…Сквозь сон Тенька почувствовал, что его сильно трясут за плечо. Юноша со вкусом протер глаза. На чердаке потемнело, значит, уже поздний вечер. Над Тенькой склонился высокий, гармонично сложенный парень. По виду – его ровесник.
- Ты кто такой и что здесь делаешь? – парень был сердит и удивлен.
- Я Тенька, и я здесь сплю, - сообщил вед, широко ухмыляясь.
- Не выводи меня! Почему ты спишь именно на моем чердаке? Кто тебя привел сюда? И во что, высшие силы, ты одет?
Тенька взъерошил свои без того растрепанные волосы и критически оглядел себя с головы до ног. Ботинки старые, обшарпанные, но еще крепкие, с добротными шнурками. Темно-коричневые свободные штаны со множеством карманов запылились. Кожаный жилет и легкая рубашка, подпоясанная тесьмой, - тоже.
- А чем тебе не нравится моя одежда?
- Она же не форменная! Погоди, ты вообще с какого отделения? Что-то я тебя не припомню.
Теньке стало необычайно весело.
- А по мне скажешь, что я могу у вас учиться?
- Почему нет? Так, если ты не из институтских, то как вообще попал на территорию?
- Ночью пролез, - охотно поделился Тенька. – У вас в заборе с восточной стороны есть такая большая дырка…
- Нет там никакой дырки! Я восточную сторону как свои пять пальцев знаю.
- Теперь – есть. Ты, наверное, Гера?
- Да. А откуда…
- Меня Выля предупредила о тебе. Говорит, придет Гера, будет громко орать, топать ногами и всячески буянить, но ты, Тенька, не пугайся, это его чердак, каждый отдыхает по-своему…
- Что за чушь?! – вспылил Гера. – Не могла Выля такого сказать!
- Ладно, - согласился Тенька. – Я немного приукрасил. Итак, будем знакомы?
- Будем, - Гера наконец улыбнулся. – Но кто ты все-таки такой?
- Вед. А по мне не видно?
- Брось ты заливать уже!
- Я серьезно. Меня ваша доморощенная обда спрятала от погони под собственной кроватью, а потом наказала Выле укрыть до поры до времени в надежном месте.
Гера недоверчиво прищурился.
- Знаешь, вранье про Вылины слова убедительней звучало.
- И так всегда, - доверительно покаялся Тенька. – Когда я начинаю выдумывать, мне верят больше, чем когда я действительно говорю правду. И, то ли первое настолько интересненько выходит, то ли второе вечно чересчур нелепо… Смотри в общем, и трепещи, «презренный орденец».
Колдун потер ладони друг о друга, будто хотел их согреть. А когда развел в стороны, посередине колыхалась изменчивая водяная капля. Тенька дунул на нее, и капля мигом застыла, превратившись в ледяной шарик.
- Дотронься до него, - предложил Тенька и, читая в глазах Геры колебание, лукаво спросил: - Или боишься?
Гера тут же прикоснулся к шарику и от изумления едва не отдернул палец. Лед был горячим. Но не таял.
Довольный произведенным эффектом, колдун снова сомкнул ладони, и шарик бесследно исчез.
- Как ты это делаешь?
- Долго толковать. Но просто так и нам ничего не дается. Даже особенно нам.
Гера разглядывал нового знакомого гораздо пристальней, чем минуту назад. Вед, надо же! По этому растрепанному мальчишке и не скажешь.
- Тебе сколько лет-то?
- Восемнадцать, - фыркнул Тенька.
***
Клима с наслаждением потянулась, шевельнула пальцами и остервенело почесала зудящие ноги. Ничего, сегодня повязки уже обещали снять.
Солнечное теплое утро предвещало удачный день. Лазарет располагался на втором этаже, а его окна выходили в сад, предоставляя хворым и увечным замечательную возможность любоваться пышными гроздьями красной сирени и нюхать ее живительно-свежий, сладкий аромат. В эти безмятежные летние деньки кроме Климы больше никто не болел, но одиночество не тяготило юную обду, а наоборот, успокаивало. Клима любила побыть одна, как в детстве, но воспитанники Института, имеющие общие спальни, столовую и ванные комнаты, о такой роскоши могли только мечтать. Сейчас девушка предвкушала несколько часов упоительного одиночества. Все были на занятиях: и ласточки-одногодницы, и заведующая лазаретом, которая по совместительству являлась наставницей какой-то из многочисленных врачевательских дисциплин. Клима не ждала гостей. А зря.
Взмыленный, расхристанный Гера ворвался в лазарет с таким лицом, словно стряслось нечто чудовищное. Например, Институт атаковали веды, или все узнали, что Клима – обда, или начались одновременно пожар, потоп и землетрясение. В первое мгновение Клима обеспокоилась, но потом взяла себя в руки. Гера – натура порывистая, впечатлительная, склонная паниковать по пустякам.
- Что произошло? – ровным голосом осведомилась обда, садясь поудобнее на постели и кладя руки перед собой на одеяло.
- Сей…час, - выдохнул Гера, грузно плюхаясь на стоящий рядом табурет, - отдышусь…
Клима окончательно расслабилась. Случись действительно какая-то беда, ее правая рука ни за что не стал бы тратить драгоценные секунды на постыдное «отдышусь». Вначале сказал бы, а потом рухнул замертво, от упадка сил.
Гернес Таизон, Гера. Он высок и очень красив: золотисто-русые волосы, решительные брови, глубоко посаженные темно-карие глаза, в которых мужественная твердость гармонично уживается с душевной теплотой, чуть вытянутый, утолщенный к кончику нос, высокие скулы, квадратный подбородок. По Гере тоскует половина девиц Института, а он пока не любит никого. Гера упорный и башковитый, у него золотые руки – и крепления на доске отладит, и бегунок на “змейке” поменяет, и ортону наточит до остроты скальпеля. Гера сильный и надежный, он всегда прикроет спину, а если потребуется – заслонит собой. Когда Гера вырастет, он непременно станет величайшим, героическим полководцем, который приведет войска к победе. Чьи? Клима еще четыре года назад позаботилась о том, чтобы это были именно ее войска. Она чуяла Герин потенциал благодаря своему таланту, и большей частью именно поэтому объясняла правой руке, насколько было возможно, мотивы своих решений, выслушивала его советы, спорила с ним о правильности тех или иных поступков. Ведь их мировоззрения кардинально различались. Во благо своего народа Клима была способна на любую подлость, могла пожертвовать меньшинством, пойти на опасный риск, использовать людей вслепую. Гера такого не допускал. Даже свою часть интриг, в которые его втягивала Клима, он старался провернуть с наибольшей честностью. На этой почве у обды и ее правой руки постоянно возникали разногласия. Впрочем, Климе это пока не мешало.
- Тенька пропал, - выпалил Гера, когда смог говорить без риска задохнуться. Он был прекрасно тренирован, но быстрый бег с чердака в лазарет, почти через все корпуса, кого угодно вымотает.
- Когда?
- Не знаю. Вечером он собирался лечь спать. А утром я заглянул на чердак, проверить, все ли в порядке, - а там пусто! Я и звал, и поблизости все обшарил – никого. Клима, что бы это могло значить?
- Вариантов много, - обда пожала плечами. – У вас какой сейчас урок? Я имею в виду, тебе не влетит за пропуск?
- Да какие уроки, когда тут такое…
- Гера! Ничего не произошло. Вед в состоянии о себе позаботиться, он ведь добрался сюда как-то без твоей помощи. Может, Тенька просто нашел способ колдовским образом вернуться домой, а ты паникуешь, прогулы зарабатываешь. А если спросят, где ты был? Как ты объяснишь свое неожиданное желание проведать меня с утра пораньше?
- Совру что-нибудь, - махнул рукой Гера. – Все равно сейчас дипломатические искусства, предмет непрофилирующий…
- С ума сошел, да? – почти ласково осведомилась Клима. – Наставница дипломатических искусств - самый опасный человек в Институте. Она обду выслеживает, Гера, и ее сторонников! Бегом на занятия!
- А как же Тенька?!
- Ничего с ним не случится.
- Да как ты можешь это утверждать?..
- Чую, - рыкнула Клима. – Если из-за тебя раскроют нашу организацию…
- Я помню твои наставления, - отмахнулся Гера, - главное – не попадаться.
- Не при-зна-вать-ся! – раздельно прошипела Клима. – Вечно ты путаешь, а потом удивляешься, отчего все мои планы идут у тебя наперекосяк. Зайдешь после уроков, тогда поговорим о пропаже. И не смей узнавать у кого-нибудь, видели ли они Теньку.
- Что я, дурак? – оскорбился Гера. – Клима, ты обещаешь подумать, куда он мог уйти?
- Обещаю! Беги на урок.
- Слово обды?
- По мелочам не клянусь!
Это был их обычный ритуал. Гера знал, что ответит Клима, но все равно спрашивал, даст ли она слово. Так ему было спокойней.
Когда «правая рука» ушел, Клима откинулась на подушку и в ответ своим мыслям покачала головой. Видимо, вчера Тенька с Герой успели хорошо подружиться, иначе с чего бы такое беспокойство? На заведомые безрассудства Гера был способен только ради близких ему людей.
В окно вежливо постучали.
- Чего и следовало ожидать, - хмыкнула Клима. – Заходи, пропажа!
- А, меня уже хватились? – без намека на угрызения совести переспросил Тенька, спрыгивая с подоконника на пол и подходя к Климиной кровати. – Я решил тебя навестить.
- Надеюсь, у тебя достало ума не попадаться никому на глаза? – Клима была раздражена. Небрежность Теньки, безрассудство Геры… Вот так и погибают тайные организации.
Вместо ответа колдун задорно ухмыльнулся и пропал. Точнее стал одного цвета с окружающими предметами, как поняла Клима, приглядевшись. Потом Тенька вернул себе нормальный облик и устроился на табурете, еще не успевшем остыть от Гериного тепла.
- Я смотрю, ты любишь приходить и уходить по-сильфийски.
- Это как? - уточнил гость.
- Через окно, - усмехнулась Клима. - Ну и фокусы у тебя…
- Говорят, ты тоже умеешь разные интересненькие фокусы показывать, - хитро прищурился Тенька. – Режешь определенным образом руку, порезы светятся и заживают. А еще по снам находишь потерянные предметы. Диадемы, кулоны там всякие.
- Гера проболтался?
- Ты так не уверена в своей «правой руке»?
- Значит, Выля, - заключила Клима. – Ну и что теперь?
- Обда позволит дать ей несколько советов? Я уверен, что знаю о твоем таланте немного больше, чем написано на пыльных бумажках. Есть вещи, которые у потомственных колдунов передаются из уст в уста.
- Я тебя слушаю, - кивнула Клима.
- Во-первых, просто так себя резать нельзя, даже если все заживает. Это делается только в крайних случаях. В идеале - единожды, когда обда перед началом правления открывается своему народу. А потом проводятся особые ритуалы для восстановления. С каждой светящейся ранкой тает частичка таланта, понимаешь? Высшие силы не любят, когда их дар тревожат по пустякам.
- Ты умеешь проводить такие ритуалы? – спросила Клима.
- Что, прямо здесь?
- А можно?
- Нельзя, - Тенька, видимо, не мог усидеть спокойно, и постоянно ерзал. – Поправишься, тогда поговорим. Второе: ты диадему надевала?
- Один раз, когда нашла.
- Хоть здесь догадалась! Больше не смей. Запомни: заживающие порезы, вещие сны, особое чутье – это еще не обда. В диадеме заключена сила, которая сейчас тебя просто сожрет.
- Когда же мне можно будет ее носить? – удивилась Клима. – В двадцать два года?
- Это лишь одно из условий. Привожу полный список: тебе, как ты правильно заметила, должно исполниться двадцать два, ты должна знать формулу власти, обладать изрядным количеством постоянных союзников и опять-таки, перед надеванием провести определенный ритуал.
Клима прикусила губу – она рассчитывала в ближайшее время примерить диадему на общем собрании всех членов организации. Теперь от заманчивого плана придется отказаться.
- Откуда я узнаю формулу власти?
- А для этого тебе дан кулон. Ты, я понимаю, его не расшифровала?
- Не смогла.
- Я тебе больше скажу – никто не сможет. Формула одна, но для каждой обды толкуется по-своему и открывается в нужное время. Когда ты начнешь действовать, письмена постепенно станут тебе понятны. Ах да, еще: кулон лучше всегда носить на теле, а диадему без него вообще не стоит надевать.
- Спасибо за советы, - проговорила Клима. – Они и впрямь мне пригодились. Дай еще один: я чувствую, что тайна становится явью, что пора заявить о себе открыто. Но в то же время я чувствую, что пока не готова. Как мне быть?
Никому другому, особенно Гере и Выле, не решилась бы Клима признаться в своих колебаниях. Но Тенька был другой. Не верный подданный, не надежный телохранитель, не заглядывающий в рот советчик, а… друг. Да, пожалуй, Теньку Клима могла бы через какое-то время назвать своим другом. С ним было легко и понятно, не существовало барьеров и пропастей. Тенька странным образом располагал к себе, ему невозможно было врать – он видел ложь – и хотелось говорить правду, какой бы она ни была. А главное, Клима догадывалась, что ее чувства взаимны.
- В жизни каждого человека, - начал издалека Тенька, - должна быть большая и великая цель, ради которой стоит жить. Так говорил Эдамор Карей. Но по-моему, кроме большой цели, должно быть еще множество маленьких, промежуточных, так сказать. Иначе жизнь превращается в манию. Согласись, ты получишь гораздо большее удовольствие и меньше измотаешься, если пойдешь… скажем, в другой город, не через дремучий лес, где нельзя делать привала и нужно постоянно быть начеку, а через населенную местность, останавливаясь переночевать в гостиницах и восстановить силы перед новым рывком. Большую цель определяет судьба. А маленькие ты находишь сама, как бы прокладывая последовательный маршрут. С картой ведь сложнее заблудиться. И когда ты достигнешь своей великой цели, то не почувствуешь себя опустошенно, а оглянешься вокруг и двинешься дальше, найдя новую цель. Так вот, когда ты определишь свою главную цель и пути к ней, ты перестанешь колебаться и спрашивать себя – готова ли я? Ты будешь уверена в том, что делаешь и куда идешь.
- Моя цель – прекратить гражданскую войну, - принялась рассуждать Клима. – Для этого я должна стать обдой.
- Это все великие цели, - покачал головой Тенька. – Подумай о небольших.
- Ну… Чтобы стать обдой, надо знать формулу власти. Чтобы знать формулу власти, надо действовать…
- Вот ты и ответила на свой вопрос, - довольно констатировал Тенька. – Выходи из тени, заяви о себе, собери как можно больше союзников. И удача улыбнется, у тебя ведь есть талант, я вижу его в твоих глазах.
========== Глава 3. Ристинида Ар ==========
Разве знали в детстве мы,
Веря в Божий свет, -
От тюрьмы да от сумы
Нет зарока, нет…
Н. Добронравов
Структура Ордена проста. Во главе стоит наиблагороднейший из господ, чье имя позволено произносить только самым близким. Власть наиблагороднейшего велика – способен он казнить и миловать по своему усмотрению, даровать и отбирать земли, любить выбранных им женщин, посылать войска к победе или смерти, утверждать важные решения, безнаказанно устранять неугодных. Наиблагороднейшему господину подчиняются благородные господа, те самые, с сильфийскими предками в родословных.
Благородные – высшее общество, им позволено все, что наиблагороднейшему, только в меньшей степени и негласно. Каждый крупный город непременно контролируют несколько семей благородных господ. Неравномерно, конечно же. Кто пооборотистей, имеет большую власть. Иногда главы семей договариваются и делят между собой сферы влияния: кто-то отвечает за торговлю, кто-то за борьбу с преступностью и рекрутские наборы, кто-то… да мало ли дел найдется!
Самые низшие чины в Ордене – господа. Они служат благородным и безоговорочно подчинены наиблагороднейшему. Когда человек вступает в Орден, он становится господином, но дети его этого титула не получают. По наследству передается только звание благородного господина, а его заслужить почти невозможно. За пятьсот лет только несколько случаев было. Господином стать тоже непросто, но реально. Например, при окончании Института все воспитанники (если они и так не принадлежат к семьям благородных) становятся господами. Взрослому человеку сложней. Надо доказать свою полезность Ордену или совершить в битве с ведами героический поступок.
Но как быть, если некто возжелал стать - не много, не мало – наиблагороднейшим? Простому человеку за такое дело даже браться не стоит. Обрести статус наиблагороднейшего способен только выходец из благородных господ, да не просто так, а путем интриг и тайного голосования, притом строго после смерти прежнего владыки Ордена. Поскольку семей благородных господ не слишком много – около пяти десятков, а влиятельных еще меньше, то к моменту смены власти пара-тройка лидеров уже естественным образом определена и плетет затейливую вязь интриг, привлекая сторонников для тайного голосования. Орден распадается на враждующие лагеря, и даже война с ведами порой отходит на второй план. Особо рьяные господа могут даже поторопить события и убить престарелого наиблагороднейшего, чтобы поскорее обрести власть. Потому многие главы Ордена к концу жизни становятся крайне подозрительными и начинают устранять те семьи благородных, которые способны претендовать на высший орденский пост. Делается это всегда безжалостно и тайно, не щадят даже маленьких детей, которые, как известно, могут вырасти и отомстить. И не дайте высшие силы никому испытать ту бездну отчаяния и разочарования во всех идеалах и верованиях, на которую обречены единицы, что ухитрились спастись и выжить вопреки всему и всем…