Доля-не-доля - Львова Лариса Анатольевна 14 стр.


   - Агила? Занедужила? Тебя послала? Вздор! Правду говори!

   - Да ... - прошептала взмокшая от напрасных усилий Гилана, - я скажу правду ... сейчас. Уже говорю!

   Швырнула пузырь в лицо колдуну и мысленно его в полёте проткнула.

   Растеклась чёрная жижа по серому капюшону, разъела ткань. Тонко, как раненый заяц, заверещал колдун. Навзничь упал.

   Девушка не стала дожидаться, пока он перестанет дёргаться. Но оглянулась: в спину воздушная волна ударила, да и дух отвратный пошёл.

   На плитах серым кругом прах размётало, в центре - плащ без тела.

   Вот тебе и обратный переход. Жалко, что вся отрава разлилась.

   Гилана пузырь осторожной щепоткой прихватила за чистую поверхность, подняла и в край хозяйкиного плаща увязала. Не много крови внутри осталось, но в её деле любая малость сгодится.

   Ледяной сквозняк привёл девушку к огромной двери. Она не светилась - пламенем разила от наведённых охранных заклятий. Такую мечом рубить - всю стену обрушишь, увернуться не успеешь. Валяться ей с разбитой головой и переломанными костями на каменных плитах нижней площадки. Тут нужно что-то другое. А не поможет ли снова мёртвая кровь? Вдруг обратный ход колдовству даст? Девушка узел распустила и выдавила из пузыря тягучие капли. С силой в дверь бросила.

   Сначала будто издалека вопль послышался.

   Темень вокруг сморщилась, завибрировала. Ещё ярче вспыхнула дверь и погасла. Лишь кое-где синие язычки промелькнули.

   Толкнула Гилана створки. И остолбенела.

   Ну и мерзкие же у Верховного покои. Точно каждый день с кем-то сражался. Следы летучего огня сплошь потолок расписали. Окна без стёкол, но сырой туман, гуляющий за ними, в жилище колдуна не заглядывает. Только один из слоёв приблизится, как тотчас отплывает, словно в испуге. Про стены и пол говорить нечего. Изрублены-изрезаны. А кое-где вроде следы гигантских зубов. Порядок только на книжных полках. Да зеркальная стена чистотой сияет.

   Девушка дотронулась до раскрытой книги на столе.

   И сразу в ушах властно и значительно чей-то голос зазвучал. Доказывал, что мир на части не делится. Нельзя жить на одной стороне. Взволнованная Гилана не дослушала, книгу захлопнула. Подняла какую-то тряпку, на столе разложила. В неё она увяжет несколько томов, с собой унесёт. Кроме той, что в зелёной обложке. Её рукописные строки Гиланой до того запутаны, что она сама уже ни в чём не разберётся. Да и нужды нет - каждое слово в её сердце. Другой том взяла. "Предки всемогущие ..." - всплыли в памяти бабонькины слова, до того противно стало. Кто-то рассказывал, как мёртвых можно воскресить. Целое тело и его части. Нет, эта книга ей точно без надобности. Сколько же их здесь! Трёх человеческих жизней мало, чтобы всё перечитать! Гилана к полкам подошла. Сжала виски, застонала. Многоголосый хор чуть голову не взорвал. Поняла: люди, тома написавшие, давно мертвы. Заплатили жизнью за знание. Почти всегда по своей воле. И никогда - под давлением чужой. Что же вело их от одного опасного опыта к другому? Обидно за безымянных творцов колдовских чудес. Их труд присвоен Верховным. А может, не только труд? Скорее всего, они умерщвлены колдуном. Как же разобраться, какие книги ей нужны в первую очередь?

   - Книги тебе не помогут. Только я ... - раздался мелодичный, словно из птичьих трелей и ласковых колыбельных сотканный голос.

   Глава десятая

   Гилане будто за ворот холодной воды плеснули. На миг даже сердце стучать перестало. Повернулась, как только дышать смогла.

   С зеркальной стены ей улыбалась девушка. Русые волосы, льдисто-зелёные глаза. Как будто с одного из подворий сошла. Чужачка. Ещё до гибели ведуньи их, бабку и внучку, так называли - чужачки. Да, пришлыми они были. Откуда и почему - запретные вопросы. Гилана не знала, а бабонька молчала. Доставала иногда из маленькой укладки, обтянутой кожей, странную одежду - рубаху длинную, затейливо расшитую, да кафтан без рукавов. Цвели на нём невиданные растения, а среди них сновали диковинные птицы.

   Гилана другой раз вздрогнула: рубаха белокурой чужачки была точь-в точь такой, как та, в которой бабонька свои слёзы ночные от внучки прятала.

   - Кто ты? - спросила девушка и слов своих от волнения не услышала.

   - Не видишь разве? Человек, - рассмеялась чужачка. - Пленница, как и ты. Только не Города, а шлифованного камня. Уж не знаю, что хуже.

   - Рубаха ... - Гилана потянулась рукой к зеркалу.

   Чужачка напряглась, словно лиса перед прыжком.

   Девушка дотронуться до камня не решилась, попятилась.

   - Нелой меня зовут, - разочарованно вздохнула зеленоглазая. - Чего испугалась-то? Я тебе не враг. Помочь могу.

   - Рубаха ... - не услышала её взволнованная Гилана. - Такая же у бабоньки была ... Откуда ты?

   - Не о том спрашиваешь. Откуда ... Того мира, поди, уж нет. Хотя что там про бабкину рубаху говорила?

   - Ведуньей бабонька была. Но ...

   - Казнили её, - закончила Нела. - Ясно. Таких никогда не жаловали. Да что там не жаловали, смерти предавали.

   - Колдуны городские?

   - Да не было ещё Города, когда я во внешнем мире жила. И серых колдунов тоже. Единый был народ.

   - Так ты здесь долго? А почему ты такая ... светленькая? Как и все на батрацких подворьях? Мы-то с бабонькой - видишь? - и Гилана сряхнула капюшон, освободила от жалкой перевязки чёрную косу. - Все нас сторонились из-за этого. Тёмных глаз боялись. Но за помощью шли.

   - Долго? Да я здесь вечно, - Нела снова рассмеялась, но так невесело, что Гиланино любопытство пропало, как лужица дождевая под солнечными лучами. - Трёх Верховных видела, а до них - разных безумцев. Хотя каждый из Верховных тоже сумасшедший. Вот Дилад только был разумней. И добрее. Но исчез. А после него явился этот ...

   - Ты с ними говорила?

   - Вот недогадливая-то. Я вроде есть, но в то же время меня нет. Первый Верховный не нуждался в ком-либо. Любая чужая мысль для него что путник в болотной топи - без следа пропадала. Как с таким поговоришь? Вот и молчала весь его век, покуда он сам себя не упокоил. Дилад рассуждать любил. Спорили по вечерам, а ему казалось - с выдуманной Сутью мира беседует. Так и не захотел увидеть лица того, кто ему отвечает. А нынешний ... Вот он-то и вызвал меня из каменных застенков. Но за другим.

   - А я? Тоже тебя вызвала?

   - Можно и так сказать. Поверь, я помочь могу. Но и ты меня без поддержки не оставь.

   - Путается всё в голове. Да и времени нет. Догадываешься, зачем я здесь?

   - Я знаю всё с того мига, как Верховный принёс испорченную тобой книгу. Бедный Найдёныш. Страшную смерть принял за оставленные знания. Но хоть не напрасно. Я вот зазря в камне томлюсь. Послушай, ты ведь можешь, как хозяйка твоя, в чужие мысли и память проникнуть - у Найдёныша прочитала. И менять их можешь. Подойди ко мне. Боишься ... Ну хорошо, попробуй хоть издали.

   Гилана противиться не стала.

   Глаза девушки расширились, и покои Верховного словно таять стали. Лёгкие сизые язычки дыма потянулись к зеркалу, обволокли его.

   - Как можешь говорить такое, Нела? - щуплый черноволосый паренёк от возмущения даже отошёл от подруги на шаг. - Нельзя первородный камень трогать. Предками, с небес его встретившими, завещано. А ты расколоть хочешь.

   - Да пойми, Ирик, будет ещё хуже - скроют от людей святыню. Оберегать будут. А животворную силу как милостыню выдавать. И не всем, а кому пожелают охраняющие. Вспомни: пришёл староста за дождём - его даже слушать не стали. Почему? Хлеба им выдали, как детворе, не пахали ведь и не сеяли. Обиделись. Отомстили. Не выжить скоту после такого сухого лета. Теперь сами голодать будем. Но к камню лучшее зерно унесли.

   - Так там же день и ночь народ толпился - кто по делу, а кто от безделья. Исчезать сила стала. Страшно подумать, что случится, если не охранять ...

   - Кто тебе сказал, что сила, всему миру дарованная, уменьшилась? Охраняющие? Не верю им.

   - А про Итвара что скажешь? Это тот, кто мог из земли воду вызвать? Напал на него зверь лесной, кости поломал да нутро подавил. Кровь чёрная ртом шла, все знахарки отступились. Мать его к камню кинулась, пропустили её. Не помогло. Истощается сила. Не охранять - так и народу не выжить.

   - Вот как? А ты подумай: с чего бурый зверь, который никогда из чащи не выходит, вдруг на пастбище забрёл? Почему на Итвара, который не только воду из глубин поднимал, но и мысли читать умел, набросился? А он и зверей понимал. Но не смог угадать, что бурый нападёт.

   - Да больной зверь был. Как его рогатинами закололи, истлел. За луну одна расползшаяся шкура осталась.

   - Вот-вот. Или была гнилая шкура давно сдохшего зверя, а потом её подняли. И вдохнули ненависть к человеку, который и без ползания по камню силён был. Как мать и весь его род.

   - Тебя послушать, так охраняющие во всём виноваты. Какая им выгода?

   - Ты точно дитё малое. Чем слабее и беспомощнее люди, тем больше почёта, зерна и скота у того, кто безотлучно у камня сидит и не работает.

   - Но ведь они лечат. Грозу останавливают.

   - Не оспоришь. Пока лечат, избёнки да пашни наши берегут. Немудрено, поди, это делать, коли от камня не отходишь - прибывает силушка. А вот во что она выродится? Может, уже ... Болезни появились - Серая немощь и Чёрная язва. Кто первый умер? Назвать по именам? Лучше так - Итворова мать, которая любую рану заговорить умела. Его дядька, в темноте и сквозь землю видевший.

   - Хватит, Нела ... Я тоже родственник Итвару. Скажешь, и до меня доберутся?

   Девушка подошла к Ирику и отвела от чёрных обидчивых глаз смоляные кудри:

   - Пусть только попробуют. Ты всё угодить пытаешься. Взглядом сухую траву поджигаешь, тешишь бездельников. Родовому наречию обучаешь. Привечают вроде тебя. Только скажи, отчего так с тела спал? Почему не смеёшься больше? Ко мне вечерами не приходишь? Захворал?

   Ирик досадливо отстранился:

   - Некогда мне ... нужно записать всё, что знаю. Сама только что говорила, последний я в роду. Есть, конечно, ещё за Горой наши ...

   - Скажи мне, Ирик, на каком наречии ты пишешь? Только честно, как перед ликом Предков. На родовом?

   Ирик глазами сверкнул, и рядом с девушкой вспыхнула сухая ветка. Прочь бросился:

   - Не буду слушать тебя! Сам всё спрошу!

   Нела умоляюще закричала:

   - Не нужно, Ирик! Погубишь себя и меня ...

   Но только удалялся шум от заломанных со злости хворостин.

   Всю ночь девушка не спала. Как только серый рассвет добела вылизал полную луну, решилась. Встала тихонько, вытащила из подушки женихов подарок - рубашку, вышитую матерью Ирика для будущей невесты. Красивая рубаха. Но чудная. Когда наденешь - словно невидимой станешь. Нет, тело-то никуда не денется, только люди замечать перестанут. Да ещё вспоминать начнёшь, что с тобою вовсе не бывало: огонь небесный, раскалённый камень в тверди земной. И возмущённые недра, которые взбунтовались сначала, Гору вознесли, чтобы камень завалить. А потом успокоились. И жизнь народов возле камня. Вспоминать-то Неле всё некогда: то работа повяжет, то лес да речка увлекут. А то и звёздочки над прудом, на берегу которого она часто с Ириком сиживала. Но ничего, Нела всё вернёт: и жениха, и утраченную справедливость. Нужно всего лишь расколоть камень да по осколочку всем людям раздать. Тогда не можно охраняющим не кланяться. Да и работать все будут. И никто ей не помешает любить своего Ирика ...

Назад Дальше