– Взвести курки, к барьеру, – послышался бархатный голос Анны.
С поднятым вверх стволом, небольшими шагами, передвигаясь боком, чтобы уменьшить площадь попадания, и прикрываясь пистолетами, мы начали сближаться. Уже светало. Сердце билось с барабанным ритмом: татам-татам-татам, капли пота, несмотря на холод, выступили на висках и лбу. Расстояние с каждым шагом уменьшалось, казалось, что преодолеваешь вечность. Кац направил на меня ствол, вытянув руку с пистолетом вперед, предательская капля побежала по моему лбу и повисла на ресницах, еще метр, два… Я видел его черные глаза сквозь каплю пота, вздутые вены на висках и испарину на лбу. Почему-то мой взгляд зафиксировался на свежем прыще рядом с его носом. Еще пару шагов, еще немного… Голубой дымок вырвался из ствола его пистолета, и жгучая боль, опережая звук выстрела, пронзила мою грудь слева. Кац замер в 15 шагах от барьера, прикрыв сердце бесполезным более пистолетом. Струйка пара вырвалась из отверстия в моем пробитом легком, и я, сделав еще шаг, упал на колени. Нас разделяли 35 шагов, с каждой секундой я терял кровь и драгоценную связь с миром. Медленно опустив ствол, я увидел глаза Каца и его прыщ на своей мушке, палец нащупал курок. Последнее, что смог зафиксировать мой взгляд, – прыщ, превратившийся в маленькое отверстие, из которого побежала красная струйка, и оседающее тело Каца с широко открытыми глазами. Морозное утро выдалось в день дуэли…
* * *
– Все было весьма любопытно, – Ян сидел в своем кресле и прикуривал сигару.
Я сидел напротив, скафандр, шлемофон и дохлый пудель валялись на ковре, сигара тряслась между пальцами моей руки. Я был на взводе, видимо, перегрузки были настоящими, сердце колотилось, было тяжело дышать.
– Я вижу, вы очень устали, шутка ли – работать на орбите, – Ян смотрел на меня голубыми глазами.
– Как вы добиваетесь такой достоверности? Я чувствовал себя совершенно как в космосе!
– Вы и были в космосе, на орбите, на станции. Кстати, я не услышал от вас, Рыцарь-Пилот, никакой благодарности за дополнительное образование, которое вы сравнительно легко получили. Астронавтика, китайский язык!
– Спасибо, – тихо промолвил я, – я еще не до конца пришел в себя.
Ян брезгливо махнул рукой, и скафандр с дохлым пуделем стали расплываться на ковре.
– Вам на память оставить шлемофон?
Я молча помотал головой. Ковер опустел.
– Хорошо, – Ян откинулся. – Мне понравилось, как вы себя вели на орбите, и эти нестандартные решения, выход в открытый космос – все было здорово, Каца только жалко.
Я поднял голову.
– Неужели я его действительно убил?
– Ну, я так понял, в его тушке было семь больших пулевых отверстий, обычно от этого умирают, – Ян улыбнулся. – Иногда нервы сдают, понимаю, но вам надо учиться держать себя в руках.
– Я его убил или нет? – твердым голосом спросил я.
– Его убил троллейбус задолго до вас, Рыцарь-Пилот, так что не извольте беспокоиться. Кац, мерзавец, где ты? Опять подслушиваешь?
Кац выглянул из-за портьеры:
– А вы стрелять не будете?
– Мы же не будем стрелять? – вопросительно посмотрел на меня Ян Дронович.
Я сгреб Каца в охапку и прижал к себе:
– Как я рад, что ты жив, прости меня.
– Ничего, ничего, – сдавленно ответил Кац, – работа у меня такая.
– Хорошо, теперь, когда все вроде бы счастливы, Кац, пошел вон, обсудим, что же все-таки произошло.
– Сначала я хочу разобраться, было все это на самом деле или нет, – решительно начал я.
– Вот оно как, – глаза Яна стали сине-зеленоватыми. – Ну а вы сами как думаете? Вы овладели китайским языком?
– Да, я могу читать и говорить.
– Угу, – Ян отхлебнул свой чай. – Вы умеете пилотировать шаттл, знаете устройство орбитальной станции, владеете азами астронавтики и астрономии.
Я кивнул в знак согласия.
– Ну и откуда, позвольте мне спросить вас, вы всего этого набрались? – Ян наклонился ко мне в своем кресле.
– Я не знаю, у меня было абсолютно реальное ощущение космоса, и если бы не эта ваша шутка с лифтом…
– …Вы обязательно героически спасли бы китайского пилота, – Ян откинулся в кресле с очень довольным видом, вероятно, ему ужасно нравилась эта его собственная затея с родами на орбите. – Я прямо вижу, как вы принимаете роды в невесомости, счастливая мать, здоровый малыш… Кстати, вы теперь можете работать высококлассным гинекологом на досуге, а в свободное время, если потребуется, пристыковывать какой-нибудь летательный аппарат на орбите.
Ян явно издевался надо мной, но, почувствовав мой гнев, сменил тон:
– Ладно, не сердитесь, эти навыки вам, конечно, вряд ли пригодятся, но согласитесь, опыт был весьма впечатляющим.
– Так опыт был или нет?
– А я есть? – глаза Яна Дроновича стали пурпурными. – Может, просто вас током ударило, вот и бредите!
Я окончательно потерял способность соображать.
– Но позвольте, а как же мой китайский?
– Не знаю, не знаю, – Ян покачал головой и отложил сигару в пепельницу. – Разные мнения существуют на этот счет – вот, например, есть вполне уважаемые люди, которые считают, что мир существует только в нашем восприятии оного, ибо для нас мир есть, то есть существует, пока мы живы, его видим, чувствуем, обоняем, но стоит только нашей, прошу прошения, вашей органике немного захворать – и сразу мир из радужного превращается в мрачный, а уж со смертью и вообще исчезает куда-то. Можно ли из этого сделать вывод, что он куда-то пропадает? Я лично сомневаюсь, а как же, спросите вы, тогда душа, Бог? Конечно же, они есть, но их никто и никогда не видел. Как же быть?
– Не путайте меня, Ян Дронович. Вы же не хотите сказать, что я просто брежу, а на самом деле нахожусь в коме в какой-нибудь больнице после автокатастрофы?
– Интересная мысль, Рыцарь.
– Не пугайте меня, я в загробном мире, а вы – Ангелы?
Ян расхохотался.
– Дайте мне свою руку.
Я протянул руку и пожал протянутую мне теплую, вполне живую ладонь.
– Ну? Что скажете? Каким вы ожидали рукопожатие Демона? – и он сделал страшные глаза.
– Если следовать тому, что вы только что сказали, то вы тоже существуете только в моем восприятии, то есть до тех пор, пока я вас вижу и ощущаю! И все вокруг – тоже!
– Ну, как-то так, – Ян с интересом наблюдал за моими мыслительными потугами.
– Тогда получается, что весь мир – это моя собственная проекция, я сам его порождаю в своем сознании.
– Должен сказать, что в этом случае разнообразие мира во многом определяется богатством вашей фантазии, образованием и знаниями.
– Да, но откуда они тогда берутся, эти знания, если опыт есть продукт познания окружающего мира, а окружающий мир в свою очередь существует в моем субъективном восприятии?
– Вот оно! – Ян был в восторге. – Молодец, круг замкнулся.
– Не понимаю!
– А вы подумайте, вспомните, что я вам рассказывал про органическую память на водной основе.
– Боже мой!
– Оставьте Создателя в покое! – Ян выглядел очень серьезно. – Каждому индивидууму, будь он бабочкой, рыбой, человеком, дается периодически шанс исследовать мир и записать свои впечатления в генетической памяти своих клеток, прежде чем рыба съест бабочку, а человек поймает эту рыбу.
– Так это же то, что я делаю для вас! – я вскочил с места.
– Присядьте, – Ян скривился, – не нужно здесь этого театра, мой нетерпеливый Рыцарь.
– А что значит «периодически»? – недоверчиво спросил я.
– Хм, ну, если у кого-то хорошо получается быть бабочкой, почему бы ему не попробовать побыть рыбой, – Ян высоко поднял правую бровь.
– Реинкарнация? Буддизм?
– Оставьте старого индуса в покое, говорил ведь я ему не есть всякую гадость, да еще грибы к тому же, – мысли Яна витали где-то далеко, глаза были молочно-белыми. – Вы, людишки, очень высокого о себе мнения, – произнес задумчиво он. – Сами придумываете себе богов, религии, сами их трактуете, как вам удобно, караете себе подобных, властвуете. А что вы на самом деле достоверно знаете? Да ничего! Более или менее достоверно стали документировать историю только 100 лет назад, и то в ужасе от своей собственной правды вы тут же все засекретили!
– Что значит придумываем?
– Ну а что, разве у вас есть фотографии, файлы или вообще хоть что-нибудь научно-материальное, подтверждающее все ваши человеческие учения? Покажите мне любое изображение Будды или кого-нибудь еще, и я вам точно скажу, это он или вам подсунули подделку.
– А как же биологическая память на водной основе?
– А там ничего нет, – разочаровано развел руками Ян.
– Так поэтому вы и ищете Истину! – воскликнул я.
– Мы, – улыбнулся Ян. – Я рад, что Кац подобрал именно вас тогда, ух, хитрый еврей!
– Он же пудель, – робко попытался вставить я.
– Неважно, пойдемте в сад, – Ян поднялся.
– В сад? Здесь?
– Вы же любите гулять в саду, Рыцарь?
Он открыл дверь кабинета, и яркий солнечный свет ослепил нас. Мы вышли в буйствующий яркими красками сад, где цвели плодовые деревья, щебетали птицы, таская всякую мелочь птенцам в гнезда, желтые одуванчики гордо стояли, подняв головы, на зеленом ковре молодой травы, кое-где зацветали яркими цветами какие-то кусты, буйствовала сирень.
– Хорошо, да?
– Красота!
– Не зря люди представляют себе Рай вот так, – он обвел рукой вокруг себя. – Забавно, но если любого из них запереть в таком саду навеки, он просто свихнулся бы от однообразия, и этот сад показался бы ему геенной огненной, – Ян от души расхохотался. – Все относительно, как говорил один мой знакомый еврей, не Кац.
– Так что там насчет замкнувшегося круга? И водной основы?
– А, вот вы о чем!
– Да, если мир существует лишь в нашем восприятии, то он и есть наша фантазия, и получается, что наша миссия – собирать свои впечатления и эмоции для некого опыта в этом мире, то есть просто пережить свои собственные фантазии! Ну, тогда со смертью и опыт должен прекращать свое существование?
– Нет, не должен, опыт передается генетически, а потом, не будьте так самодовольны, вы не один на белом свете, живых существ бесконечное количество, возможно, даже больше, – он ухмыльнулся, – и все взаимодействуют в одной системе, своего рода информационной матрице, облаке, к которому все и подсоединены. Творцу нужно бесконечное разнообразие, чтобы иметь бесконечный выбор, только наиболее оригинальные образцы остаются в матрице в доступе на виду, остальные уходят в забвение. Ну, сами подумайте, стоит ли помнить какую-то определенную лягушку в истории, хотя с точки зрения эго этой самой лягушки мир крутился вокруг нее. Справедливо? По-моему, просто шикарная идея! Каждый мнит себя венцом мироздания, это заодно и защитный механизм, и драйвер естественного отбора и размножения, конечно, но только особенные остаются в памяти, ибо только они представляют интерес с точки зрения пережитого опыта.
– И реинкарнируются!
– Ой, я так не люблю эти заумные слова! – поморщился Ян. – Да, кое-кому выпадает шанс еще раз попробовать, если предыдущий опыт был интересен. При этом Творец чрезвычайно справедлив, каждому даются шанс, время, обстоятельства, испытания…
– Но у всех все получается по-разному!
– Нет, к сожалению, у всех получается одно и то же. Не надо судить людей строго, они слабы, жадны, трусливы и ужасно невежественны. Если слабость – дело поправимое, то жадность, трусость и невежество лечатся очень плохо! Удивительно, столько лет существует человечество, а проблемы все те же.
Мы сидели под огромной цветущей грушей в саду, а пудель весело гонялся за бабочками капустницами среди одуванчиков.
– Ну что, Рыцарь, вы немного отдохнули в саду от своих космических похождений? – сказал Ян, вставая и отряхивая брюки. – Мне нравится, как вы в трудный момент берете инициативу в свои руки. Нестандартность в принятии решений – это большой дар.
– Вы опять будете надо мной издеваться?
– Я буду делать то, что сочту нужным, в зависимости от моего настроения, – твердо, но ласково сказал Ян. – Только, ради всего хорошего, после нашего сегодняшнего разговора не смейте даже подумать, что вы можете как-то влиять на ситуацию. Воля здесь одна, и она моя.
– Куда вы отправите меня дальше, Ян Дронович?
– Если вы достаточно отдохнули, ступайте на ресепшен, там у Анны для вас есть сверток, а я еще погуляю по саду, он, по-моему, неплохо у меня получился, приятно иногда посостязаться с Творцом, не всегда же ему побеждать. Ступайте, ступайте! Дверь между теми двумя яблонями.
Я встал и пошел к указанным яблоням, там прямо на траве между ними стояла дверь, я обошел ее вокруг, стен не было. Я обошел ее еще раз, нажал на ручку и вышел опять в сад. «Странно», – подумал я и нажал ручку с другой стороны, дверь открылась, и я ступил на ресепшен офиса Яна Дроновича. Девочки сидели на рабочем месте перед экранами и приветливо подняли на меня глаза.
– Добрый день, Рыцарь. Для вас пакет. Нам дали поручение помочь вам с облачением.
На столе был сверток, перевязанный бечевкой, я потянул за ее кончик, звук пропал, и реальность поплыла у меня перед глазами.
~
Глава восьмая
~ Бомбардировщик US Airforce ~ Хиросима, сэр ~ ЧП в кабине ~
~ Перестрелка ~ Катастрофа ~ Разбор полета с Яном ~
Шум двигателей и сильная вибрация тесной кабины заставили меня сначала вспомнить о космосе, однако это был самолет – огромный, с четырьмя турбовинтовыми моторами на крыльях и сигарообразным фюзеляжем. Остекление кабины по кругу позволяло оценить его размеры и окраску. Несомненно, самолет был военным транспортником или бомбардировщиком.
– Вы проснулись, сэр, – в шлемофоне послышался голос Анны. – Докладывает второй пилот, за время моего дежурства полет проходил без происшествий, в штатном режиме, желаете принять управление?
– Одну минуту, – мне нужно было собраться с мыслями, я оглянулся.
В кабине, помимо Анны на месте второго пилота, позади сидела Ли, видимо, выполняя функцию штурмана, рядом в наушниках сидел у аппаратуры связи Кац. Он повернулся ко мне и блеснул зубом. На мне был старомодный летный костюм с нашивкой «US Airforce» с одной стороны и именной планкой «Paul Tibbets» c другой.
– 8:00, сэр, заходим на цель, – прозвучал голос Ли в шлемофоне, – до цели 15 минут. Примите управление.
Я решил собраться.
– Доложите обстановку, – прозвучал в наушниках мой голос, почему-то по-английски.
– Докладывает второй пилот, – Анна говорила с каким-то южноамериканским акцентом. – Экипаж готов к выполнению задания, заходим на цель, местное время 8:05. Вследствие некомплектности экипажа функции поддержания радиосвязи и бомбометания возложены на Тома.
– Йес, сэр, – огрызнулся Кац.
– Разрешите начать операцию? – продолжила Анна.
Внизу проплывала бесконечная гладь океана, но на горизонте уже виднелась кромка берега.
Я взялся за штурвал, и в этот момент в мой мозг с бешеной скоростью стали вливаться потоки информации, связанные с многолетним опытом пилотирования тяжелых военных самолетов, матчасть тяжелого стратегического бомбардировщика B-29, показания приборов сразу приобрели смысл, включился внутренний контроль. Я сжал штурвал.
– Свяжитесь с самолетами сопровождения, мне нужен доклад о средствах ПВО в этом районе.
– Доклад получен, сэр, все чисто, можем заходить на цель.
– Принимаю управление на себя, второй пилот, сдать управление.
– Есть, сэр, – голос Анны был настолько нежен, что я отвлекся от средств управления самолетом. Невольно вспомнилась пара моментов на диванчике в офисе.
«Ух, если бы не этот костюм, да обстановка другая», – подумал я.
– Мы над целью, – сказала Анна, – дайте команду для начала бомбометания, «малыш» готов.
– Разрешаю бомбометание, – безразлично произнес я.
Кац с сияющей физиономией нажал кнопку открытия бомболюков.
– Доложите название цели, – машинально произнес я.
– Хиросима, сэр, – пропела Анна.
Кац щелкнул тумблером на панели – бомба, выпущенная из лап бомбометателя, вращаясь по оси, ушла вниз.