чёрные тучи заслоняют звёзды и луну, как сейчас, то от неё не спрятаться, даже если включить ночник и обвешаться оберегами. Ведь тьма древнее света. А человек – лишь гость, напрасно пытающийся прогнать её фонарями.
Особенно опасны были сны. Они засасывали, как зыбучие пески, забирали в самые недры необитаемого Космоса, древнее, чем звёздный свет, не доходящий до них. И твари, которые там обитают, терзали Ангуль, терзали саму её суть, и к утру она едва могла вспомнить, кто она такая и где находится.
А если выпить много вина, то сны пропадали. Наступала пустота. Блаженная пустота. Но ей редко разрешали пить из семейных запасов. А сейчас, перед праздников, каждая бутылка была на счету.
Но что это? За окном появились первые лучи рассвета. Она ненавидит рассвет. Ненавидит солнце, потому что его лучи сжигают всё незримое и неосязаемое. Прогоняет все страхи, возвращает обратно в мир живых, в мир поверхности вещей и повседневных забот.
Уже через пять минут оковы страха отпустили Ангуль. Ещё одна ночь пережита, ещё одно утро, когда она вздыхает с облегчением. И ещё одно обещание самой себе, что в следующую Ангуль не даст ей властвовать над собой.
Страх ушёл, странные сны забыты, и их место заняли насущные потребности. Теперь это была не Ангуль, заглядывающая за грань видимого мира. Теперь это была Ангуль арх Мараб, дочь винодельцев, и сейчас ей надо было помогать братьям готовить вина к празднику.
Снаружи мать топтала виноград, повязав на чёрные кудри косынку, чтобы хоть как-то спастись от палящего южного солнца. Отец подстригал кусты роз, и в воздухе витал их аромат. На крыльце, развалившись, грела бока на солнце Амбре. По её словам, она вовсе не бездельничала, а загорала, готовясь к Танцу Огня. Где-то в траве спрятались кузнечики и цикады, стояло такое стрекотание, что приходилось их перекрикивать. Вокруг царила суматоха, ведь уже сегодня вечером будет Праздник Солнца, когда все соседние деревни собираются вместе, чтобы прославить солнце, лето и саму жизнь и попросить небо и землю даровать им обильный урожай и согреть их достаточно, чтобы они смогли пережить зиму.
А в подвале было тихо и прохладно, пахло винами и соленьями, с потолка свисали сушеные травы. Вино было прохладным, освежающим, пахнувшим цветами и пряностями и вобравший в себя весь полуденный зной, всё сияние лучей солнца. Семья специально хранила его для праздника ещё с прошлого лета. Братья весь день перетаскивали бочки и разливали вина по бутылкам.
До вечера Ангуль была занята, помогая им и на кухне сёстрам. Все они, кроме Ангуль, уже давно вышли замуж и даже успели родить детей, хоть и были ненамного старше неё. Здесь рано взрослели и рано старели, поэтому семьи старались заводить как можно раньше. Поэтому Ангуль было немного не по себе среди них.
Как только наступила темнота, вокруг стало ещё оживлённей. Девушки собрались дома перед зеркалом, со смехом примеряя наряды и натирая кожу маслами. Они заплетали свои блестящие чёрные кудри в причудливые прически, вплетая в них нити и бусины, покрывали руки и ноги узором из хны и надевали на шею, запястья и лодышки яркие украшения. Ангуль с горечью вздохнула, глядя на свои жесткие прямые волосы и маленькие глазки.
- Поела бы хоть, – ткнула её в бок Умбре. – Вона, худая какая, даже бёдра не трутся!
- Да-да, чтоб отъелась на празднике, а то муж подумает, что болеешь чем!
Ангуль фыркнула, привыкшая к таким придиркам. Ела она за троих, но в весе всё равно не прибавляла, и все вокруг думали, что она голодает.
Вдруг затрубил рог. Это означало одно: праздник уже начался, и скоро танцовщицам Огня выступать. Умбре схватилась за голову и побежала на улицу, на ходу заканчивая заплетать косу.
- Странно, что ты на собственную свадьбу не опоздала, – мстительно проворковала Ангуль, догоняя сестру.
Ночь была безоблачная, на небе сияли звёзды, тёплый ветер приносил аромат мандаринов и роз, траву и кусты освещали светлячки. Повсюду были развешены фонари и гирлянды, Большой Костёр уже вовсю горел, и свет его отражался на бронзовой поверхности статуи Лета. Ангуль взглянула в его сияющий лик, безмятежный и безразличный, и, казалось, сама она стала как он, неподвластная страхам и снам, неподвластная собственной тёмной силе.
Заиграли барабаны, то ускоряясь, то замедляясь, создавая вокруг себя эхо. Миоло, стоящий среди хористов горлового пения, помахал ей рукой и подмигнул. Как всегда, юный, пылкий и красивый, неизменно приковывающий взгляды.
Умбре, улыбнувшись Ангуль, отвернулась и отправилась к танцовщицам, ступая босыми ногами по траве и гордо вскинув голову, и её непослушные волосы, так нормально и не заплетённые, упали на плечи, окончательно испортив причёски. Умбре сорвала с себя все ленты и небрежно бросила их Ангуль. Та лишь усмехнулась. Умбре оставалась дикаркой, хоть и вышла замуж и ожидала ребёнка, такой же дикаркой, как и Ангуль, с непокорными кудрями и ободранными коленками, дикая, как и пламя Большого костра.
Умбре присоединилась к танцующим девушкам. Они извивались, словно змеи, плясали, как языки пламени, порхали, словно мотыльки, и южное солнце сияло в их глазах, а их кожа в свете пламени и фонарей казалась золотой. Пёстрые юбки задирались, обнажая босые ноги, браслеты и бусы звенели и трещали в ритм их танцу. И настолько быстро они кружились, что сложно было за ними уследить, казалось, сами они стали южным ветром, непокорным и неудержимым, приносящим аромат моря и далёких земель. Исчезающий так же быстро, как и появляющийся.
- Давай быстрее, чаво встала, девка? – вдруг услышала Ангуль ворчливый окрик.
Она вздрогнула, продолжая сжимать в руках бутыль. Перед ней сидела кочевница и сердито смотрела на неё своими узкими глазами. Она говорила с заметным акцентом. Ангуль прежде никогда не видела чужеземцев и поэтому c любопытством оглядывала незнакомку, наливая ей вино. В тот момент она не знала, что эта встреча перевернёт всю её жизнь. Однако она почувствовала тёмную, нехорошую силу, исходящую от незнакомки. Что-то, запертое глубоко внутри неё, запечатанное с рождения, затрепетало, почувствовав что-то знакомое, подобное ему. Испуганно глядя в глаза кочевнице, Ангуль увидела, что та чувствует абсолютно то же самое.
====== Освободи меня ======
Цайиль выросла среди негостеприимных просторов Забытой Пустоши. Она привыкла к колючим пескам, бурям, долгому зною без единого намёка на тучку и междуусобным войнам. Кочевые племена постоянно совершают набеги друг на друга, отбирая ресурсы, угоняя скот и рабов. Поэтому первая игрушка детей — нож, а самое востребованное искусство — чёрная магия. Нечестивая магия. Няня Зул-Зул говорила, что тьма охраняет от ослепляющего света. Оседлые, как всегда, всё перевернули вверх дном. Не тьма зло. Солнце забирает воду, превращает плодородные поля в безжизненные пустыни. Ночь приносит успокоение.
Няня Зул-Зул обучила ещё маленькую Цайиль чёрной магии. Она рассказала ей, что тени — не просто тени, и что далеко не всё в этом мире можно увидеть, услышать и почувствовать. Она научила Цайиль спускаться «вниз», в мир незримого и неслышимого, в Глубинные Тени, где обитают демоны. Цайиль научилась ладить с этими тварями, научилась понимать их разум, не признающей грани между светом и тьмой, возможным и невозможным. В какой-то степени она сама стала им подобна, но для жизни в Пустоши это более, чем хорошо.
Кочевник не любит сидеть на месте. Он всегда куда-то стремится, куда-то скачет на своём коне, ему всегда всё мало и чего-то недостаёт. «В сердце ветер, под задом седло», — так он говорит. В какой-то момент Цайиль стало мало Пустоши, и она покинула своё племя, отправившись на юг.
Юг. Место оседлых, место сыновей и дочерей солнца. Вождь презрительно называл их ленивыми слизнями — такими же медлительными и жирными. Их земли плодородны, полны цветов и плодов, их солнце не выжигает всё на своём небесном пути, их ветер не приносит пески и пыль. Первые жители юга и первые чужеземцы, которых увидела Цайиль, были девушки, собиравшие цветы. Они весело щебетали на чём-то своём, смеялись, среди тени листвы, смуглые и черноволосые, сами как эти цветы вокруг — быстро расцветающие и быстро вянущие. И способные расти только среди этих плодородных земель.
Когда Цайиль впервые увидела девочку с силой, как у неё, она не поверила своим глазам. Этот южный цветок… не похожий на своих землячек ни внешностью, ни характером, но всё же южный — и чернокнижник? Может, её чутьё, до этого безошибочно находящее подобных ей, на этот раз ошиблось? Нет… Она видит влияние тьмы в её чёрных глазах. Видит под ними следы бессонных ночей, наполненных кошмарами. Чувствует, как пульсирует в ней сила, запертая в ней. Эта сила очень хотела освободиться, и Цайиль ей в этом поможет.
Вечерело. Прохладный ветерок ласкал нагретую за день кожу. Шумела листва, где-то журчал лесной ручей. Ветки под ногами Ангуль хрустели. Лес манил её своей прохладой, своими ароматами и звуками, своей таинственностью и необъятностью. Здесь, в горах юга, на многие места не ступала нога человека, ведь чем дальше, тем гуще и непроходимей был лес, тем он был опасней.
Наконец, она дошла. Старые-старые руины какого-то здания, скрытые среди зелёной листвы и кустов. Полуразрушенные колонны были овиты плющем, из-под трещин на полу проросли цветы, обломки вокруг были покрыты мхами. Сколько тайн оно скрывало, насколько далёкие времена застало? В деревне поговаривают, что здесь водятся призраки. Ну что ж, она их не боится. Что страшного в мертвецах? Они такие же люди, как и они, такие же, как Ангуль. Просто… умерли.
Ангуль усмехнулась. И о чём она только думает? Она и сама не знала, зачем сюда приходит. В детстве она часто бегала сюда с братьями и сёстрами, после купания в реке. Они наберут ягод в лесу, сядут на эти древние камни, и начнут рассказывать друг другу страшилки… Пролетели года, все повзрослели, завели семьи и потеряли интерес к детским играм, а Ангуль продолжала сюда приходить, как только выдавался свободный вечер.
Небо на горизонте окрасилось в оттенки красного и лилового. В вечерних сумерках эти стены из белого мрамора казались особенно таинственными.
— Боишься? — услышала Ангуль.
Позади неё стояла вчерашняя кочевница. Ангуль уже знала, что её звали Цайиль. Она была странница, покинувшая своё племя, чтобы повидать мир. В их деревней она была лишь проходом, и семья Ангуль согласилась приютить её на время. Ангуль невольно залюбовалась женщиной. Чёрные косы, спускающиеся до самых пят, жёлтоватая кожа и раскосые чёрные глаза. Другая. Чужая. Пахнущая пылью и молоком. От неё веяло далёкими землями и тёмными знаниями.
— Нет, — честно ответила Ангуль.
— Значит, это ты у нас белые косы*, — улыбнулась Цайиль, скрестив на груди руки.
Ангуль непонимающе посмотрела на неё.
— Тёмная лошадка. Ну, теневик. У меня глаз намётан. Своих сразу вижу.
— О чём ты говоришь? — отпрянула Ангуль, в душе начиная понимать.
— Да чернокнижник, Кровавая Колесница тебя забери! — нетерпеливо прикрикнула Цайиль.
— Но я ни разу в жизни не колдовала!
— Конечно, не колдовала. Вы же решили сбежать от магии. Запечатать силы, а это вредно! И глупо. Всё равно, что забить огромного быка и не съесть, а оставить гнить в земле. Чудаки вы.
Это преступление против сути вещей.
Живот Ангуль свело от страха. Она живо вспомнила все свои кошмары, все страхи и бессонные ночи. Нет, если так живёт чернокнижник, то лучше никогда не заниматься магией. Первая жена отца умерла от занятий магии. У неё тоже вроде как было такое ремесло, то ли шаманство, то ли чёрная магия, то ли ещё чего… Отец не любил об этом рассказывать. Пресекал любые разговоры о магии. И теперь Ангуль понимала, почему.
— Чаво затихла? — хлопнула её по плечу Цайиль. — Тебе ведь снятся кошмары, да? Мерещится всякое? — вкрадчиво спросила кочевница.
Ангуль вздрогнула. Откуда она это знает?!
— Это твоя сила говорит. Не стоит её сдерживать, иначе это обернётся против тебя.
— Неужели от неё нельзя избавиться? — умоляюще подняла на неё глаза Ангуль.
Цайиль тяжело вздохнула. «С оседлыми так тяжело», — подумала она.
— Но ведь это же ты. Ты сама. Ты боишься себя, выходит? — Цайиль осеклась, увидев непонимание в глазах южанки. — Знаешь… Иногда, чтобы успокоить монстра внутри себя, его надо просто… принять. Тьма — это всего лишь отсутствие света. Ночь — это всего лишь отсутствие солнца. Не нужно их боятся, южаночка. Я могу помочь тебе. Помирить вас. Хочешь?
Цайиль заговорщески подмигнула Ангуль.
Немного поколебавшись, Ангуль всё же согласилась. Если это избавит её от кошмаров, то почему бы и нет? Тем более, что Цайиль дала понять ей, что если что-то пойдёт не так, то она сразу прервёт обряд.
Чем больше темнело, тем яснее становились воспоминания Ангуль о кошмарах беззвёздных ночей, и порой ей казалось, что она всё ещё лежит в мокрой постели, трясясь в безмолвной истерике. И даже свет звёзд и луны не приносил облегчения, а напротив, пугал, казался каким-то равнодушным, мёртвым.
Но Цайиль сидела перед ней, приготавливая ритуальные принадлежности, такая ясная и осязаемая, казалось, она породнилась с этой тьмой вокруг, даже в какой-то мере властвовала над ней. Пока они собирали травы, кочевница рассказала ей, что в детстве её мучили кошмары, а шаманка провела над ней похожий обряд.
— Конечно, мне всё равно потом мерещилось всякое. Но я не боялась. Я ни на секунду не забывала, что пока я не боюсь, я сильнее. Сечёшь, о чём я?
Она остановилась, повернувшись к Ангуль. Свет луны на миг осветил её лицо, заострив его черты, сделав похожим на лицо призрака или мертвеца. Казалось, в её глазах затаилась вся тьма этого мира, и тьма это смотрела на Ангуль, заглядывала куда-то вглубь неё, в её душу. Ангуль поймала себя на мысли о том, что тьма эта казалась ей родной. Как и её обладательница.
— Чувствуешь? — махнула она рукой в сторону здания. — Чувствуешь эту тишину? Чувствуешь наволок беспроглядной скорби?
— Такое чувство, будто время здесь остановилось. Будто это место отрезано от остального мира. Островок звенящей тишины и печали.
— Это место повидало предательства, страшные тайны и жестокие убийства. Веками хранит оно секреты темных граней людской души. Боишься?