В довершение всего, Тенькина сестра прекрасно готовила, в одиночку умела управляться с хозяйством, имела кроткий ласковый характер. Жизнь бок о бок с постоянно экспериментирующим колдуном отучила ее быть излишне любопытной и пугаться всяких пустяков вроде мышей (иногда наполовину препарированных) или внезапно взрывающихся предметов.
Словом, не было ничего удивительного в том, что Гера с первых дней заделался для Лернэ главным помощником, чутким собеседником и вежливым попутчиком в походах к колодцу и на рынок. Юноша смотрел на прелестный лик Лернэ с немым возвышенным обожанием, он носил бы ее на руках целыми днями, да и не только, будь у него чуть поменьше совести.
- Садись за стол поскорее, – пригласила Лернэ Геру. Голос у нее был тоненький, чистый, словно весенняя криничка. – И ты садись, Ристя. Я пока Климу и братишку позову. Тенька!
Как будто в ответ на чердаке, где располагалась Тенькина лаборатория, что-то гулко лопнуло, а вниз по лестнице заструился густой сизый дым с запахом серы. Ристинка сморщила нос, Лернэ только кротко вздохнула. Подобные казусы в этом доме случались по несколько раз в неделю.
- Тенька, блины стынут!
- Иду! – неразборчиво донеслось с чердака. – Лерка, у вас там надымило?
- Да, очень!
- Что?
- Очень дымно стало, говорю. Тенька, блины...
- Что-что?
- Дымища, не продохнуть! – гаркнул, не выдержав, Гера и подошел к лестнице. – Тенька, потом свои опыты закончишь, сестра зовет!
- А Клима уже спустилась? Что? А, нет? Я задержусь еще, тут так интересненько все выходит...
- Клима! – хором заорали Гера и Лернэ, потом юноша продолжил один: – Иди завтракать и по пути выцарапай Теньку с чердака!
Ристинка тем временем сидела за столом и с печалью косилась на остывающие блины, которые воспитание не позволяло есть в одиночестве. Так у них начиналась большая часть трапез. Лернэ готовила, Ристя помогала. Иногда присоединялся Гера, или же он первым спускался на запах еды. А потом битый час ждали Теньку с чердака и Климу со второго этажа, которая имела привычку запираться в своей комнате и делать там, по мнению бывшей благородной госпожи, смерч знает что. Надо сказать, спален на втором этаже было три, пусть и небольших. И лишь Климе отвели отдельную комнату, что раздражало неимоверно. Ристинка ютилась с Лернэ, Гера спал с Тенькой. Иногда, если было совсем уж невмоготу и хотелось одиночества, Ристя уходила вниз и спала на печи. Правда, когда Лернэ это замечала, то принималась ходить под печкой, пытаться Ристинку искренне пожалеть и чем-нибудь помочь, что сильно раздражало, ведь помочь это милое создание ей ничем не могло по определению. Разве только оставить в покое.
На этот раз Клима “снизошла” до обеда раньше колдуна, хотя такое бывало нечасто. Пока Гера и Лернэ на разные лады звали Теньку, обда устроилась во главе стола, совершенно не смущаясь налила себе отвара ромашки и положила на тарелку блинов с медом.
- Вообще-то в приличном обществе принято есть вместе со всеми, – не вытерпела Ристинка, глотая слюну.
- И что? – Клима налила на блин меда, свернула золотистый масляный кругляш в трубочку и с аппетитом откусила.
- Ты считаешь наше общество неприличным?
- Я считаю его выше приличий, – как ни в чем не бывало отбрила обда, невозмутимо кусая блин снова.
- Деревенщина, – процедила Ристинка, нюхая аромат блинов и отвара, но не в силах поступиться принципами.
- Лер! – тут же позвала Клима. – Выдай Ристе дополнительные три вилки, пять ложек, четыре ножа и хрустальный бокал.
- Чего? – захлопала глазами Лернэ. – Ристя, тебе зачем? У нас хрустального нет, только деревянный кубок из-под пива...
- А, хотя, нет, не выдавай, – обда сокрушенно качнула головой. – Там все равно не предусмотрен комплект для блинов с медом. Увы, Ристя, ходить тебе голодной. Брысь из-за стола, неприлично сидеть там, где не можешь съесть ни кусочка.
- Ристя! – Лернэ всплестнула руками. – Что-то случилось? Ты расстроена? Не ешь ничего, а почему? Ристя, ты скажи, я могу что-нибудь сделать? Хочешь, мы сегодня на рынок пойдем и купим пряников?
- Не хочу, – бывшая благородная госпожа была готова сквозь землю провалиться. Естественно, Клима не могла не знать нормы столового этикета, они входят в обязательную программу Института. Но как же можно: знать и так нагло их игнорировать? Это в голове Ристинки не укладывалось.
Клима время от времени украдкой посматривала на Тенькину сестру. Но не с благоговейным обожанием, как Гера, а задумчиво, изучающе. Дело в том, что познакомившись с умницей и красавицей Лернэ, обда дня три втайне изнывала от непрошеной зависти, пока не заметила одну странность. При той нелегкой жизни, которую вела девушка, она оставалась наивной, словно благородная госпожа, выросшая среди садовых роз. Лернэ свято верила всему, что говорят люди. Всякую неважную, на Климин взгляд, мелочь она принимала слишком близко к сердцу. Чего только стоит ее трепетная забота о комнатных цветах и беседы с ними, словно с живыми людьми. А уж сколько слез было пролито, когда завял один паршивенький ромашковый куст!
- Почему она такая? – спросила тогда Клима Теньку. – Словно ты ее в теплице растил.
- Сам не знаю, – вед пожал плечами. – Лерка росла со всеми нами, деревенскими. Играла в наши игры, жила по нашим законам. Но она всегда такая была. Вроде не дура, но доверчивая до жути, никакой опыт пользы не приносит. Мы ее, когда мелкие были, вечно обманывали. Потом я подрос, стал умнее, запретил ребятам с Леркой шутки шутить и сам перестал. Сейчас у нас все знают, что Лерка хоть и глупая, но все рассказывает мне. А я умный, злой и любящий брат, могучий колдун к тому же. И если узнаю, что кто-то с ней нечестно обошелся – спуску не дам. Ее, я подозреваю, только поэтому на рынке не обсчитывают никогда. Единственную во всей деревне!
И зависть прошла, сменившись сочувствием и желанием понять, в чем тут штука. Пока что удавалось не слишком. Наивная и чистая доброта Лернэ лежала где-то за гранью Климиного понимания.
- Да иду я, иду, – ворчливо сообщил Тенька, наконец-то спускаясь с чердака. – К чему каждый раз такое представление, что за спешка... О, блинчики!
- Руки помой! – крикнула Лернэ.
- Я мыл!
- Вчера? – съязвила Ристинка. Руки у Теньки были в какой-то темной саже, на сорочке – синеватые пятна, нос не то в известке, не то в очередной неопознаваемой гадости. Словом, обычный Тенькин вид после работы в лаборатории.
- Сегодня! На рассвете, – колдун придирчиво изучил руки, лизнул особенно грязный палец. – О, сладенько... надо записать...
За столом молчали редко. Клима совмещала завтраки с деловыми советами, обеды с разборами полетов (иногда с “аудиенциями”, приглашая гостей), а ужины – с подведением итогов.
- Гера, ты уже перенес на карту метки, которые я тебе нарисовала?
- Как раз недавно закончил, – кивнул “правая рука”. – Я не ошибся, те две деревни выше по тракту тоже наши? Но когда ты успела договориться со старостами? Мы ведь еще не ездили туда.
- Старосты сами приехали ко мне. Я принимала их сегодня на рассвете.
В голосе Климы сквозило торжество. “Смотрите, слушайте! – хотелось закричать ей. – Я держу, удерживаю, исполняю формулу власти! Обо мне уже идет слух, люди сами едут мне присягнуть, сегодня утром я приняла клятву у двоих, их кровь светилась под моей рукой. Я обда, я могу!”
Но Клима молчала, понимая, что для Ристинки и Лернэ ее восторг будет звучать нелепо, а Гера ничего толком не поймет. Обда ненавидела распинаться перед неблагодарной публикой. Тенька же и так читал все радостные возгласы в ее глазах.
- Итого, у тебя под началом уже восемь деревень, – резюмировал Гера. – За три с половиной месяца.
- Дальше дело пойдет еще быстрее, – черные глаза обды сияли. – На очереди крепости. Ближайшая – Редим.
- Это, скорее, город, – поправил колдун. – Крепостью он был в незапамятные времена, а теперь стены обветшали, обросли лачугами, и защитят теперь разве что от волков зимой.
- Ты часто бывал в Редиме? – заинтересовалась Клима.
- Больше в детстве, с матерью. Там горшки хорошие продают и огородную утварь из самой столицы, сносу нет. Собственно, поэтому в Редим и ездят. А так это жуткое захолустье. Хуже только Вириорта к северу, через него заброшенный тракт из Холмов проходит. Хотя, прежде, говорят, крупный торговый город был.
- Тебя послушать, так вся ваша ведская сторона – сплошное захолустье, – отметил Гера.
- Ничего подобного. Вон, Локит к югу отсюда, до него три дня пути. Там знаешь, сколько интересненького на рынке продается! Почти все мои компоненты оттуда.
- А полезное что-нибудь в Локите есть? – прищурилась обда. Гера фыркнул, даже Ристинка не удержалась от сдержанного смешка.
- Представь себе: есть! – Тенька уже давно привык, что эти неучи почти не воспринимают его научные изыскания всерьез. Разве что та же Клима разок-другой поинтересуется. – Через Локит идет прямая дорога из Фирондо в Гарлей, на границу. Дорогу еще при обде строили, а теперь по ней вместо торговых караванов войска маршируют. Да и сам город не чета Редиму: богатый, пусть и небольшой, стены еще крепкие.
- Локит мне пока не по зубам, – сделала вывод Клима. – В Редиме же, по моим сведениям, уже кое-что знают обо мне.
- Это благодаря тем купцам, которых ты принимала на позапрошлой неделе в доме у старосты? – уточнил Тенька.
Клима кивнула. Деревня колдуна слыла в округе довольно крупной, в ней даже имелся свой рынок: около полудюжины грубо сколоченных деревянных прилавков под пестрым матерчатым навесом. Сюда приезжали не только жители соседних деревень, но и мелкие купцы. Для Климы рынок был идеальным местом для сбывания и приобретения необходимых слухов. Это в Институте достаточно одной Гульки. Тут же приходилось постепенно расширять количество наушников и осведомителей, пусть пока невольных. Хотя, некоторые деревенские ребята постарше уже вполне осознанно помогали обде.
В окно забарабанили. Тенька недовольно нахмурился. Сухой лед был хрупок, несмотря на все ухищрения колдуна. Поэтому прозрачные ставни бились по несколько раз в год, что у него, что у прочих селян. Впрочем, люди не роптали, Тенькины ставни и без того слыли самыми прочными в округе. Это позволяло набивать за колдовство двойную цену и покупать на рынке не только самое необходимое. Но все равно колдун терпеть не мог возиться с сухим льдом, считая прибыльное занятие скучнейшим на свете, а ребятня как нарочно обожала стучать в окна и кидать камни, испытывая лед на прочность.
- Сударыня обда! – за окном маячил любопытный детский нос, весь в конопушках. – Староста зовет! Там из самой столицы приехали!
Клима зыркнула на Геру, тот поднялся и отворил дверь, впуская в дом чумазую девчушку лет семи. Явно та бежала со всех ног и по дороге хотя бы раз плюхнулась в лужу – от большого усердия. На Климу девочка смотрела важно и загадочно, довольная тем, что ей поручили передать сударыне обде новость.
- Кто приехал? – Клима тоже поднялась, отставляя тарелку с недоеденными блинами, накинула поверх теплого шерстяного платья вязаный платок.
- Люди какие-то, – дитя поковырялось в носу. Ристя скривилась. – Важные, с каретой! Десяток солдат и мужик в фиолетовой накидке, во-от такой толстый! – девочка надула щеки.
- За рекрутами, – ахнула Лернэ. – Тенька, скорее в чулан!
- И за налогами, – колдун прятаться пока не спешил. – В таком случае, Геру тоже нужно в чулан сажать. Он мало того, что призывного возраста, так еще и с орденской стороны, ни в одной переписи не учтен.
- Никакого чулана, – отрезала Клима уже с порога. – Тенька, беги по деревне, собирай мужиков. Пусть захватят оружие. Гера, организуешь их, примешь командование, приведешь к дому старосты. Быстро!
И выскользнула за дверь, спеша вслед за девчушкой.
С утра пожухлая зелень в огородах была тронута инеем, лужи затянула тоненькая хрусткая корочка льда. Было пасмурно, пахло дымом и мокрой глиной, где-то на том конце деревни бодро лаяла собака.
- Они как пришли, староста сразу за тобой послал, – на бегу рассказывала девчушка, не слишком метко перепрыгивая через огромные, не по росту, лужи на дороге, пачкая юбку и лицо темными крапинками грязной воды. – У солдат сабли кривые и сулицы острые, а у толстого сударя – только сабелька...
Клима любила некоторых детей за удивительную наблюдательность.
- А что, староста забоялся их?
- Как тут не забоишься! Сразу по сторонам – глядь! А тут я на заборе сижу. Он и говорит, беги, мол, в крайний дом, да позови сударыню. Я ж не дурында какая, ясно, что тебя, сударыня обда. Потому как дело серьезное.
- Молодец, – щедро похвалила Клима.
У дома старосты девочка поотстала, а обда выровняла осанку и вошла через калитку во двор. Калитки здесь обычно не запирали, или же вешали символический крючок, чтобы ветром не хлопало: дурной знак.
Во дворе стояла та самая карета – простая, деревянная, обитая металлическими дугами, а на длинном бревне, которое, насколько знала Клима, староста все собирается пустить на крышу для хлева, но руки не доходят, рядком сидели столичные солдаты. Шестеро, а троим бревна не хватило, примостились, подпирая стенку недостроенного хлева. Столичные, да и вообще городские солдаты от обычных отличались тем, что на службу шли добровольно, получали за нее неплохой оклад и не воевали, а сопровождали в поездках по стране всяческих важных шишек, поддерживали порядки на городских улицах. Особо образованные и ловкие со временем оседали при штабах и управах. Клима гордо прошествовала мимо.
Староста сидел за столом в компании плотного мужчины средних лет. Фиолетовая накидка немалых размеров была небрежно брошена на лавку у стены. Подле печи хлопотала жена старосты, собирая угощение, мужчины пили квас. При виде Климы хозяин дома встал и чуть поклонился. Гость недоуменно вытаращил глаза.
- Я обда Климэн, – резко представилась девушка, садясь. – Правлю этой деревней, тремя к востоку отсюда, двумя к северу и двумя выше по тракту. Какие дела привели тебя, посланник, в мои суверенные владения?
Посланник дико оглянулся на старосту. Тот кивнул, мол, все так. Посланник качнул головой, покряхтел, пожал плечами: ничего себе блажь у народа в этой глуши! И повернулся к Климе.
- Дела обычные, ежегодные. Столица требует уплаты налогов в размере десятой части вашей прибыли, а также часть юнош и мужчин от пятнадцати до тридцати лет.
- Пусть столица катится к крокозябрам, – спокойно ответила Клима. – Здесь не ведскому правителю подчиняются, а мне. И налоги платят тоже мне. И мужчины все мои. Мы не зависим от Фирондо. И сей ответ ждет тебя в любой из моих деревень.
- Та-ак, – протянул посланник, кладя поверх столешницы руку, крепко сжатую в кулак. – Значит, нынче мода такая, отвечать всяким бредом на требования столичных чиновников? Бунт?
- Это не бунт. Это – воля высших сил, – Клима говорила негромко, но глаза у нее при этом были страшные. Староста съежился и притих, он никогда в своей жизни не слышал, чтобы в подобном тоне разговаривали с чиновниками. Он знал, что за Климой нет почти никакой реальной силы, в то время как за посланником – вся мощь Фирондо.
- Ты что мне тут сказки рассказываешь, сударыня? – посланник покосился на старосту, приметил его испуг. – С государственными властями не шути, не то велю солдатам выпороть тебя да за косы оттаскать. Ишь, кем себя возомни...
В это время Клима вежливо взяла старосту за запястье и приподняла рукав, шепнув пару слов, которые вычитал в одной из старинных книг Тенька. Давно зажившее место пореза полыхнуло зеленым светом, несколько долгих мгновений на коже были четко видны ровные линии знака обды. Посланник побледнел и умолк. От тяжелого властного взгляда черных глаз ему было крепко не по себе. Словно в детстве, когда на спор по очереди ночевали в одиночку на капище. Там тоже пульсировала древняя, неподвластная разуму сила, душно шумели ивы, а ромашки и ландыши порой светились, точно пни-гнилушки.