— Ой, ну да ладно, — Мария пожала плечами и слабо улыбнулась. — Давай, до связи. Звони и просто так иногда, окей?
— Буду в Вашингтоне, заскочу поболтать.
— Я давно уже в Нью-Йорке, Клайд.
Мария выключила связь. Клайд минуту посидел перед темными экранами, потом вздохнул и открыл декодированный файл.
Соответствовать было трудно — во всех смыслах.
На Клайда с пяти экранов выпрыгнули фотографии, шестой занял длинный, подробный текст. Нет, конечно, никакой информации о том, чем доктор занимается в Торчвуде. Только то, что было до.
Но и этого хватало.
Доктор не был людоедом. Только его помощником. В досье говорилось, что его самого подозревали в людоедстве, но Торчвуд выяснил, что это не так. Тайные общества… инопланетные субстанции, вселявшиеся в человеческие тела… Серебряные скелеты — красивый, кстати, символ. Можно будет воспользоваться, только переработать чуть-чуть… Фотокопии каких-то старых документов с вымаранными названиями и именами. Клайд прищурился, увеличивая картинку до максимума. Кажется, одно из замазанных слов начиналось на букву «К», заглавную. Но слишком длинное для «Каан». Скорее уж, «Конгломерат». Или «Комитет». Что-то вроде того. Людоед боролся с этим непонятным обществом, а по ходу дела убивал случайных людей. Наемник, кажется. Вот документ о том, как подозреваемый был заключен в энергетическую капсулу: Джеку, видимо, пришлось для этого ездить в Штаты. Местные наверняка были до чертиков недовольны. Судя по реакции Марии.
Клайд стал рассматривать фотографии. Интересные лица. Очень разные. Вот их главная, доктор… Бреннан. Темперанс Бреннан. Явно терпения ей не занимать. Суровое лицо без улыбки. Красивое, выразительное. Хорошая форма черепа. Такие лица просто рисовать. Даже скетча хватит, чтобы узнать безошибочно. Но в цвете ее портрет будет гораздо лучше.
Клайд ввел в поиск по базе «Доктор Темперанс Бреннан», и на него обрушился очередной водопад информации — на этот раз не засекреченной. Ага, вот кого имел в виду доктор Эдди, когда говорил, что прозвище не его. «Доктор Кости», его наставница. И ее команда. Лица, лица, новые лица… Отличники, все как один. Такой же взгляд был у Люка — умный и немного потерянный. С этим что стало? Застрелен снайпером по ошибке. А этот, такой… знакомый?
Клайд остановил поток. Со всех пяти экранов на него смотрело улыбающееся лицо. Темные кудрявые волосы, круглые щеки, пухлые губы. Наверняка он ужасно стеснялся своего детского лица, этот агент… доктор… нет, агент Свитс. Господи, где же Клайд его видел? Не может быть. Он ведь тоже погиб — Клайд вбил его имя в поиск — погиб давным-давно. Клайд тогда едва школу закончил. Какая дурацкая смерть: сбили на парковке.
Клайд пошарил по столу в поисках блокнота, достал из кармана линер. Штрих за штрихом. Знакомое лицо. Он всегда отлично запоминал лица, до деталей, иначе не смог бы рисовать, не пользуясь референсами. Круглые карие глаза с тяжелыми веками. Кудри. Маленький подбородок с ямочкой, но не безвольный, скорее, упрямый. Широкие брови, не слишком густые, впрочем…
На седьмом экране что-то мелькнуло, и Клайд оторвался от рисунка. По коридору шагал Джек. Он остановился, словно зная, чем занимается Клайд, посмотрел в камеру, улыбнулся и пошел дальше. Клайд поспешно выключил поиск, спрятал незаконченный набросок в карман, но думать об агенте Свитсе не перестал. Имя у него было говорящее — Ланселот. В школе наверняка дразнили… хотя, может, и нет. Голова заболела, сильно, резко, и тут же прошла, как только Клайд подумал о чем-то другом.
Открылась дверь. Джек вошел внутрь. В Хабе запахло свежим ветром и лимонным одеколоном, Клайд дернул плечами.
— Ну что, нашел Зака? — спросил Джек, широко, как всегда, улыбаясь. — Если хочешь спросить, чем он у нас занимается, не трать время: я и сам не всегда понимаю.
Клайд вспомнил о диске и полез в карман. Набросок предательски зашуршал и попытался выпасть, но Клайд успел затолкать его обратно.
— Вот. Он просил передать.
— А! Снова конференция? — спросил Джек и, хотя Клайд закономерно ему не ответил, продолжил: — Опять забыл, что они не принимают на компакт-дисках. Но я перегоню на нужный носитель. Спасибо. И… кофе завари?
Он окинул Клайда неожиданно тоскливым взглядом, словно ожидая чего-то непонятного, словно хотел что-то личное сказать Клайду, но мотнул головой и побежал дальше. Клайд со вздохом пошел к кофейному аппарату, старому и заслуженному: Джек упрямо отказывался заменить его более современным. Кофе в нем всегда получался отвратительным, да Клайд и кофе-то терпеть не мог, но выбирать не приходилось. Он не компьютерщик, не спец по оружию, не полицейский, в конце концов, не врач — его и взяли-то сюда по протекции из ЮНИТа. Потому, что не захотели брать в ЮНИТ.
Насыпая в емкость вонючий коричневый порошок, Клайд вдруг ясно вспомнил, где именно он видел этого агента с рыцарским именем. И вряд ли погибшего. Кофе был забыт, Клайд метнулся обратно к терминалу и включил покадровый поиск по камерам слежения. Поиск нужного лица — благо, оно тоже имелось в наличии.
Дни перематывались за днями, как в старом кино — быстро, рвано; фигурки людей мчатся задом наперед, неестественно жестикулируя. Джек в своей шинели мечется по Хабу вперед-назад. Вот они все, втроем, бегут на выезд — только наоборот, стаскивая с себя куртки, пятятся к рабочим местам. Ночь. Джек расхаживает по Хабу, как неупокоенная нечисть. Он вообще когда-нибудь спит?.. Глупый вопрос. День. Ночь, Снова день…
Вот! Вот оно. Клайд привстал. Коридор, ведущий к камерам. И дверь в стене, где точно не было никакой двери. У дверей стоял, скрестив руки на груди, тот самый агент. Поиск безошибочно остановился на нем, обвел лицо в скобки квадрата и, еле слышно пискнув, отключился. За десяток лет агент совсем не изменился. Совсем как Джек. Может, он тоже… бессмертный? Черный траурный костюм, черный галстук, как у Марии. Неужели? Понятно тогда, что означает эта его «смерть». Блестящие ботинки. Интересно, их агенты-женщины обязаны ходить в туфлях на каблуках? Бедняги. Бегать в таких наверняка пытка. В следующий раз надо у Марии спросить.
Из-за угла вышел Джек и остановился. Они начали разговаривать; агент упрямо вздернул подбородок. Его лицо казалось совершенно другим, не похожим на то, которое Клайд видел на фото. Ни улыбки. Ни похожей мимики. Джек засмеялся какой-то неслышимой шутке. Агент смотрел на него брезгливо.
Потом открыл дверь, которой там не должно было быть, и приглашающе махнул рукой. Джек вошел внутрь, агент шагнул за ним. Дверь захлопнулась и… и…
Клайд остановил запись, отмотал назад на несколько секунд.
Дверь захлопнулась и исчезла. Растаяла. Слилась со стеной.
Голова снова резко заболела. Клайд зажмурился. Реткон, точно. Он наверняка спрашивал у Джека, что это за ерунда — в его обязанность входило просматривать записи с камер, — а Джек, вместо того, чтобы объяснить, дал ему реткон.
Клайд вытащил свой набросок и отмотал запись назад, остановил, увеличив лицо агента. Лицо то же самое, но совершенно другое. Как будто маска, чужая кожа… А может, так и есть?
Агент, упрямо вздернув подбородок, смотрел на Джека. Тот радостно улыбался.
Потом завыла сирена, и Клайд, вздрогнув, оторвался от мониторов. Сирена звучала на самом деле: камеры не записывали звуков. Настоящая тревога. Клайд быстро выключил поиск и помчался вниз, в главный зал.
Джек и Энди стояли возле прогностического модуля. Клайду все уши прожужжали о том, что с ним нельзя делать — трогать, нажимать на кнопки, дышать, протирать, даже близко подходить. Прогностический модуль, исправно выдававший на огромный голографический экран непонятную, хоть и очень стильную мешанину цветных полос, сейчас показывал что-то странное.
Красная полоса, выползавшая с правой стороны экрана, становилась все шире и шире. Расползалась во все стороны, как лужа крови на полу, расталкивая другие полосы прочь. Джек наклонился над клавиатурой, пощелкал, потом выругался сквозь зубы. Энди оглянулся, увидел Клайда и развел руками — он явно понимал, что происходит, не больше, чем сам Клайд.
Наконец Джеку удалось выключить сирену. В Хабе стало тихо. Красная полоса медленно теснила другие, разрастаясь на весь экран. Сердце вдруг сильно, быстро застучало, и Клайд облизнул пересохшие губы. Приключение, черт его забери. Чутье, отточенное годами опыта, не обмануть.
— Что показывает индикатор Разлома? — отрывисто спросил Джек, не оборачиваясь.
Энди шагнул к соседнему терминалу, прищурился, не веря глазам.
— Ничего.
Джек обернулся к нему. Клайд сверлил Энди взглядом, изо всех сил стараясь стоять ровно.
— Ничего, — повторил Энди. — Активность нулевая. Разлом закрылся. Кажется.
========== Уровень С. Патопсихологический синдром ==========
Если бы у Лэнса спросили, не разочаровался ли он в своем выборе уйти из ФБР ради мистической организации, которая регулирует деятельность инопланетян на Земле, он бы ответил «Ни за что». Только так и следовало отвечать на этот вопрос.
Думать по этому поводу можно было что угодно.
Лэнс, который на данный момент носил имя «агент Эс», про себя не соглашался самоидентифицироваться с однобуквенным обозначением. Правила организации, пусть так, но внутреннее самоопределение может сохраняться каким угодно — разве возможно заставить состоявшуюся личность называть себя кодом из одной буквы? Тем не менее, люди интерпретируют подобные вызовы в совершенно индивидуальной манере. В организации Лэнс насмотрелся разных вариантов: кто-то искренне сопоставлял себя с таким обозначением, избавляясь от старой личности и старого мироощущения в пользу нового (агент Кей, например), кто-то превращал букву в имя и легко манипулировал новой сущностью (Эл, Джей, да и Бета тоже), кто-то пользовался прозвищами наряду с официальным кодом, игнорируя протокол при любой возможности. Например, Гаутама.
Да, в общем, с Гаутамы все и началось.
В штате организации он значился как «агент Си»; один из старейших агентов после Зеда и Кея. Стажеры понятия не имели, что он — инопланетянин, действующие агенты знали, но молчали. Негласная проверка новичков, обычный социальный ритуал, как сказала бы доктор Бреннан.
Сам Лэнс разгадал эту загадку довольно быстро: по отсутствию микровыражений на его голографической маске, тогда еще — с другой внешностью. После разоблачения Гаутама усовершенствовал ее — теперь она иногда мелко помаргивала, дергала уголками губ и в целом сбила бы с толку любого профайлера, который бы попытался читать эту какофонию.
Зато у Гаутамы были щупальца, которые работали куда лучше любых микровыражений.
В данный момент они застыли без движения, и это говорило об очень многом. Например, что вопрос серьезный. И что он не хотел бы, чтобы Лэнс этим заинтересовался подробнее, чем стоило. И что Гаутама долго колебался, прежде чем поручить ему это задание.
Любопытно.
— Одному из наших агентов требуется психологическая помощь, — сказал Гаутама. Он стоял, опираясь рукой на край стола, и пытался напустить на себя неформальный вид, но получалось у него это плохо.
— Большинству наших агентов требуется психологическая помощь, — ответил Лэнс. Это было правдой. Хотя подбирали персонал очень тщательно и в агенты редко попадали эмоционально неустойчивые личности, но зато клинических социопатов было хоть отбавляй.
Прямо как в ФБР. И, пожалуй, именно поэтому Лэнс чувствовал себя слегка разочарованным последние несколько лет.
Гаутама выразительно вздохнул. Его щупальца едва заметно вздрогнули. Он всегда воспринимал организацию как свое личное детище — забавный вариант самоидентификации. Лэнс понятия не имел, сколько Гаутаме лет, но явно много, и вряд ли большая часть его жизни прошла в ЛвЧ.
— Этому агенту она требуется сильнее, чем прочим, — отчеканил Гаутама и встал ровно, в позу «вольно», уставившись на Лэнса своим единственным глазом. — Проблема, которая есть у него, мешает работе. Поговори с ним. Разберись. Дай свои рекомендации.
— Я давно не занимаюсь психоанализом и не хотел бы начинать снова, — ответил Лэнс. Любопытство разгоралось все ярче, но ему действительно не хотелось бы снова возвращаться на эту чудовищно, как выяснилось, зыбкую почву.
— Психоанализ и не требуется. Нужны только твои выводы и рекомендации.
Ну конечно. Интересно, что на этот раз? Допустим, как источник научных данных ЛвЧ куда плодотворнее ФБР. В ФБР никогда не выпадет возможности узнать, какие психологические последствия несет за собой беременность у мужчин. Или как влияет генетическая модификация на мозг взрослой состоявшейся личности.
Это была главная причина, почему Лэнс согласился на предложение работать здесь: возможность исследовать то, чего в других местах попросту не существует. Согласился, невзирая на последствия — полный отказ от прошлого.
— А если ему понадобится помощь психиатра? — спросил Лэнс.
— Ты скажешь об этом. Ты эксперт.
О, теперь Гаутама манипулирует им в своей неповторимой манере. Но манипулирует, надо признать, успешно: Лэнс непроизвольно расправил плечи. Эксперт — правда. Констатация приятного факта. Если бы Гаутама продолжил с похвалами, это разрушило бы эффект, но Гаутама не продолжил.
— Может, объяснишь хоть вкратце? — спросил Лэнс. — В чем дело, что именно мешает ему работать, да и кто этот агент, в конце концов. Ты ведь даже его букву не назвал.
Щупальца Гаутамы задумчиво зашевелились. Решает, говорить или нет. Или, вернее, что именно говорить.
Гаутама не врал — Лэнс не мог вспомнить, чтобы он это делал, — но замалчивал факты виртуознее любого лжеца.
— Ты его не знаешь. Он работал здесь раньше, потом брал отпуск… и теперь снова вернулся. Называй его… — Гаутама задумался. — Агент Икс. Да. Мне нужно, чтобы он мог исполнять свои обязанности.
— Тебе нужно? — спросил Лэнс. — Или организации?
Очевидно, этот вопрос поставил Гаутаму в тупик, потому что он немедленно разозлился: выпятил острый, как у сказочной ведьмы, подбородок, дернул щупальцами, скривил тонкие, сливающиеся по цвету с кожей губы. Наверняка на той планете, откуда был родом Гаутама, и слыхом не слыхивали об управлении гневом.
— Не важно, — отчеканил он.
Действительно, идентификация «я являюсь неотъемлемой частью организации» предполагает такую реакцию. Разделить себя и работу не представляется возможным, но это не растворение, а нечто другое.
«Государство — это я».
Лэнс примирительно улыбнулся и развел руками.
— Это был глупый вопрос. Извини. Конечно, я поговорю с ним, если ты этого хочешь.
— Агент Икс будет ждать тебя на уровне D, в медицинском отсеке.
— Он что, ранен?
— Нет! — ответил Гаутама. — Но там очень удобная кушетка, так что я решил…
Фраза прозвучала довольно двусмысленно, и Гаутама, невзирая на свое инопланетное происхождение, это понял и замолчал. Лэнс сдержал улыбку. Не хотелось его обижать.
— Иди. Не задерживайся, — буркнул Гаутама и отвернулся к столу. Он снова включил голографическую маску агента Си. — Кроме того, тебе временно придется стать его напарником.
А вот и ложка дегтя. Впрочем, чего еще было ждать?
— Ты возьмешь себе нового напарника? — спросил Лэнс. Обидеться будет непрофессионально. Недостойно. Это не попытка его уязвить, обычная ротация… И его никто не бросает. Снова.
— Нет, — не оборачиваясь, отозвался Гаутама. — Я же сказал: временно. Семь-десять рабочих дней.
Кажется, ему было стыдно. Лэнс сдержал улыбку. Все-таки базовые эмоции у большинства разумных видов потрясающе схожи, хоть и возникают по совершенно разным причинам.
— Это не должно причинить неудобств, — продолжил Гаутама. — Он готов сотрудничать и сам хочет поскорее избавиться от своей проблемы.
Что ж… Гаутама не лгал, и это внушало определенные надежды. Остался один, последний вопрос, который и решит исход дела. Лэнсу хотелось думать, что он может еще что-то изменить и отказаться. Конечно, может.
— Он человек? — спросил Лэнс.
Гаутама обернулся. Его человеческая маска выглядела безучастной, но что скрывалось под ней? Не угадаешь.