Порадовавшись про себя сходству имен, старый воин уже открыл рот, но вовремя заметил, что его молодой друг собирается сказать нечто куда более важное. Глаза Ветерка зажглись, на скулах выступил румянец.
— Если ты не против, — обратился он к царевне, и в его голосе странно переплелись нежность и мольба, — я бы хотел, чтобы это ожерелье стало твоим.
Стоит ли говорить, какой она дала ответ.
Увидев на одежде царевны обереги рода Урагана, простодушная Тростинка постелила молодым в отдельной клети. Что там происходило ночью, Камень мог только догадываться, но утром царевна и ее избранник выглядели такими счастливыми и умиротворенными, словно не существовало идущих по следу наемников и грозящего из надзвездных краев Альянса, словно будущее не пугало их своей неизвестностью.
Дабы не терять время попусту, Могучий Утес решил посетить зенебочий торговый ряд. Оружие разбойников не без посредства Ветерка он еще накануне вполне удачно продал одному купцу из Борго и теперь имел достаточно меновых колец.
Он провел немало времени, переходя от загона к загону. Владыка дневного света уже проехал половину своего извечного пути, когда Камень наконец остановил свой выбор на крупном самце с черной косматой гривой.
«Как-то там Крапчатый встретит нового товарища?» — думал он, ведя Гривастого к дому Искры.
Однако по возвращении нашлись заботы поважнее дружбы зенебоков. Кузнец и его жена выглядели подавленными и испуганными, мальчишки с самыми серьезными лицами сидели за работой и даже не разговаривали.
— Что стряслось? — спросил Камень, чувствуя, как в глубине его утробы появляется и медленно растет холодная противная льдинка.
— Тут про молодого Урагана спрашивали… — отводя глаза, ответил кузнец.
— Кто спрашивал?
Искра давешним жестом вцепился в бороду и тяжело вздохнул:
— Как только ты ушел, понаехало ко мне на двор полно наемников княжеских. Дюжины три, не меньше! Командиром у них сам старший княжич — Синеглаз! Грозный такой, что сам дух огня в гневе. Глазами так и зыркает во все стороны! А с ним еще этот, палач княжеский, Ягодник Табурлык, Двурылый, ну тот, которому ты кнутом харю надвое разделил. Как начали они расспрашивать: и про Ветерка, и про красавицу его, и даже про мальчишку… Ну, моя Тростинка с перепугу им и выболтала все, что знала.
Кузнец досадливо махнул рукой. Тяжело признаваться в трусости!
Могучий Утес не стал его осуждать:
— Тростинка все правильно сделала. Синеглаз все равно узнал бы, что ему нужно. Ветерка с девушкой многие в Неспехе видели. А вам бы туго пришлось, кабы не сказали.
Камень так говорил, а думал по-другому. Если бы кузнец догадался пустить наемников по ложному следу, у Ветерка имелся бы шанс уйти дальше, может быть, добраться до гор, а там до родной твердыни — рукой подать. Но что делать! Каждый отвечает прежде всего за свою семью.
Тростинка молча покидала в сумку Камня кой-какую снедь, наполнила водой бурдюки, Искра протянул два боевых топора и туло, полное стрел.
— Ты, вот что, — он впервые осмелился глянуть в глаза Могучего Утеса, — когда будешь в Гнезде Ветров, скажи им, если они хотят союза с родом Огня, я готов похлопотать. И вот еще… Ежели им кузнецы понадобятся, в смысле оружейники, пусть дадут знать!
========== В прятки со смертью ==========
Отыскать в травяном лесу след большого отряда сумеет даже ребенок. Пройдет не меньше недели, прежде чем место смятых растений начнет занимать молодая поросль.
Воины Синеглаза ехали сначала в строю попарно и часто перестраивались, чтобы зенебоки, идущие впереди и прокладывающие дорогу, не утомлялись и сохранили силы для долгой погони. Потом они напали на след Урагана. Камень это понял по тому, что отряд прекратил перестраиваться, имея проторенную дорогу в травяном лесу. Зенебоки наемников сначала шли ходкой рысью, затем, видимо, когда Ураган заметил преследователей, перешли на галоп.
Травяные заросли стали реже и слабее, потом исчезли совсем, уступив место безжизненным солончакам и черным скалам, поросшим бледным полупрозрачным мхом, безжизненным, точно многолетняя паутина, затянувшая необитаемый дом. От малейшего прикосновения он рассыпался в пыль, и ее уносил бесприютно гуляющий в этих местах отринутый, как и все вокруг, тлетворный ветер. Чтобы как можно скорее достигнуть гор трехрогого Великана, Ветерок избрал наиболее короткий путь — через пустыню Гнева.
На спекшейся почве пустыни следы стали нечеткими. Но Камень был слишком хорошим следопытом, чтобы не понять их. Даже Крапчатый понял. Он заревел и мотнул головой в сторону ущелья Спасенных, словно говоря: нам туда. Старый зенебок шел сейчас порожняком. Камень решил испытать новичка. Гривастый оказался резвым, но покладистым зенебоком и сразу признал главенство Крапчатого. Видя, что хозяин медлит, Крапчатый еще раз нетерпеливо мотнул головой.
— Сам знаю, что туда! — легонько хлопнув зенебока между рогов, пробормотал Камень. — Не мешай, дуралей! Дай духов пустыни почтить!
Он испросил у духов разрешения пройти и пролил немного воды на песок. Вода тут же впиталась. Духи приняли жертву.
Каждый раз, когда Камень проезжал через эти места, ему становилось жутко. Уж больно много неупокоенных душ бродило здесь! Шутка сказать — Пустыня Гнева! Именно в этих местах, как гласит предание, и состоялась та страшная битва между царем Арсом и воинством темных духов. Не выдерживая мощи небесных молний, земля плавилась, камни обращались в прах, а тела живых существ становились паром. Предание гласило, что те приверженцы темных духов, которым удалось уйти через ущелье Спасенных и святилище Темных Богов в горы, вскоре умерли мучительной смертью. Так их настиг гнев Великого Се.
И хотя с тех пор луны обновляли свой лик неисчислимое количество раз, а на земле Сольсурана сменилась не одна сотня поколений, на этом месте от самого ущелья Спасенных и до гор Трехрогого Великана даже трава не смела расти. Мало кто решался без особой надобности ехать через эти проклятые Великим Се земли, но у молодого воина и его спутников выбора не было. В самом узком месте ущелья один человек мог запредельно долго обороняться даже от большого отряда. Пока хватит сил. Здесь Ветерок и принял бой.
Камень читал книгу следов, и на его сердце становилось все тяжелей. Земля была взрыта и стала жирной от крови. Повсюду валялись обломки оружия, клочьями вилась зенебочья шерсть. Вездесущие кавуки целой стаей с визгом и урчанием трудились над огромной тушей. То был белый зенебок Ветерка.
Где же сам Ветерок, который бился насмерть, один против четырех дюжин головорезов, задерживая их, давая возможность царевне и Обглодышу скрыться от преследования ненавистного княжича и его разнузданной солдатни, который даже истекая кровью не пытался прорваться в пустыню, продолжая сражаться до самого конца? И где сейчас прячутся Птица и малыш?
Камень углубился в пустыню, идя по следу Синеглазовых головорезов. Он проехал несколько десятков перестрелов, когда серый плащ тумана приподнялся, нарисовав на горизонте очертания заброшенного святилища темных богов. Обугленные колонны, поддерживающие давно обвалившийся свод, напоминали плакальщиц на погребальной тризне. Через случайно уцелевшее перекрытие была переброшена веревка, на конце которой беспомощно болталось обнаженное, окровавленное тело человека, подвешенного за ноги вниз головой со связанными за спиной руками. На правом плече несчастного виднелось изображение духа Ветра.
— Ах, Ветерок, Ветерок! — вздохнул Камень. — Неужто отлетался ты над нашими травяными лесами. Теперь пируешь вместе с другими героями в надзвездных чертогах Великого Се! Прости же меня, дурня старого, что не сумел тебе помочь, зачем-то одного отпустил!
Он горестно соскочил с зенебока, намереваясь отвезти Ураганам мертвое тело их сына, но протянув руку к черному от прилившей крови лицу молодого Урагана, обнаружил, что у ноздрей чуть теплится жизнь.
Скорее! Отвязать от колонны веревку, осторожно опустить тело на землю, перерезать путы. Правая рука Ветерка неестественно изогнута, видимо сломана. На теле места живого нет. Боевые раны перемежаются с ожогами, кровоподтеками, следами от подбитых гвоздями сапог и плетей. Синеглаз и его свора мучили пленника, пока, как и Камень, не решили, что он мертв.
Устроив Ветерка на разложенном на земле плаще и подложив под голову дорожный мешок, Камень развязал мех и окропил водой лицо раненого воина. Разбитые, опухшие, похожие на два куска паленого мяса, губы чуть шевельнулись в поисках живительной влаги. Велика была жажда жизни в этом молодом сильном теле. Проглотив несколько глотков воды, Ветерок попытался разлепить заплывшие лиловыми синяками щелочки глаз, но вряд ли сумел что-либо разглядеть.
Могучий Утес погладил его пыльные, свалявшиеся волосы:
— Это я, Камень! Ты слышишь меня, Ветерок? Потерпи немного. У тебя, кажется, сломана рука. Я сейчас перевяжу твои раны и отвезу тебя в Гнездо Ветров…
— Камень! — Ветерок сделал попытку приподняться, но это ему не удалось. — Оставь меня! Спаси Птицу… ей грозит опасность!
— Где она?
— В горах Трехрогого Великана… В пещере под скалой, похожей на свернувшуюся змею дхаливи… Синеглаз и Ягодник ищут ее… Я не сказал им ничего… но он может отыскать следы…
Камень знал, что чуть дальше святилища темных богов ущелье Спасенных разбегалось бесконечным лабиринтом каменистых тропинок. Обследовать каждую, только даром время терять. И все же шанс, что Синеглаз, даже потерпев неудачу с Ветерком, нападет на след, был не так уж мал.
— Не волнуйся! — успокоил раненого Камень. — Не такие уж они хорошие следопыты. Отыщем мы твою царевну.
Он извлек из дорожной сумки мягкие стираные полосы холста, которые служили для перевязки ран, и небольшой плетеный короб, наполненный жиром пещерного табурлыка, того самого, убитого при помощи царевны. Жир табурлыка, как известно, затягивает раны, не давая им загноиться. Знать бы, что так скоро пригодиться, не торопился бы продавать!
Соорудив из ножен лубки, Могучий Утес старательно закрепил сломанную руку молодого воина, промыл водой, смазал жиром и перевязал раны.
— Терпи, парень! — приговаривал он вместо заговора. — Тебе еще рано умирать!
Завернув раненого в плащ, Камень более ли менее удобно устроил его на спине Крапчатого. Следовало спешить. Не очень-то обрадуются Ягодник и Синеглаз, обнаружив исчезновение тела Урагана. Самое главное сейчас найти царевну. Если разумник Обглодыш провел ее по горам мимо лап наемников, она сумеет вылечить Ветерка. «О Великий Се! О духи гор! Защитите царевну Сольсурана и тех, кто печется о ней! Уберегите сына Ураганов от темных духов смерти!»
***
Вопреки всем расчетам, они достигли гор Трехглазого Великана только к вечеру, и в том была вина Крапчатого. Преисполнившись ответственности за раненого, старый зенебок всю дорогу шествовал мягко и чинно, точно долгополый жрец во время священных церемоний. Понукания и увещевания были тут бесполезны. Уже если этот старый дурень что-то вбивал себе в голову, тут хоть небо обрушься, а сделает по-своему. Все бы хорошо, но в горах возле перевала поднялась метель.
Запертый в теснине дух ветра, тщась вырваться на просторы травяного леса, беснуясь, выводил какой-то бессвязный гимн под аккомпанемент грохочущих лавин и камнепадов. Он яростно завывал, бросая в лицо и за шиворот пригоршни мокрого колючего снега, залепляя глаза, не давая дышать. Казалось, это сам трехрогий великан, заточенный в подземных недрах за непомерную злобу и дерзость, опять пробуждается, вызывая богов надзвездных краев на смертный бой. В такую погоду путешествовать по горам мог только безумец, решивший покончить с существованием в этом мире, гонец с жизненно важной вестью или отчаявшийся беглец.
«Что яришься, сизокрылый? — попытался увещевать разбушевавшегося духа воздушной стихи Могучий Утес, — Не мы обидели твоего потомка. Мы хотим добра воину из рода Урагана! Пропусти нас в долину!» Но дух ветра не слушал Камня и продолжал свою работу, тщательно перемешивая небо и землю в единый клубок, полный мглы, снега, безнадежности и смерти.
Тьма становилась все непроглядней, метель усиливалась, столпообразные ноги зенебоков скользили и разъезжались на обледеневшей тропе. Однако Крапчатый упорно шагал вперед, звериным чутьем отыскивая тропу, минуя трещины, обходя пропасти. Он собирался доставить свою ношу, куда хозяин прикажет, в целости и сохранности, и никакие козни духов стихий не могли ему помешать.
Крапчатому, конечно, холод нипочем, оброс шерстью, как речной валун водорослями, а хозяин изволь превращаться в ледяную статую. Ни рук, ни ног уже не чувствуешь. Травяная рубаха может быть и хорошо защищает от меча, но не от холода. Для путешествия по горам у Камня имелся теплый плащ, но сейчас он согревал истерзанное тело Ветерка. Парню плащ нужнее. Для души, которая сомневается, остаться ли ей во плоти или обрести свободу, тепло не самая плохая приманка.
Где же скала, похожая на эту дхаливи? Камень напряженно вглядывался в снежную кутерьму, но перед ним неслись только безобразные тени проклятых духов и призрачные порождения Владычицы ночных теней. Ветерок уже долгое время находился в беспамятстве. Вновь переживая свой плен, этот ли, тот ли, он пытался бороться, давая отпор палачам, а на самом деле пытаясь отогнать смерть, и Камню помочь ничем не мог. Могучий Утес примерно представлял себе эту скалу, но начал опасаться, что выбрал неверный путь, когда Крапчатый неожиданно свернул с тропы и уверенно направился в сторону слепого прохода между скалами, не обращая внимания на протесты хозяина.
Оказавшись в котловине, окруженной со всех сторон отвесными скалами, Камень обнаружил в одной из стен черную щель. То был вход в пещеру. Оттуда едва заметно тянуло дымом, и Камень почти успокоился. Но осторожность — есть осторожность. В пещере могли укрываться и наемники, и еще невесть кто. Радуясь, что вой ветра заглушает шаги, Камень прокрался к пещере и заглянул внутрь…
Он увидел рыжий огонь костра и две пары испуганных глаз. В руке у Обглодыша тускло блестел нож, царевна держала арбалет.
— Где Ветерок? — спросила девушка, едва признав в облепленном снегом чудище Могучего Утеса, словно само собой подразумевая, что уж Камень-то точно должен был знать о судьбе ее жениха.
Камень хотел обнадежить ее, но почувствовал, что к его языку точно привязан мельничный жернов, и лишь неопределенно махнул рукой. Забыв сушившийся у костра теплый меховой плащ, царевна выскочила под снег, опередив Могучего Утеса и Обглодыша.
Сдурела она, что ли совсем! Пытается стащить Урагана со спины Крапчатого. Так и надорваться недолго.
— Отойди, государыня! Не женское это дело!
Большое обмякшее тело было тяжелым и неподатливым. Камень умылся потом, пока устроил Ветерка у костра. Царевна и Обглодыш как могли помогали ему.
Пока царевна осматривала раненого, Обглодыш и Камень завели Крапчатого и Гривастого в пещеру, где уже стоял, пожевывая сушеные травяные стебли, Чубарый. Затем они уничтожили вокруг все следы.
— Он не позволил мне остаться рядом с ним! — виновато закусив губу, рассказывал мальчишка. — Сказал, что я должен оберегать царевну и хранить скрижаль! Пообещал даже связать нас вместе, если его не послушаем!
— Ты правильно сделал, что последовал его приказу, — успокоил юного храбреца Могучий Утес. — Каждый должен находиться на своем месте и выполнять долг!
Царевна между тем закончила осмотр и теперь сидела возле убогого ложа больного в скорбном оцепенении. Нелегко ей нынче. Одно дело лечить полузнакомого и, в общем-то, постороннего мальчишку, другое возлюбленного и жениха, едва обретенного после долгой разлуки. Ну, ничего! Такова доля супруги воина. Всякое в жизни случается. Сначала она немного погорюет, может быть, даже всплакнет, затем достанет сумку с лекарствами…
В этот момент до Могучего Утеса дошел страшный смысл происходящего: почти никаких снадобий, кроме тех, которые знали лекари Сольсурана, в распоряжении царевны сейчас не было. Ветерок сам сказал давеча, когда осматривал ссадины Обглодыша, что немногие лекарства, привезенные им из надзвездных краев, уже почти закончились, и он надеялся пополнить их запас в Граде Вестников. И вот теперь все, чем могла помочь ему царевна — еще раз более тщательно и осторожно обработать раны, положить на пылающий лоб снег, влить в рот несколько глотков медового отвара и ждать до утра, улавливая, как бьется в иссеченной клинками груди упрямое сердце, да прислушиваясь к надсадному, свистящему, прерывистому дыханию.