Год назад он воспротивился отцовской воле, удрал туда, где точно икать не будут - на проклятое болото. Изумительно красиво было оно - сияющие огромные цветы среди переливчатой травяной зелени. Сапфировые островки чистейшей воды, над ними - занавес лунного тумана. Алмазные сполохи бродячих огоньков. Он сын ювелира, смысл и цену игры красок понимал. Но вокруг болота - мёртвый лес. Даже дичь дальше сухих верхушек не летала. А он пробрался к самому зыбкому месту и между тремя бархатными кочками, как на трон, уселся. Покачивалась исполинская колыбель, и то ли грезил он, то ли в мыслях плутал. Потом батюшка объяснил Наруту, что его чудные видения - отравление болотным воздухом.
- О чём думаешь, Нарут? - хрустально звеня, спросил звёздный хор.
- Не хочу домой возвращаться. Надоело всё ...
- Надоело - не возвращайся ... - вкрадчиво прошептали венчики цветов.
- Искать же пойдут. От батюшки не скроешься.
- Спрячься ... - выдохнула маслянистая гладь воды и пошла морщинами, будто сочувственно принахмурилась.
- Эх, было бы где спрятаться, и думать бы не стал.
- К Хозяйке обратись, - просвистел ночной ветер-смутьян. - Здесь она ...
Почувствовал юноша, что невидимые ладони ласково касаются кудрей, а жаркие губы пьют его дыхание.
Глава вторая
Ирма и Дежка короба, полные грибков, домой несли. Весело мяли цепенеющую осеннюю траву высокие кожаные сапоги. Хоть и устали девушки, но хохотали на весь лес. А он осыпал счастливую юность золотыми монетами, подхватывал звонкие голоса и прятал в высоких кронах. Вот и ключик среди позеленелой бронзы валунов. Отдохнуть можно. Достали домашние подорожники: коврижки да яблоки. Выбрали, которые порумянее, медовую корочку со сладкого хлеба отломили. Духам угощение. Спасибо за лесную удачу, за лёгкую дорогу, за душистую холодную водицу!
- Ирма, тебе Нарут люб? - спросила подружка. Голос лёгкий и беспечный, а вот глаза печальные.
- Мне никто не люб! - что-то слишком быстро ответила девушка. Стала яблоко разглядывать, показывая, что нет ничего важнее, с какой стороны в блестящий налитой плод острые белые зубы вонзить.
- Говорили, что испортил его болотный воздух, - осторожно начала Дежка.
- И не надоело тебе дурёх слушать? - отчего-то обозлилась Ирма. - Хуже старухи. Нужно узнать свежие сплетни - у Дежки спросите.
- Ты же подруга мне ... - в голосе девушки зазвенели слёзы. - Кабы сговор только счастье сулил, стала бы я о тебе переживать.
- Нечего переживать, - Ирма хрупнула яблоком, помолчала и застенчиво добавила: - Хорошо всё у нас. Куда ни посмотрю - Нарут перед глазами. Вчера бусы лазурные подарил. Носи, говорит, сердечко моё ...
Дежка завистливо вздохнула, но потом с заботливой опаской сказала:
- Ты бы свою мать поворожить попросила ... Правда, болтают много о нём.
- Мамоньке до нашей любви что снега на вершине Горы, - обидчиво ответила девушка. - Живи, дочка, радуйся ... Только это и услышала.
- Так, стало быть, ты спрашивала её о Наруте? - оживилась Дежка. - Значит, сама чуешь ...
- Да что я чуять-то должна? - повысила голос Ирма. - Почему вокруг да около ходишь? Говори прямо, в чём дело. Ну же!
- Хозяйкин избранник он ...
- Хо-о-озяйкин? - потрясённо протянула Нарутова невеста. - Хозяйкин, значит. Уж не сама ли она это тебе сказала?
Девушка сердито толкнула ногой короб с грибами. Кувыркнулись чрез край крепенькие шляпки, рассыпались по траве. Так и Ирмино хорошее настроение рассыпалось, обидчивым удивлением на душу легло.
- Хочешь - верь, хочешь - нет, - зачастила Дежка. - Только в прошлом году поссорился он с отцом, на Ледащее болото убежал. Там и нашли его. Работник ювелира первый увидел, что Нарут с девкой среди топи целуется. Она вся сверкала, как монисто. Вскрикнул тот работник, девка прозрачной стала и исчезла. Нарут как помешанный три дня был, еле выходили. Назад его поволокли - ядовитая ящерица откуда ни возьмись выскочила. И прямо на грудь к мужику, который парня тащил. Твоя мать ему зелье готовила и отчитывала. Но не спасла. Сказала, что это Хозяйкин гнев.
- Дурацкие выдумки. Зачем Нарут Хозяйке? Она же старая, как Гора-защитница ... Как весь Благословленный край. Почему мне лента со двора ювелира досталась? Почему не Хозяйке? Эй, Хозяйка, попробуй, сними с меня ленту-то!
Девушка захохотала, но не весело и беззаботно, а яростно, сверкая серыми глазами, рассерженно багровея.
Дежка испуганно за грудь схватилась, да нет амулетов, отдала она их за спасение сестры. Взмолилась:
- Ирма, перестань! Тебе хорошо, твоя мать - Хранительница. Защитит. А мне каково? И так уж ...
Подруга и сама испугалась. Склонила голову, повинилась. Примет ли Край её покаяние? Мамонька-то веником разок-другой огреет, это точно. Но отчитает нечаянную беду. На минуту Ирма забыла о цене слова, расчувствовалась. Больше не будет.
Загомонили вдруг листья, ветер травяные пожелтелые вихры взъерошил.
Солнце будто тучей румяный бок прикрыло.
Зябко стало.
- Ой, Дежка! Смотри, какой ореховый куст!
Подружка недоумённо вытаращилась на лещину:
- Откуда он взялся? Не было здесь никакого куста. Сколько раз ходили ... Не за три же дня вырос?
- Какие орехи-то! Крупные, словно яйца перепелиные. Давай пособираем. Твоей сестрёнке на радость.
- Лучше не подходить к нему. Не бывает такого, чтоб за несколько дней куст вырос, зацвёл и заплодоносил. Да ещё чтоб орехи вызрели. Идём, Ирма, домой идём ...
А из-за бархатистой с сизым налётом листвы, из-за размашистых веток с ореховыми розетками вышла незнакомая девка. Разодетая, куда там щеголихам из городища. Тонкая в поясе, что трёхлетний стволик черёмуховый. И белокожая, как снежная кукла, которую ребятишки зимой лепят. Из-под рыжих кудряшек задиристо смотрели разные по цвету глаза - синий и золотисто-карий. Красивая девка, одногодка им, но отчего так страшно-то? Холодные мурашки по коже забегали, а потом колотун напал. Открылся девкин яркий роток, и загрохотал в небе дикий смех. С ужасом девушки узнали голос Ирмы. При ясном солнце и одиноком облачке ревело, надрывалось в хрустальной синеве:
- Эй, Хозяйка, попробуй, сними с меня ленту-то!
И эхо швыряло раскаты над пригнувшимися макушками деревьев.
Подруги на колени упали, закрыли уши руками, газа зажмурили. А как стихли вопли - никого у ключика лесного уже не было. Исчез и ореховый куст. Ветер зло обрывал лиственное золото, выстилал багрянцем тропинку. Короба на заплечные ремни и - скорей, скорей домой. А вслед уже летели косые струи сердитого осеннего дождя.
В избе темно, как поздним вечером. Мамоньку опять где-то носило. Ирма с неудовольствием подошла к дровам возле печки. Вот досада-то. У Эльды полешки вспыхивали сразу, как только в натруженный чёрный зев ложились. А теперь вот с кресалом да лучиной возиться надо. Так и есть - дыму полно, а огня нет.
- Фу-у ... - девушка ладошками замахала. Потом всмотрелась в сизые крендели и ленточки.
Ой, будто стол свадебный ... С блюдами широкими, братинами высокими. А цветов-то, цветов ...
И вдруг исчезло всё. Дым густым туманом обернулся. А туман - лесом дремучим.
И выходит из леса зверь-чудище. Поднимается на задние лапы, вот-вот бросится.
Замерло сердце, потом стукнуло два раза. И меж ударами Ирма увидела: не зверь, старуха косматая к ней тянется.
А горло меж тем так сдавило, что ни вздохнуть, ни выдохнуть.
Вцепилась девушка в плотные серые ленты, что перехватили шею под подбородком, да где там разорвать удавку ...
Ирма на пол в задымленной избе опустилась. Обмякли, раскинулись руки, изо рта тоненькая струйка крови побежала.
Открылась дверь, шум дождя и стылый ветер впустила. Зашла усталая Эльда и ахнула. Бросилась к дочери, по щекам нашлёпала. Девушка открыла невидящие глаза. Хотела было мать зашуметь на неумеху, отругать раззяву, но тёмные пятна на шее заметила. Нахмурилась так, что брови глаза закрыли, ничего не сказала. Зашуршала связками сухой травы, что висели над печкой. В горшок несколько щепоток бросила. Печь сама собой затопилась. Поплыл по избе запах болотной тины. А может, это всё Ирме показалось.
Девушка, выплёвывая листочки и распаренные стебельки - цедить зелье было некогда, - рассказала матери и о встрече в лесу, и о дыме-убийце. Разъярённая Эльда руку к испуганной виноватой мордашке поднесла:
- Эх, намотать бы твою косу, дочь, да отходить пониже спины хворостиной ... В Благословленном краю живёшь, где словом нарекают детей и славят Предков. Пустопорожнего обронить нельзя, а ты Хозяйку поносить взялась. Поделом вам, страх-то на пользу, коли ума нет. А вот дым ... Выясню, что с дымом-то ... Спи!
Эльда дунула в зарёванное лицо, и девушка тотчас уснула.
Из растрёпанной косы прядка выбилась и к губам прилипла.
Проснулась Ирма. Тихо в избе. Свет какой-то странный. Будто под водой она: глаза видят, но всё расплывается. Может, сон такой?
В одной рубашке, простоволосая, Эльда посредь избы стоит.
На столе - плошка, кувшин с молоком. Тлеет вощаной огарочек.
Проморгалась девушка и чуть не вскрикнула.
Напротив матери избяной угол скособочился, а в нём - скорченная мохнатая тень.
- Ты что же хозяйское дитя не бережёшь?
Задёргалась тень, вроде как лапами замахала.
- Отвечай Хранительнице: кто мою дочь убить хотел?
Вздыбилась чернота и опала, растеклась по дощатому полу, уползла в свой угол.
Вздохнула Эльда, подошла к столу, налила в плошку молока и поставила туда, где миг назад колыхалась тень.
Девушка от страха вспотела, но заметила: полыхают красным материнские глаза. В первый раз увидела такой Хранительницу. Не суровой, но доброй, а жуткой и невероятно опасной. И поклялась держаться в стороне от Эльдиных дел. Когда мать уснула за занавеской, Ирма долго размышляла: что за тень в родной избе живёт?.. Однажды женщина с другой улицы пожаловалась, что в бане кто-то шкодит: то за волосы дёрнет, то шайки спутает. Холодной водой ошпарит, а в горячую льдинок напустит. Эльда с ней в баню сходила. На дочкин вопрос ответила: выдумки сварливой неласковой бабёнки. Пошутил кто-то из домашних. А ещё сама Ирма заметила: стерегли её. Маленькая была, неуклюжая, захотела каши. Полезла с ложкой к горшку на печке, а он опрокинулся. Ни капли на неё не упало. Или в подпол однажды чуть не свалилась. Удержал кто-то за рубашонку. Засыпая, девушка некстати почему-то подумала: эх, скорее бы кончился срок сговора. Войти законной женой и хозяйкой в дом Нарута, да и забыть про всё.