Неужели лапе-растяпе Вадику, неприкаянно бродившему сейчас по Гнезду Ветров, Вадику, которого мало кто воспринимал всерьез, удалось все-таки отыскать Золотую Ветвь? Причем в буквальном, а не метафорическом смысле. «Амрита, она же живая вода, она же Золотая ветвь!» Она, сама того не подозревая, вот уже целую неделю держала в руках средство, способное спасти Олега и его друзей. Вернее, его одну двенадцатую часть. Хвала Матери Ураганов, и ее предшественнице.
Потаенная часть Предания! По странной иронии судьбы ее передали всем сольсуранским народам по небольшой частице каждому племени в те далекие времена, когда во главе рода стоял не Великий Вождь, а Мать Матерей, когда еще не существовало обычая отдавать девушек в другой род, а наоборот, достигший брачного возраста юноша приходил в род жены. В те времена это представлялось целесообразным, ибо племена еще не вели масштабных войн, а царь Арс только явился из надзвездных краев, чтобы положить начало государственности.
Не доверяя своей памяти, женщины травяных лесов нашли, как им казалось, безотказный способ сберечь потаенную часть, тем более, что у них уже имелся опыт хранения мифа творения, племенного и родового эпоса. Обучая своих дочерей и внучек плести травяные рубахи, вместе со сложным и кропотливым искусством обрабатывать и связывать волокна, они из поколения в поколение передавали то, что следовало помнить и передать потомкам.
Что же произошло потом? Храмовые свитки подробно повествуют об этом. Примерно через столетие после смерти царя Арса произошло новое восстание поклонников тьмы, племенной союз распался, и народы травяного леса погрязли в усобицах. Смута продолжалась около ста лет. Именно в этот период эпоха матриархата канула в Лету, для записи важных событий стали использоваться храмовые знаки и тем самым функция аккумуляции и передачи коллективной памяти перешла к вождям и жрецам.
Двенадцать разрозненных фраз, а к тому времени, поскольку племена общались друг с другом чаще на поле боя, собрать всю потаенную часть не представлялось возможным, оказались тем бесполезным грузом, который, хоть и бросить жалко, но уж больно тяжело нести. И только кое-где самые мудрые и достойные женщины продолжали, выводя сложный ритуальный узор, по старинке, по традиции повторять то, что для других, да и для них самих уже утратило смысл. Да песни, как хранимые с незапамятных времен, так и новые, напоминали о том, как великий Се сотворил этот мир.
Благодаря цепкой памяти Матери Ураганов, она теперь могла, собрав рубахи всех родов, расшифровать Потаенную часть. Впрочем, тайна, на миг приподнявшая свое плотное покрывало, спешила его вновь натянуть. Травяную рубаху рода Могучего Утеса она теперь увидит лишь когда вернутся Камень, ребята и Олег, если они, конечно, вернутся. Великий Се! Господи! Спаси их и сохрани!
Поблагодарив Мать Ураганов, Птица собиралась уходить, однако проницательная супруга великого вождя с улыбкой поманила ее за собой.
— Я вижу для тебя важно не только услышать про двунадесятый ряд, но и увидеть все собственными глазами, — улыбнулась она. — Я велю женщинам принести травяные рубахи разных народов. Если я не ошибаюсь, в Гнезде Ветров можно отыскать узоры каждого из племен травяного леса.
— А как же Могучий Утес? — напомнила ей Птица.
Мать Ураганов кивнула головой.
— Увы, около тридцати лет назад земли Могучего Утеса посетило страшное моровое поветрие, а опустошительный набег варраров незадолго до битвы при Фиолетовой довершил дело. Однако тебе незачем ждать возвращения последнего в роду, ибо я храню у себя рубаху моего деда, великого вождя Перевала.
========== Поклонники темных духов ==========
Хотя травяная рубаха пролежала в укладке без малого полвека, она выглядела так, словно ее создали только вчера. Что ни говори, а женщины травяного леса не только умели плести рубахи, но и знали толк в их хранении.
Птицу, впрочем, интересовал один лишь двунадесятый ряд, вернее узор, находящийся на внутренней стороне. Вполне логично: потаенная часть должна обретаться в укромном месте поближе к телу и душе.
В клеть, куда она поднялась с драгоценной реликвией Матери Ураганов, одна за другой входили женщины, приносили травяные рубахи разных родов. Четверти часа не прошло, как в распоряжении Птицы был уже полный комплект. Старые и молодые обитательницы Гнезда Ветров смотрели на нее с ожиданием и надеждой. Хотя Птица не обмолвилась ни с кем ни словом, в твердыне каждому уже было известно, что царевна Сольсурана близка к разгадке тайны молний Великого Се.
Что ж, их надежды имели под собой почву. Магический артефакт, от которого зависят судьбы мира. Идея не новая и, главное, навязшая в зубах. Пусть так. Но о чем бы в результате ни рассказывала Потаенная часть Предания: о молниях ли Великого Се, о легендарной Амрите или о чем-то вообще не имеющем к этим обоим предметам касательства, эта информация давала шанс очень неплохо поторговаться с Альянсом и, может быть, убедить его руководство оставить наконец в покое бедный Сольсуран.
Небо сочилось дождем, точно истекающей сывороткой кусок зенебочьего сыра. Огромный и рыхлый, как и все невызревшие сыры, он изливал свои слезные жалобы гигантской коричневой лепешке, сдобренной зарослями травы, приправленной солью людского пота, крови и слез. Маленький кусочек сыра и лепешка сиротливо засыхали в углу клети рядом с потухшей лампадкой и передатчиком.
В Гнезде Ветров в эти дни варилось много сыра. Крепость готовилась к осаде. Пастухи раньше срока перегоняли зенебоков в горы на летние пастбища. Жители окрестных сел, укрывшиеся в твердыне, и некоторые беженцы, не совсем застигнутые врасплох, приводили с собой стада. Молоко целыми днями кипело в огромных котлах, напоминая воронку Мальстрема или долину гейзеров. И Мать Ураганов прохаживалась между котлов, подобная вещей сивилле. Когда подойдут враги, она с тем же спокойствием станет следить за котлами, в которых будут бурлить кипящее масло и смола. Правда, если по стенам ударят из лучевых и магнитных пушек, кипящая смола, как и многомесячные запасы провианта, вряд ли потребуются.
Впрочем, Птица знала, Олег и его товарищи этого не допустят. Со своей стороны, она также делала все возможное, чтобы эту катастрофу предотвратить.
«Путь между двух змей горный кот объясняет». Птица чувствовала себя Шампольоном, разгадывающим тайну Розетского камня… Нет, скорее Арахной, забытой в паутине дождя, или Пенелопой, весь день трудящейся над станом, чтобы ночью все распустить. А ведь хотелось бы Ариадной со спасительной путеводной нитью или Элизой, с помощью жгучей крапивы, любви и упорства разрушившей злое наважденье. Но пока — увы.
Первое, что бросалось в глаза, — кардинальное отличие узора двунадесятого ряда как от храмовых знаков, так и от тех, которые были начертаны на стенах Гарайи и запечатлены на скрижали. Собственно говоря, храмовые знаки представляли собой лишь более позднюю, упрощенную версию общей для большинства народов планеты древней письменности, представленной также в Граде двенадцати Пещер и на скрижали Великого Се, и состоящей из идеографических знаков, фонетических знаков и детерминативов. Вот только письмена Гарайи и знаки скрижали, расшифрованные в опоре на любой из местных языков и наречий, представляли собой полнейшую чушь.
Знаками примитивной идеографии являлись и ритуальные рисунки травяных рубах. Однако узлы двунадесятого ряда представляли собой совершенно иной, не виданный доселе способ кодирования информации. Прав был Олег, высказавший предположение о том, что не в храмовых знаках стоит искать.
Склонившись над ворохом травяных рубах, она выкладывала ряды по порядку один за одним, тщась найти ключ. Бледный рассвет вливал в узкие оконца снятое обезжиренное молоко своих лучей, не столько разгоняя тьму, сколько размазывая ее по углам, точно нерадивая хозяйка, лениво елозящая по полу грязной тряпкой.
Двенадцать рядов — двенадцать строк, состоящих из узлов. В каждом узле — двенадцать нитей разного цвета — двенадцать возможных расцветок травы. «Путь между двух змей горный кот объясняет». Ничего он не объясняет! Сплошная путаница: додекафонная серия в применении к узелковому письму!
Додекафонная ли? Если сесть поближе к свету или, вскарабкавшись, втиснуться в высоченный и безбожно узкий подоконник, становится видно, что цвета нитей в одном узле могут повторяться, а это дает на выходе бесчисленное количество комбинаций. Час от часу не легче. Так можно и до второго пришествия Великого Се прокопаться.
Впрочем, нет, если приглядеться внимательней, то видно, что узлы образуют группы. И в каждом ряду таких групп двенадцать. Двенадцать слогов стихотворной строки в полном соответствии с теорией Олега! Дальше — проще. Найти повторяющиеся односложные слова, фонетические группы и детерминативы, выявить и классифицировать схожие значки… Поскольку четыре слога в строке равнялись односложным словам, Птица их отметила особо. Знак «путь», встреченный ею на травяной рубахе рода Могучего Утеса, указал ей, что она движется в правильном направлении.
Дождь наконец прекратился. Душа Владыки дневного света явно не лежала ни к ткачеству, ни к плетению тенет. Он начал ломать небесный ткацкий стан, поддевая его раму рогами своего алого зенебока. Полевки и другие мелкие грызуны, временами спасающиеся в теплом зенебочьем мехе от холода, прогрызли дыры в небесном сыре, и сквозь них проглянуло небо.
Время близилось к полудню. Ежедневная сутолока большой крепости, усиленная небывалым числом вновь и вновь прибывающих — люди Земли и Урагана знали об угрозе, нависшей над Гнездом Ветров, но им больше некуда было идти — достигла своего апогея. Всех, а приходили в основном женщины с детьми и беспомощные старики, следовало принять, обогреть, накормить. Подобрать вооружение для тех мужчин, которые еще могли и желали сражаться. Еду готовили прямо во дворе в огромных котлах по соседству с кузней. Чуть поодаль резали скот и солили мясо. Женщины, занятые обустройством на новом месте, туда-сюда сновали с ведрами, чанами, охапками травы, узлами с зенебочьей шерстью и различным тряпьем.
— Госпожа! Великая Мать Ураганов просит засвидетельствовать тебе свое почтение и желает узнать, нет ли каких новостей.
Произнеся эту длинную и витиеватую фразу, бедняга Шквал облегченно выдохнул. Судя по его виду, он всю дорогу нес ее, точно наполненный до краев кувшин, и бесконечно повторял, дабы не забыть.
Задача Обглодыша, которого Мать Ураганов прислала к царевне вместе с внуком, была немного проще: он просто принес крынку зенебочьего молока и поднос с различной снедью. Неужели уже полдень? Время обеда. Святость трапезы у родового очага в Гнезде Ветров чтили нерушимо, и много веков назад отведенное для нее время никто не имел права нарушить и изменить. Исключения делались разве что для воинов, вернувшихся из похода, и тяжко больных. Во всех иных случаях пропустивший оставался голодным до вечера или даже до утра следующего дня.
То, что Мать Ураганов прислала отроков, являлось знаком почета и свидетельствовало о том, что жена великого вождя понимает важность свершаемого царевной дела и старается проявить заботу о ней. Птица со вздохом отломила кусок лепешки и обмакнула ее в мед. С едой у нее всегда отношения складывались не самым лучшим образом, особенно сегодня. Полуденный звон колокола возвещал ей о том, что войско князя Ниака уже вступило в пределы Пустыни Гнева. Время пошло. Впрочем, Мать Ураганов никаких доводов не принимала: женщина, носящая под сердцем дитя, должна есть за двоих.
Пока Птица уговаривала себя проглотить с молоком еще хотя бы кусочек лепешки, оба отрока с одинаковым любопытством смотрели на позаимствованный у Вадика голографический монитор, на котором отображался процесс расшифровки. Физиономия Шквала напоминала мордочку подросшего котенка, следящего за солнечным зайчиком. Конечно, наставник показывал ему похожую штуковину (старенький Олегов компьютер, тоже участвовавший поначалу в обработке данных, бесконечно зависал и в конце концов просто разрядился и выключился), но тогда значки и картинки бегали под прозрачным стеклом. А тут узелки и закорючки висели прямо в воздухе. Потрясенный сын Суховея, ну точно, как тот котик, протянул руку, и она прошла сквозь экран.
Обглодыш с видом превосходства улыбнулся: теперь местные мальчишки перестанут смеяться и, наконец, поверят, что рассказы о чудесах Града Вестников — чистейшая правда. Впрочем, его, любителя и знатока Предания, сейчас больше интересовали сами значки.
Хотя Птица расшифровала уже половину узлов, в постижении смысла Предания она продвинулась не очень далеко. Пускай детерминативы и позиции заняли нужные места, однако толку от этого выходило чуть, программа подбора фонем буксовала, а компьютер намекал ей на недостаток исходных данных. Наиболее голым смотрелся первый ряд: один слог в начале, один на десятом месте выглядели точно насмешка.
— Госпожа! Позволь слово молвить! — Обглодыш сделал шаг вперед и церемонно, демонстрируя товарищу столичный лоск, поклонился царевне.
— Когда я жил во дворце владык, я запомнил одно присловье или поговорку, которую частенько повторяла одна из старых служанок, жена садовника, происходившего из племени Огня.
Шквал ревниво повел носом. Теперь он сделался чем-то похож на Глеба. Что какая-то там служанка, а тем более этот босяк, одетый в его обноски, может знать такого, чего не ведала его мать, дочь великого вождя? Обглодыш, не обращая на него внимания, продолжал:
— Когда она плела, или чинила для мужа травяную рубаху, она все время приговаривала нараспев: «Услышишь лишь голос священной скрижали, услышишь лишь голос священной скрижали…» и так без конца. Я запомнил, и мне это очень пригодилось, когда я нес скрижаль через травяной лес.
Птица отстегнула от плаща одну из застежек и протянула ее Обглодышу в знак признания его заслуг. А чтобы Шквал не очень обижался, она велела ему передать своей великой бабушке ее благодарность за заботу и ласку, а также заверение в том, что, едва появятся какие-то новости, она обязательно даст знать.
Итак, в ее распоряжении теперь имелась еще одна фраза и десять новых фонем. Первый и одиннадцатый слог сходились, и это указывало на то, что она на правильном пути. И как это раньше никто не додумался, где следует искать. А ведь о травяных рубахах было написано не менее двадцати статей. Насколько было бы легче, если вместо слогов жительницы травяных лесов использовали буквенный алфавит или оставили подсказки в виде рисунков. Впрочем, узлы двунадесятого ряда следовало уметь читать лишь тем, кто знал, что записано.
Интересно, встречается такая система где-нибудь еще? Скорее всего, да. Слишком уж изощренная.
Знаки медленно, как бы нехотя, из последних сил пытаясь сохранить тайну, занимали свои места. Строки открывали свой смысл, каждое отвоеванное слово давало возможность для расшифровки еще нескольких слов. Со двора доносились разговоры, окрики, рев зенебоков, плач младенцев, визгливые пререкания женщин, дурашливые вопли мальчишек и другие звуки. Птица не слышала их, словно непроницаемой ватой опутанная паутиной знаков. И только когда ее взор скользил по стенам, украшенным боевыми трофеями Ветерка, или останавливался на травяной рубахе рода Урагана, она, словно скинув спасительную дремоту, замирала от страха и, готовая разбить упрямо молчавший передатчик, неслась на стремительных крыльях мысли в Пустыню Гнева.
***
Дождь неспешно плел свои сети, расставлял ловушки, улавливая в свои прозрачные силки остатки темноты. Темнота не сдавалась. Она ускользала из силков, забиралась в расщелины, зарывалась в серые сумрачные облака, делая их похожими на неопрятные весенние сугробы. Дневной свет пробивался словно сквозь дым чадящей лампы, заправленной пережженным прогорклым жиром. Бледный призрачный мох пеплом от пожарища сползал по скалам. Колонны храма Темных Богов, точно злобные старухи на развилке трех дорог, кликали беду.
Притаившись за выступом одной из скал, стараясь слиться с серой породой, Камень недреманно обозревал открытое голое пространство Пустыни Гнева, ожидая приближения незваных гостей. На противоположном склоне нес караул неугомонный Смерч. Остальные уже заняли свои места возле отдушин и отнорков подземного коридора.