Лестница не обрушилась, но перепачкался Юрген знатно. Такое ощущение, что перекладины специально ради него вымачивали в отборнейшей грязи. На чердаке было полутемно и тихо, с низкого потолка свисали клочья паутины. Не удержавшись, сильф чихнул, и в углу тут же кто-то встревоженно зашуршал.
«Даша бы перепугалась и вымела бы тут все сквозняком», – невольно подумал Юра и в который раз ощутил, как от груди к горлу подкатывается болезненный комок.
Не перепугается. Не выметет. Потому что ее нет.
Сильф сел прямо на пол, наплевав на пыль, грязь и шуршание в углу. Зажмурился и обхватил ладонями гудящую голову. Кудрявые волосы казались просоленными от пота, а заостренные кончики ушей были сухими и горячими. Тосковать сейчас не время и не место, начальство на него рассчитывает.
Юра постарался сосредоточиться на работе.
«Надо непременно написать Липке о Климином подполье. И при первой возможности отправить послание».
Это прежде на Холмы мотались только они с Дашей, а теперь в пятнадцатом корпусе основали отдел по дипломатическим связям с обдой. Там состояло пока лишь полдесятка особо проверенных гонцов, которые помогали поддерживать переписку Климэн Ченары с Верховным Амадимом, но Липка предрекал, что их с Юргеном тоже туда переведут, повысив в должностях. Как только вышестоящим станет ясно, что обда в Принамкском крае – это надолго. Сейчас, пока шла война, командование колебалось. Но Костэн Лэй со своим подопечным, видевшие Климэн лично, больше не питали иллюзий. Обда сумела подняться, когда против нее был весь мир, а уж теперь точно своего не упустит.
Очередное утро осады Кайниса началось с того, что дом коменданта обстреляли с воздуха какой-то поганой взрывчаткой. Невиданная сила не только пробила крышу и обрушила несколько стен, но и разожгла багряное колдовское пламя.
Наргелисе повезло: ей отвели место возле окна. Поначалу это благоволение высших сил показалось издевательством – у дома коменданта пышно и густо цвели пионы, от запаха которых нос Наргелисы немедленно зачесался, а в горле противно запершило. Зато потом проклятые цветы спасли ей жизнь.
Когда раздался взрыв и потолок стал проседать, а по стенам расползлись первые языки пламени, все рванулись к дверям, началась давка, и Наргелиса поняла, что не успеет выбраться прежде, чем комната заполыхает.
«Умереть сейчас? – подумала она тогда. – Пошло задохнуться в дыму и сгореть до черной головешки?!»
Наргелиса все же метнулась к двери, пытаясь расталкивать толпу локтями, но членам штаба было не до трепета перед орденской разведкой, поэтому женщину отпихнули прочь. Она отлетела обратно на свое место, ударилась головой об подоконник и чудом избежала рухнувшей потолочной балки. Огонь уже трещал по полу, и его гудение сливалось с криками людей. Наргелиса забралась на подоконник с ногами, а когда загорелась рама – кувырком полетела с третьего этажа и приземлилась в те самые пионы, запах которых после удушливого дыма показался даже приятным.
Кто-то помог ей подняться, и Наргелиса с удивлением обнаружила, что ухитрилась ничего себе не сломать и отделаться лишь опаленными волосами, шишкой на голове, парой ожогов и синяков. А дом между тем догорал. Вместе с просевшей крышей, дорогими синими занавесками и давкой на третьем этаже.
На огонь лилась вода, но тот даже не шипел, а, казалось, лишь разгорался пуще. Несколько смельчаков сумели вынести коменданта и пятерых штабных, двое из которых были уже мертвы от дыма.
Наргелиса с усилием отвела взгляд от развороченного куста пионов, огляделась по сторонам и поняла, что из руководства она здесь одна осталась при памяти и на ногах. По долгу службы, как многие из орденской разведки, Наргелиса знала некоторые основы колдовства: если свойства пламени изменили так, что оно стало нечувствительно к воде, это значит, его можно потушить чем-нибудь другим. Абсолютного огня не бывает.
- Отставить лить воду! Тушите пламя землей! Живее! – и первой бросилась к стоящему особняком сараю с садовым инвентарем, где можно было взять лопату, чтобы разрыть ненужные сейчас клумбы.
В недрах пылающего дома оборвались последние крики.
Утреннее солнце за черной дымкой поднималось все выше, воздух пах гарью, пеплом и вздыбленной землей. Наргелиса не помнила, когда в последний раз столько махала лопатой. На ее ладонях вздулись розоватые мозоли, платье испачкалось, волосы выбились из прически и сосульками липли ко лбу. В горле першило от всего сразу: от дыма, пионов, множества отдаваемых приказов.
Дом догорал. Колдовское пламя понемногу угасало. Из лазарета притащили носилки, на которые уложили спасенных членов штаба. Наргелиса подошла к коменданту и села перед ним на корточки. Тот тяжело дышал, облизывая губы, а из-под мокрой ткани, которой его успели накрыть, выглядывала багряная рука.
- Кто еще остался? – спросил комендант. И покривился, увидев, как Наргелиса оглянулась на прочие носилки. Ему не нравилось, что уцелела именно выскочка из разведки, которую за въедливость и нелюдимость в крепости недолюбливали. – Отправь гонца в Мавин-Тэлэй, пусть пришлют нового коменданта и штабных… До тех пор – исполняй мои обязанности. В доме… – он хрипло закашлялся, – …железный сундук, вряд ли он сгорел. Там счета, переписи, золотые слитки. Ключ возьми у меня в кармане. Если город сдадут – все это не должно достаться обде. А пока возьми полевых командиров потолковее, расскажи им план обороны, который мы утвердили на совете…
Комендант все говорил и говорил, прерываясь, кашляя, иногда переходя на еле слышный неразборчивый шепот. Наргелиса молча кивала, размышляя о своем.
Конечно, гонца отправить надо. Но не в Мавин-Тэлэй, до которого даже на доске несколько дней добираться, а поближе – в Кивитэ или Институт. Там сейчас формируются новые войска для отправки на границу, и многие столичные штабисты покинули свои уютные кабинеты. Как и сама Наргелиса, впрочем.
В сундуке у коменданта ничего стоящего нет, разве только золото. Они с Лавьясом Даренталой тайно обыскали этот несчастный сундук еще зимой, когда работали сообща, пытаясь выйти на след заговорщиков. Сейчас, слушая коменданта, Наргелиса поджимала губы и думала, что Лавьяса ей недостает – все же коллега, поумнее многих. Вот за свой ум он, видимо, и поплатился.
Лавьяс Дарентала пропал без вести две недели назад, и Наргелиса могла бы поклясться, что виноваты в этом именно неуловимые заговорщики, до которых коллега наконец-то сумел добраться и не пожелал делить славу героя с напарницей. После его пропажи Наргелисе постоянно чудилось, что за ней следят. Она всегда носила при себе кинжал, и даже во сне клала его под подушку, но все равно не чувствовала себя в безопасности. Кайнис казался ей огромной выгребной ямой, в которой заговорщики и пособники обды чувствовали себя вольнее мух.
Семья коменданта отбыла в тыл Ордена еще весной, когда стало ясно, что мелкие стычки на приграничье стараниями обды переросли в настоящую войну, какой не бывало уже много десятков лет, и в пустующем доме развернулся штаб. Обстрел штаба, да еще такой удачный, говорил о том, что обде кто-то доносит об обстановке в городе, и делает это с поразительной точностью. Осада города добавляла неразберихи, и у Наргелисы почти не было времени нормально подумать, о чем догадался Лавьяс Дарентала, и кого заподозрил так верно для дела и неудачно для себя.
Когда носилки с комендантом и выжившими штабными потащили в лазарет, Наргелиса поднялась с колен, поправила платье и прическу. Люди, собравшиеся перед прогоревшим домом, ждали ее указаний.
«Изумительный скачок карьеры – я командую крепостью…»
Ничего, воспитанниками Института в свое время довелось покомандовать достаточно, а принцип везде один.
- Ты и ты: через полчаса собрать полевых командиров у западных ворот. Пожарище разгрести. Трупы предать земле и воде, – Наргелиса обвела притихшую толпу твердым взглядом. – Города не сдавать. Кайнис – не Гарлей, и если обда вообразила, будто ей удастся победить нас, то тридцать четыре смерча ей в зад!
Люди одобрительно зашумели. Тут же нашлось еще несколько ораторов, которые принялись руководить работами на пожарище. Кто-то побежал докладывать на стены о случившемся.
Наргелиса крепко сжала в кулаке ключ от комендантского сундука, словно это был главный символ власти в крепости. И ее мысли уже в который раз невольно обратились к той, которую она столько лет считала обычной исполнительной дурой, и которая в итоге так ловко от нее улизнула.
Полутемный подвал Института, крысы и серые стены.
Кап, кап, кап...
- Просчиталась ты, обда.
- Просчиталась, – а глаза у нее наглые, холодные и смотрят в упор. Теперь Наргелиса понимает, что уже неоднократно чувствовала на себе этот ее взгляд, но не могла уловить и распознать.
Впрочем, это Климе Ченаре достаточно просто игры в гляделки, а Наргелисе нужны ответы на вопросы, которые давно уже мечтает получить Орден.
Они искали обду пятнадцать лет, даже по самым отдаленным провинциям. А она все это время была у них под носом.
Как? Почему? Если тот безумец-вед был не единственный, если девчонке рассказали о ее предназначении, то как ее отпустили в Институт, второе сердце Ордена после Мавин-Тэлэя? Чтобы она здесь все развалила? Но не слишком ли велик риск?
- Кто тебе сказал, что ты обда?
- Ты и сказала. Намедни, в кабинете директора, не помнишь?
Хитра… Но от поимки это ее не спасло. Будь она тысячу раз обда от рождения, а все равно девчонка-девятигодка. Интересно, а если сказать ей, что пятнадцать лет назад в этом подвале, даже на этом стуле сидел тот, кто свято верил, будто обда никогда не попадется Ордену? И Наргелиса даже может познакомить упрямицу с ее первым подданным. Правда, разговора не выйдет: труп безумца-веда давно изгрызли крысы.
- Кто сказал тебе до меня?
- Никто.
Врет? Или… Но даже если не врет, то как? Быть того не может!
- Ты... сама? Как давно? Где?
- А ты всерьез рассчитываешь, что я тебе отвечу?
- А куда ты денешься!
- Промолчу, – еще и скалится. Ничего, тот вед тоже поначалу скалился.
- Я тебя запытаю, – обещает Наргелиса больше для порядка. Сама она в жизни никого по-настоящему не пытала. Да и начальство пока не одобрит. А вот доставить девчонку в Мавин-Тэлэй, предварительно выбив из нее угрозами все, что только можно…
Но юной Климе это, конечно, невдомек. У нее свои аргументы.
- Если я умру или сойду с ума, родится новая обда, и все начнется сначала. Только ей может повезти больше, чем мне, и родится она на ведской стороне. Или в горах. Знаешь, как горцы скучают по обде? Они до сих пор проверяют всех детей на талант.
И откуда она всего этого набралась?! Наргелиса вспоминает про ведского колдуна, тоже совсем мальчишку, которого ловили по всему Институту, но так и не нашли. Наверняка обда постаралась. Может, от него она и узнала все это?
Нет, не сходится. Ее организация (из которой еще не поймано ни одного человека, вот позорище!) существует давно. А что если девчонка всегда имела связь с Фирондо? Но как? И через кого? Она даже дома была всего раз за учебу!
- Есть множество мучительных пыток, которые совершенно не угрожают жизни и рассудку.
Черные глаза вспыхивают, и в них начинает ворочаться что-то такое, чему Наргелиса не может дать названия. Какая-то необъяснимая, первобытная жуть, от которой даже горло перехватывает…
С зубками обда. Пощечина ее образумит.
Правда, не до конца. Гонора только больше стало.
- Когда я приду к власти, ты лишишься руки, которую посмела поднять на обду.
Она еще и угрожает! Наргелисе смешно. Нет, конечно, хорошо держится для ее незавидного положения, но зачем опять из себя дуру строить? Или она всерьез верит в то, что говорит?
- …Совсем скоро в моих руках будет весь Принамкский край.
Да, похоже на то. Эти стукнутые об тучу, которые верят обде, форменные фанатики. А Клима – самый главный фанатик среди них.
- Совсем скоро ты предстанешь перед наиблагороднейшим, маленькая хамка, и он решит твою судьбу. Я бы на твоем месте хорошенько покаялась, ибо участь тебя ждет незавидная.
- Ты никогда не будешь на моем месте, – и опять скалится, тараща глаза.
Да уж, Наргелисе и в голову никогда не придет так марать идеалы Ордена. Обды… какая разница, что они правили прежде! Они утратили это право, и надо смириться, идя вперед, а не пытаться возвратить насквозь прогнившие беззаконные порядки.
Почему Ченара этого не понимает?
- Ты не выйдешь отсюда на свободу, обда. Ты будешь гнить в тюремных застенках всю оставшуюся жизнь. Долгую, не спорю, Ордену ни к чему лишние хлопоты, но – невыносимую. Ты не сойдешь с ума, не такой ты человек, но изведешь себя ненавистью и бездействием. Однако если присмиреешь, наиблагороднейший может смилостивиться и разрешить тебе принести хоть какую-то пользу.
- Ты что, пытаешься меня перевербовать? До чего же идиотская затея.
- Сейчас да. Но я погляжу, как ты запоешь лет через десять...
- Не поглядишь. Через десять лет у тебя уже не будет руки, языка и, думается, жизни. Ты ведь не надеешься, что я оставлю тебя в живых? Тебе не место в моей стране. И тем, кто предан Ордену – тоже.
Наргелисе делается противно. Какое будущее может быть у страны, где правит озлобленный звереныш с манией величия?
- Откуда в тебе такая жестокость, Ченара?
- Ты же помнишь, госпожа наставница: я всегда была прилежной ученицей. Даже пошла немного дальше. Нравится, правда?
Она что, на саму Наргелису намекает? Пытается оправдать себя в своих же глазах? Что за чушь! Наргелиса и близко на нее не похожа. Да, ей приходилось убивать, лгать, льстить, порой даже подсиживать коллег. Но никогда она не думала о том, чтобы перекроить государственный строй по своему желанию. Наргелиса не считала себя безупречным человеком, но до этого мерзкого создания ей точно далеко. Руку отрубить, язык… Откуда столько фантазии?
Но не только малолетняя обда умеет фантазировать.
- Десять лет, – повторяет Наргелиса. – Ты будешь молить о пощаде и выложишь все, лишь бы твои страдания прекратились, лишь бы кто-нибудь выдрал, пусть и с мясом, вросшие в запястья кандалы, лишь бы твои глаза увидели хоть лучик солнечного света...
- Пять лет. И я публично казню тебя на главной площади Мавин-Тэлэя. Отрублю руку, язык, а если сумеешь меня умолить – и голову. Пари?
Тогда, в подвале Института, Наргелиса только посмеялась над ее словами. Чуть позже, когда обда со своей шайкой раскроила тяжеловиком окно – подумала, что дело будет сложным, и наиблагороднейшему рано докладывать об успехе. Год спустя, когда разведка донесла, что в Фирондо не приняли обду, Наргелиса ощутила смешанные чувства. С одной стороны, радость, что девчонка провалилась. С другой – понимание. На месте Артасия Сефинтопалы Наргелиса тоже ни за что не доверила бы власть стукнутому об тучу ребенку с замашками палача. С третьей стороны, отказ Фирондо поставил орденскую разведку в тупик. Если веды не замешаны в становлении новой обды, то как же тогда она вообще появилась? Или, что уж совсем глупость, имеет место пресловутое благоволение высших сил? Если высшие силы благоволят этой девчонке, то Наргелиса отныне будет поклоняться Небесам. Она, в конце концов, на восьмую часть сильфида.
Но когда обда сумела сговориться и с сильфами, Наргелиса вовсе перестала понимать устройство мироздания. Перед ее глазами до сих пор стояла нескладная девчонка в горчично-желтой форме, полная дурного гонора, мелочных обид, злобы на весь мир и желания доказать свою исключительность. Как к такой пришли сильфы – непонятно. Наверняка их Небеса недоглядели.
Потом пал Фирондо, а затем Гарлей. Слушая доносы о деяниях обды и ее армии, Наргелиса не могла отделаться от мысли, что не верит. Или девятигодка Клима Ченара и впрямь чуть поумнела с возрастом, или высшие силы спохватились и подменили маленькую стерву кем-то другим.
Прошло уже четыре года из обещанных Климой пяти. И ее угроза в подвале Института больше не казалась Наргелисе совсем невыполнимой. Нет, Орден, конечно, победит, потому что иначе невозможно и вообразить, но сторонниками обды кишит весь Кайнис. И если девчонке вздумается припомнить старые обиды, то бывшую наставницу дипломатических искусств не спасет кинжал под подушкой.