Сам Гера появлялся в отчем доме нечасто, занятый делами в войсках. Но уж если приезжал, то действовал на соперников подобно ушату ледяной воды, заставляя даже в мирный час помнить о долге и не выделываться. Тем более, Причина-их-Стараний все равно ничего не увидит: занята государственными делами, плевала на всякие байки и тому подобные глупости, а снисходит до подданных только во время обеда, чтобы поскорее его проглотить и снова уйти в работу. В этом Клима очень напоминала Теньку, который чаще всех задерживался в этом гостеприимном доме, и даже оборудовал в своей комнате очередной филиал мастерской, страшными клятвами заверив Геру, что во время опытов ничего не спалит.
Эксперименты колдуна и впрямь последнее время сделались на удивление бесшумными. Лишь иногда из-за неплотно прикрытой двери доносилось птичье кудахтанье, а единственный раз завоняло палеными перьями. Любопытная Герина сестричка уверяла, что видела на полу Тенькиной комнаты не меньше дюжины сильфийских досок разной степени пернатости, а еще одно полено с самым настоящим клювом. Половина домочадцев ей не поверила, а оказавшийся рядом Гера советовал прикусить длинный язык и не разглашать государственную тайну.
Так, в делах и заботах, жаркое лето перевалило за излом. Август принес в Принамкский край сухие горячие ветра с южных земель Голубой Пущи. Желтела пшеница на полях, становясь все больше похожей цветом на растрепанные волосы новой обды, расцветало в садах третье за лето поколение роз.
В один из первых дней августа на дороге к дому показался статный всадник на сером в яблоках жеребце. Рожденная засухой пыль растревоженно клубилась под копытами, создавая настолько плотные облака, что казалось, по ним могли бы гулять сильфы.
Лернэ выбежала на крыльцо, под фонарь, а потом не выдержала, подобрала тяжелую малиновую юбку, и помчалась навстречу, тоже вздымая пыль.
Они поравнялись в двадцати шагах от калитки. Гера резко осадил коня и воскликнул:
- Что же ты под копыта лезешь!
- Я нечаянно, – сказала Лернэ своим чудесным голосом, похожим на перезвон серебряных колокольчиков, и улыбнулась, во все глаза глядя на юношу.
Гера был загорелый и сильный, в коричневой кожаной куртке с широкими рукавами, из-под которой выглядывал край кольчуги. На его поясе с богатой пряжкой висел меч, а за спиной, поверх темно-желтого запыленного плаща – ортона. Улыбка у Геры была все такая же добрая и открытая, а взгляд – твердый и спокойный.
- Ой! Бороду отрастил!
Гера машинально поскреб щеки и честно поправил:
- Это еще пока не борода, а щетина. Нравится?
- Не знаю, – честно сказала Лернэ. И тут же спросила, почти с мольбой: – Ты надолго?
- На несколько дней, – обрадовал ее Гера. В их беспокойной жизни это теперь считалось долгим сроком.
Лернэ подошла совсем близко к седлу, и Гера рассматривал ее. И малиновую домотканую юбку, и длинные темно-каштановые локоны в косах, и по-сильфийски синие, но по-людски теплые глаза, и каждую черточку, которые уже помнил наизусть.
Он легко спрыгнул на землю, подняв очередное облако пыли. Лернэ взяла коня под уздцы и погладила по белому пятнышку между глаз. Странное дело, но под ее ласковой рукой успокаивалась любая домашняя скотина. Впрочем, Гера это странным не находил.
- Я привез тебе гостинец, – сообщил он, раскрывая одну из седельных сумок и бережно доставая оттуда что-то продолговатое, завернутое в мешковину. – Надо же, такая жара, что все высохло. А я вылил сюда почти ведро воды!
Лернэ обеими руками приняла сверток и заглянула под мешковину.
- Ой, роза! Какая красивая! Только поникла немножко, но я ее полью, и оживет.
- Ты ее и посадить можешь, – довольно пояснил Гера. – Она там с корнями и землей. Я выкопал ее в Кайнисе во время тайной вылазки.
Лернэ ахнула, прижимая подарок к груди.
- Ты был на настоящей разведке! Это очень страшно?
- Ни капельки! – Гера расправил плечи. – Скоро Кайнис и вовсе будет наш, тогда я повезу тебя туда и покажу все тамошние сады! Правда, их там немного, ведь Кайнис – военная крепость. Зато какие там башни и метательные орудия…
Они медленно направились к дому, ведя коня за собой и болтая обо всем на свете.
- Мы здесь тоже не скучаем, – говорила Лернэ. – У коровы теленочек будет, за нею надо присматривать. Сбор урожая на носу, надо столько всего успеть! А я еще я прялку раздобыла и хорошую шерсть, будут всем к зиме теплые вязаные шарфы. Здесь нынче тихо…
- Конец вашей тишине, – улыбнулся Гера. – Скоро такой шум поднимется, что ты и о прялке позабудешь!
- Клима приедет?
- Не только Клима, а еще все ее охранники, несколько штабных, новый казначей и Гулька. К вечеру доберутся. Я вперед поехал, чтобы вы тут готовились.
- Ну, если Гуля будет, то шуму и правда поднимется много, – решила Лернэ. Она видела наставницу досколетчиков обды всего один раз, но этого хватило, чтобы составить впечатление. – А Ристя приедет?
- Не знаю, – Гера пожал плечами. – Вчера, когда Клима говорила с ней по Тенькиному зеркальцу, Ристинка была на пути сюда из Фирондо. Если Гулькины ученики успели ее встретить и доставить к нам в лагерь – то вечером увидитесь. Кстати, о Теньке. Он в ваших краях не объявлялся? А то три недели назад заявил, что на разведку его уже не тянет, ратные подвиги не прельщали никогда, сердце требует серьезной науки, а в палаточном лагере под Кайнисом «ни зеркало нормальное не поставишь, ни табулятоид», что бы это ни значило. Уехал, все зеркальца Климе оставил, и с тех пор мы о нем не слышали.
- Тенечка у нас, – поведала Лернэ, заходя во двор через калитку и снимая крючок с ворот. – Только он в последнее время странный какой-то стал…
- Что, ЕЩЁ более странный? – фыркнул Гера, распахивая ворота, чтобы мог пройти конь. – Разве такое возможно?
- Тенька немножко рассеянный, – Лернэ положила розу на землю и помогла затворять створки за прошедшим на двор жеребцом. – А нынче сам не свой сделался. Неделю назад спустился к нам, глаза блуждают. Срезал с герани на окне большую ветку и обратно убежал. Унес к себе досточку, молоток и гвозди. А однажды заявил, что наше общество стоит в начале технического развития, и это его угнетает. Третьего дня вовсе песни пел! Гера, ты помнишь хоть раз, чтобы Тенечка пел?
- Не-а, – мотнул головой юноша.
- И я! За всю жизнь!
Гера задумался.
- Может, у него очередная зазноба появилась?
- Откуда? – вздохнула Лернэ. – Он из дому-то не выходит! Даже обедать почти не спускается. А начнешь его уговаривать – уже ел, отвечает. У себя в комнате сам с собою о чем-то бормочет на разные голоса. А иногда при нас говорит не по-людски, гундосит что-то, шипит, языком щелкает...
- Разберемся, – постановил Гера.
Расседлав коня, они зашли на веранду. Там Лернэ развернула розу, огромную, алую, пусть и слегка поникшую, и принялась пересаживать ее в горшок с землей. Веранда была уставлена горшками: розы и фиалки, герань, буйно цветущие ромашки и даже сильфийский укроп.
- Помнишь? – указала девушка на белый розовый куст в большом вазоне. – Это ты привез мне из-под Гарлея. А вон ту золотистую розу – из самого Гарлея.
- Все помню. Особенно укроп, – подхватил Гера, – А вот эти фиалки – из деревеньки под Косяжьей крепостью, что далеко к югу отсюда… славно они у тебя разрослись.
Лернэ улыбалась, тонкими пальцами приминая рыхлую сырую землю вокруг стебля, а солнечные лучи сияли на ее волосах, пыльной малиновой юбке, и на чудном румяном личике. Гера любовался ею, а она любовалась Герой. И им обоим казалось, что нет в мире лучшего счастья, чем просто смотреть друг на друга и беседовать среди цветов после долгой разлуки.
На веранду выскочила бойкая Герина сестричка, вслед за ней, ахая, прибежала матушка, а потом явился отец и посулил сыну серьезный разговор, который тут же решено было отложить до конца обеда. Ведь не абы-кто явился, а герой с войны! Его и накормить надо, и отмыть, и, самое главное, наглядеться вдоволь.
Уже на пороге Тенькиной комнаты Гера удостоверился, что с другом и впрямь неладно.
В комнате было прибрано.
Не то чтобы совсем уж ни пылинки, но даже это было на Теньку не похоже.
Не валялись по всему полу пернатые доски, кипы бумаг на столе не громоздились как попало, а были разложены в аккуратные стопочки. С потолка не свисали ромашковые веники, а на стенах не чернели пятна сажи. От сундука не пахло пролитыми реактивами: разномастные колбы чинно были расставлены на деревянной полке – видимо, специально для них прибитой при помощи того самого молотка и гвоздей, о которых упоминала Лернэ.
Окончательно добил Геру куст герани на подоконнике. Нормальной, цветущей, аккуратно подстриженной и ухоженной герани безо всяких колдовских изменений. Юноша был не в состоянии представить себе ту неведомую силу, которая заставила друга прибраться, вытереть пыль и – высшие силы! – прибить на стену полочку для реактивов.
Единственной привычной вещью в комнате было здоровенное радужно поблескивающее зеркало в массивной деревянной оправе, но даже эта оправа не выглядела запыленной и поцарапанной.
Сам кандидат в сумасшедшие валялся на застеленной кровати и мечтательно глядел в потолок. Эта знакомая поза, а еще испещренная каракулями записная книжка рядом, несколько успокоили Геру. Но поговорить все же следовало. Юноша перешагнул порог и прикрыл за собой дверь.
Тенька поднял голову от записей, обернулся в сторону гостя и жизнерадостно улыбнулся, приветственно взмахнув рукой.
– С приездом, доблестная армия! Надолго сюда? Чего интересненького на фронтах?
«Друзей – узнает», – машинально подумал Гера, подходя ближе и отмечая, что покрывало на кровати тоже чистое и стиранное как минимум на той неделе.
- На фронтах порядок, – осторожно сообщил он. – Приехал надолго, еще и Клима к вечеру объявится с половиной штаба. Вот-вот конец лета, сборы урожая. И когда сдадут Кайнис, там непременно будет разруха. Поэтому ожидается большое хозяйственное совещание.
- Это дело, – Тенька широко, сочно зевнул и хлопнул ладонью по покрывалу. – Да ты садись! Чего всполошенный такой?
Гера выдохнул и рубанул напрямик:
- Объясни, что с тобой происходит?
- Со мной? – удивился Тенька, одним махом переворачиваясь со спины на живот и отодвигая записную книжку. – А в чем дело?
«На вопросы – реагирует», – сделал Гера вторую заметку, все-таки сел и, воодушевленный, продолжил:
- Лернэ говорит, ты сам не свой стал. Герань разводишь, песни поешь…
Тенька почему-то очень смутился. Гера впервые видел, как у друга под белобрысыми волосами краснеют его оттопыренные уши.
- Больше ты Лерку слушай! Всего куплет-то и пропел, чего сразу панику поднимать?
- А все это? – Гера широким жестом обвел комнату. – Я в жизни у тебя такого порядка не помню! Ты с чего вдруг убираться затеял?
Колдун тоже обозрел окрестности. Как показалось юноше – сокрушенно.
- Это не я. Понимаешь, интересненько получилось… Кто ж знал, что все так далеко зайдет!
- Не понимаю! – решительно отрезал Гера. – Что зайдет? Не темни!
Тенька почесал в затылке и кивнул на зеркало.
- Косинусоида невметической инвекции. Я сперва думал, просто гляну одним глазком… Потом – просто поговорю. А там и в гости, а там и герань, и как-то интересненько все закрутилось! Наверное, и правда придется ее с вами знакомить. Она уже и сама просит.
- Кто? – Гера тоже покосился на зеркало.
- Звезда, – мечтательно протянул колдун и снова развалился на спине, изучая потолок.
«Все-таки рехнулся», – сделал неутешительный вывод Гера, но решил уточнить:
- С неба что ли?
- Пожалуй, с неба… Говорю ж, косинусоида! Эх, а сильфы еще в них не верят!
- Так… звезда сошла с неба, чтобы прибраться у тебя в жилище?
- Говоря объективнее, она вылезла из водяного зеркала, – Тенька качнулся вперед и сел, пятерней взъерошивая вихор. – Смещенное преломление искажает пространство и получается соединение двух относительно удаленных точек. То есть, теоретически – она с неба, а опытным путем сидит внутри зеркала. А для нее – я из зеркала. Вот такая интересненькая относительность… Жаль, к ней не получается пока влезть! Вернее, влезть-то я смогу, а вот вернусь ли обратно – неизвестно. Вот и сижу, – он кивнул на записи, – пытаюсь загнать удельную мягкость временного пространства в формулы твердого порядка, иначе пропаду на веки вечные, и наша злокозненная обда, как водится, меня за это прибьет.
Гера в который раз изучил здоровенное зеркало и подумал, что Теньку неплохо бы от него изолировать. Глядишь, перестанут звезды мерещиться.
- А как она выглядит, твоя звезда?
- О-о, – протянул сумасшедший изобретатель не просто мечтательно, но и восхищенно. – Она такая… такая! Неземная, словом. Увидишь ее, и сам поймешь.
- Она сейчас явится? – осторожно уточнил Гера.
Тенька глянул в окно, на клонящееся к горизонту солнце.
- Не-а. У нас условлено после заката. Она поначалу стеснялась, а теперь приходит каждый вечер и остается до утра. Вообрази: она понимает мой почерк! И еще знает функции линейных интегралов, вплоть до самых неприличных. Видал, как бумаги разобрала? Сказала, раздобудет печатный станок и превратит мои каракули в книги.
- Тенька! Печатный станок в эту комнату не влезет.
- Я ей тоже так сказал. А она смеется и говорит, что у нее есть такой, который поместится на ладони. Интересненькая штука, вот бы поглядеть! А уж как она уболтала меня приколотить эту крокозяброву полочку для реактивов, я сам не пойму! Представляешь, заявила, что мне надо правильно питаться…
- Вот, – проворчал Гера, – даже звезда с неба это признает!
- …И теперь таскает мне в баночках сбалансированную пищу…
- А это еще что такое?
Тенька пожал плечами.
- Крокозябра ее знает… Еда как еда. Может, из-за баночек? Но вкусненько! Я теперь и к твоим поесть почти не спускаюсь. А Лерка, кажется, решила, будто я вздумал себя уморить. Сестра, что с нее возьмешь! Не думаю, что они поладят. Звезда слишком далека от Леркиных правил морали. Ну, знаешь, она считает, что женитьба – это стариковские бредни, в молодости надо брать от жизни всё, гулять до упаду, делать карьеру. Женщины должны быть сильными и независимыми, уметь за себя постоять…
- А мужчины тогда зачем? – удивился Гера.
- Не знаю, – отмахнулся Тенька. – Наверное, чтобы таскать им в баночках сбалансированную пищу и разбирать бумаги.
- Чушь какая-то, – пробормотал Гера, в который раз оглядывая прибранную комнату. Что бы это ни было, но рассудок другу оно подвинуло знатно.
Гера проговорил с Тенькой до самого заката, но ничего вразумительного не выяснил. Единственное, что он смог понять из путаных рассказов, перемежаемых научными терминами и бытовыми подробностями – «звезда с неба» виделась стукнутому от тучу Теньке кем-то вроде живой девушки неописуемого вида, причем в эту самую девушку друга угораздило неслабо влюбиться. Во всем прочем Тенька был прежний, и поэтому оставалось надеяться, что совместными усилиями родных и близких они сумеют преодолеть этот его заскок. Поставили же Теньку на ноги после удара молнией! И сейчас помогут прийти в себя. Надо только сговориться с Климой и вызвать из Фирондо сударыню Налину Делей.
Но сразу сговориться с Климой не получилось. Обда прибыла поздно вечером в сопровождении небольшой толпы подданных, отказалась от ужина, выставила из кухни хозяев, Лернэ и охранников, зажгла там все имеющиеся в доме свечи, разложила на столе несметное количество бумаг и устроила совет.
Гера занял почетное место по правую руку обды, слева расположилась Ристинка, все же приехавшая на радость Лернэ. Далее сидели Гулька, штабные и новый казначей, то и дело вытирающий капельки пота, обильно струившиеся по ранней лысине.
С казначеями Климе не везло. Никто из них не мог следить за бюджетом так же хорошо, как она, а право делать это хоть немножко хуже избранница высших сил ни за кем не признавала. Опытные казначеи Фирондо и других крупных городов привыкли подворовывать, а когда Клима немилосердным методом топора и веревки объяснила, что воровства не потерпит, те вовсе перестали идти к ней на службу, предпочтя сомнительные прелести военных походов своим теплым домам на западе страны. До поры Клима оставила их в покое, лишенная времени на очередные внутренние разборки, а вопрос с блюстителями казны снова стал открытым. Обда не могла, как прежде, проводить сутки напролет за пересчетом денег, а между тем казна разрослась, и учет требовался строже. Перебежчикам из Ордена Клима пока не настолько доверяла, а люди со стороны не имели должного образования.