========== Воющая пустота ==========
Новый центр Мстителей просыпается рано. Уже с самого утра тут начинает бурлить жизнь: по коридорам носятся аналитики с кипой бумаг и чашками кофе, кто-то ожесточенно спорит у лифта, кто-то натыкается на коллег, потому что идет, уткнувшись в планшет. То и дело в сонме голосов раздаются знакомые: голос Тони, который или спорит с кем-то из научного отдела или отпускает свои вечные шуточки; голос Стива — спокойный и всегда уверенный; голос Наташи и голос Бартона, смешки Уилсона и Роуди. Эти голоса каждый день создают что-то вроде общей симфонии: странноватой, но гармоничной.
…а потом наступает ночь. Она разбивает их единство, которое в свете солнца казалось таким незыблемым. Каждый вечер оно идет трещинами. Это слышится в шорохе бумаг, когда закрываются папки, в тихих щелчках клавиш и звуках затухающих мониторов, в хлопанье дверей и дружеских «до завтра». Рабочий день заканчивается, и каждый идет своей дорогой: Тони отправляется мастерить очередное безумное устройство или тусоваться, Наташа погружается в водоворот «неофициальных каналов» в попытках найти Брюса, Стив, должно быть, читает или позволяет Уиллсону уволочь себя в какой-нибудь уютный бар, Вижен… по правде сказать Ванда не представляет, что он делает, когда в новом центре Мстителей гасят свет. Порой ей кажется, что он переходит в «спящий режим», как другие компьютеры. Скорее всего — чушь, слишком у него живые глаза, но проверять Ванде не приходит в голову.
Ванда не любит ночи. Ночью возвращается ноющая пустота внутри. От неё не сбежать, её не заполнить, но колдунья всё равно пытается, потому что только так и можно продолжать жить. Или выживать. Порой помогают забористые коктейли Наташи, от которых искры из глаз, в другие дни — лошадиная доза снотворного. Иногда — онлайн-игры или магия, обращенная на саму себя. Но последнее — будто наркотик, или добровольное безумие.
Пальцы быстрыми, резкими пассами захватывают из воздуха нечто незримое, но существующее, и неуловимо преображают реальность, выплетая образ Пьетро. Когда заклинание замыкается, он выглядит живым: его не окружают алые всполохи, грудь поднимается и опадает от ровного дыхания, пряди волос то и дело сползают на лоб, а глаза блестят в точности, как раньше. Он ходит, говорит, смеется…. магия будто возвращает его к жизни и с каждым разом грань всё истончается. Ванде всё сложнее помнить, что он — всего лишь образ, созданный колдовством. Понимание реального и иллюзорного становится не очевидным и каждый раз Ванда борется с соблазном оставить всё как есть. Вдруг сработает? Что если границы алой магии куда шире, чем она думала? Что если он — это в самом деле он?
— Ты помнишь, что случилось в Заковии, с Альтроном? — однажды спросила она, касаясь щеки брата рукой. Странно, его кожа показалась более теплой, чем её собственная.
Он мягко улыбнулся, но не ответил, только кивнул. И в глазах светилось понимание. Он не отвел взгляда, когда Ванда подняла дрожащие руки, чтобы развеять чары. По какой-то злой насмешке магии они не развеиваются мгновенно. Алые всполохи пробегают по телу и начинают медленно стирать его, оставляя глаза напоследок. Глаза смотрят до самого последнего мгновения. В глазах до последней секунды есть разум. Это его глаза.
Ванда редко пользуется этим заклинанием. Она не доверяет себе и в глубине души живет страх: что если она не найдет в себе силы развеять магию, и это повлечет за собой последствия, более страшные, чем все ракеты и оружие Тони Старка? Она не хочет превращаться в него. Пьетро бы не хотел, чтобы она стала подобна Тони Старку. Но каждый вечер подлый голосок шепчет в голове: «Давай ещё раз. Сегодня. Ничего не случится! Ты ведь сильная, ты справишься!» Обычно бороться с этим трудно, а порой — почти невыносимо.
Как сегодня.
Ванде не составило труда проскользнуть мимо ночной охраны незамеченной. Она и сама не знала, зачем сделала это, ведь никто бы не стал её удерживать. Но в такие ночи она не желала попадаться на глаза никому из мало-мальски знакомых людей. Казалось, всё написано у неё на лице, а жалости не хотелось совершенно. Не хотелось ничего.
Она бесцельно брела по пустынным улицам промышленного района, одетая в то самое потрепанное черное платье, чулки и старые ботинки, в которых была в Заковии. Покрасневшие пальцы время от времени касались стен, и магия приносила с собой отголоски чужих жизней. Ворчание рабочих, уже ушедших домой, лай пробегавших тут собак, кисловатый запах выветрившегося пива и не удержавшейся в чьем-то желудке закуски. Бетонные стены многое запоминали и щедро делились.
Ванда не знала, куда идет и, прислушиваясь к ощущениям, даже не особенно смотрела по сторонам. Потому в какой-то момент почти врезалась в здоровенного мужика, колоссом возвышавшегося возле неприметной железной двери. Он нахмурился, собираясь выругаться, потом прищурился, рассмотрев, кто перед ним, паскудно ощерился в ухмылке. Ванда лишь вяло махнула рукой, позволяя магии пронизать вышибалу и вложить в его разум простой приказ: «Открой дверь и забудь обо мне».
Через пару минут такой же приказ получила размалеванная девица в кассе-клетке и бармен, весь покрытый татуировками. Его, правда, ведьма убедила в том, что она — подруга хозяина этой дыры (кем бы он ни был) и её стакан всегда должен быть полон.
Заведение было обычной нелегальной помойкой с громыхающей музыкой, стриптизёршами-официантками и толпами молодежи в андеграундных шмотках и со светящимися браслетами. Судя по их виду и поведению, подавали тут не только широкий спектр коктейлей, но и не менее широкий спектр тусовочной наркоты. Ванда скривилась, наблюдая и гадая, что привело сюда их всех? Поверхностное желание провести время без всяких ограничений и запретов? Стремление убежать от проблем? Зависимость? Стайный инстинкт?
— Двойную текилу, — велела она бармену. Он тут же оторвался от агрессивно накрашенной блондинки и наполнил стакан. Девица ожгла Ванду негодующим взглядом, но не получив никакой реакции, встала и демонстративно отошла от бара, тряхнув крашеными волосами.
Ванда презрительно фыркнула и, залпом выпив обжигающий напиток, жестом указала бармену повторить. Ритмичная и оглушительная музыка била по барабанным перепонкам так, что это становилось почти болезненным, Ванда могла бы заставить ди-джея сделать её тише, сменить трек или вовсе взять микрофон и запеть, но она наслаждалась этим громом. Саундрек бился, как огромное сердце, пропитанное парами алкоголя, пота и сигаретного дыма, и это биение ненадолго заполняло воющую пустоту внутри. А по рваным краям этой невидимой раны в глубину медленно стекали обжигающие струйки текилы.
Когда опустел четвертый стакан, Ванда почувствовала руку на своем плече. Она повернулась, окидывая скучающим взглядом незнакомца. Её ровесник, может даже младше, куча несуразного пирсинга на лице, кожанка, утыканная металлическими клёпками, большая татуировка, покрывавшая половину шеи справа и уходящая под воротник. Пьяный блеск глаз и ощущение собственной непревзойденности.
— Цыпа, давай я тебя угощу! — рука вольно прошлась по спине Ванды, но это не вызвало у неё никакой реакции, и даже никаких эмоций. Тело будто принадлежало кому-то другому.
Не услышав отказа, парень взгромоздился на соседний стул и щелкнул пальцами, подзывая бармена. Вел он себя по-хозяйски и у здоровяка-бармена явно был не в чести, но тот всё же смешал им пару коктейлей. На вкус Ванды — слишком слащавых. Впрочем, она выпила. И этот, и следующий, который перед ней поставил приятель первого — блондин с прилизанными волосами и в неряшливом тряпье, которое, однако, наверняка было из лучших бутиков города. «Золотая молодежь» — сделала вывод Ванда, вновь махнув рукой бармену.
В голове шумело от выпитой текилы и неуместных в сочетании с ней девчачьих коктейлей, музыка, казалось, заставляла клетки тела неприятно резонировать в такт, а навязчивые кавалеры — к которым присоединилось ещё двое, таких же бесцветных и по уши довольных собой — распускали руки всё активнее. От этого слегка веяло гадливостью: Ванда, расслабившись и поддавшись действию алкоголя, ощущала их поверхностные мысли. Разрозненные образы удивительно хорошо подходили царящей в клубе атмосфере, и девушка даже с трудом различала: где реально происходящее здесь, а где — их фантазии с ней в главной роли.
— Вы слишком пьяны, чтобы осуществить то, о чем думаете, — пробормотала она, вновь залпом выпивая содержимое маленькой стопки. — И уж точно не так неотразимы, как считаете.
Ванда не собиралась их поддевать или провоцировать, ею владело расслабленное безразличие и отстраненность от всего вокруг. Будто каким-то образом удалось преодолеть грань между собой и пустотой внутри и погрузиться в неё.
Но кавалеры явно не разделяли её мнения. Первый, с татуировкой, развернул её к себе, притянул вплотную и запечатал на губах поцелуй: неуклюжий, грубоватый и полный алкогольного духа. Ванда позволила это, но не ответила. Она могла бы, но ей не хотелось. Однако парни, судя по тому, как наполнились нетерпеливым жаром их мысли, восприняли это превратно, посчитав, что жертва уже достаточно напилась, чтобы не отказать или не оказать достаточного сопротивления. Чьи-то губы коснулись её шеи, руки скользнули по ногам, жадно оглаживая бедра, над ухом забубнил голос, который его обладатель явно считал соблазняющим.
Блондин с прилизанными патлами помог ей спуститься с высокого стула и взял под руку. Ванда не сопротивлялась, ей было всё равно. Хотя по самому краю сознания скользнуло удивление, когда она поймала на себе взгляд бармена. Здоровяк смотрел на неё с легкой тревогой и вопросом. Его мысли были скользки от отвращения к наглым малолеткам с деньгами и кулаки чесались набить их ухмыляющиеся морды. Нашлось место и для сочувствия по отношению к ней. Странно, бармен не думал, что ему влетит, если узнают, что подругу босса тут напоили, а потом позволили увести кучке пьяных тусовщиков, нет, он думал, что девчонка топила в текиле какие-то свои беды и после этой ночи их только прибавится.
Уходя, Ванда улыбнулась ему и махнула рукой, уверяя, что всё в порядке.
Смех парней гулко отражался от бетонных стен и уносился вверх, в темное, беззвездное небо. Они несли какой-то бред, нетвердой походкой ковыляя вдоль складских корпусов. Но вот, наконец, кто-то углядел не освещенный холодным фонарным светом, проулок. Проржавевший мусорный контейнер, пожарная лестница, поблескивающие осколки битых бутылок на щербатом асфальте, картонное лежбище какого-то бомжа. Жалкий, заросший клочковатой бородой мужик проснулся от резких голосов парней, но не успел ничего сообразить до того, как один из них пнул его под бок, заставляя убраться с глаз. Бомж сжался, поразительно напомнив трусливую дворнягу: забитую, отвратительную на вид и тем вызывающую ещё больше негодования у людей. И исчез он также быстро и проворно, как подобные собаки.
— Ты не похооожа на американку, — один из парней тянул слова и то и дело несуразно ухмылялся, хотя руки его всё ещё оставались достаточно твердыми. — Этот акцееент да и глазааа…
— Я — цыганка, — Ванда не знала, зачем отвечает ему, да и ей было не интересно, слова едва успели соскочить с языка, как её поцеловал блондин. Смысл произнесенного, похоже, дошел до него в процессе и мысли, будто просачивающиеся в сознание Ванды вместе с прикосновениями, наполнились брезгливостью и чувством превосходства. Впрочем, брезгливость воплотилась не самым очевидным образом.
Блондин оторвался от её губ, его подвижные, потные пальцы погрузились в темные волосы Ванды и дернули назад, заставляя запрокинуть голову. Девушка только вяло усмехнулась на это. «Истинный ариец, да?» — мысль, возникшая у неё в голове, тут же завязла в ворохе других. Разряд магии прошел по пальцам, и воображение почему-то напомнило Альтрона в том вагоне. Ладони пронизало тянущей болью от воспоминания о том, как магия вырывала из его металлической груди сердце. Она могла бы повторить это прямо сейчас… вырвать сердце из плоти ведь куда проще… одно мановение руки и…
Ванда рассмеялась. Горько и брезгливо. Они ведь хотели защитить людей. Этих клятых, отвратительных существ, как мусорные мешки набитых разлагающимися, тошнотворными мыслями и мелкими страхами. Ради этой цели умер Пьетро. Ради этой цели она каждый чертов день продолжала дышать… что будет, если начать убивать их? Отнимать жизни не потому, что иначе никак, а потому что ужасно этого хочется? Потому что надо хоть чем-то заполнить пустоту внутри? Кто знает, может быть, их жизни справятся с этим лучше, чем алкоголь и лекарства?
Но что останется, если начать. .? Останется ли хоть что-нибудь тогда?
— Говорят, цыганки могут заколдовать одним лишь взглядом, — тем временем разглагольствовал «ариец». — Надо принять меры предосторожности!
Он развернул Ванду лицом к шершавой, бетонной стене и прижался к ней сзади. Тело не желало реагировать даже сейчас, даже осознавая, что если не прекратить это немедленно, её и правда поимеют в этом грязном переулке. Но и разум оказался будто парализован. Нет, не потому, что алкоголь путал мысли и мешал сосредоточиться на магии… её охватило бессилье. Она устала бороться с этой пустотой каждую ночь. Устала от своего горя, устала от одиночества, устала от лжи. Ведь в сущности она всегда была беспомощной: она могла двигать машины, зачаровать целый город, остановить несущийся поезд…но этого всё равно было мало. В самый нужный момент её силы всё равно оказалось недостаточно.
Ванда устала от самой себя.
Мысли полностью поглотили её, и она даже не вполне осознавала, как парни неуклюже пытаются избавить её от белья, как толкаются и переругиваются в потемках. Она не заметила, как сначала один, а потом и второй исчезли. Как тот, в кожанке и с татуировкой, резко обернувшись и начав было возмущенно кричать, получил удар по лицу и мешком осел у стенки. Как блондин, успев только удивленно охнуть, впечатался в стену напротив, сполз по ней на грязную мостовую и начал тихо поскуливать от боли.
Ванда не разглядела, кто решил прекратить всё это. Было слишком темно, а картинка расплывалась перед глазами. То ли от количества выпитого, то ли потому, что она плакала и сама того не понимала. Но она всё же узнала его. Узнала в тот момент, когда сильные руки бережно подхватили её, словно она ничего не весила. А в следующую минуту вокруг них закружился ветер, и глухой переулок с его тяжелым духом алкоголя и рвоты остался далеко внизу.
Она не заметила, как они вернулись в Центр. И никто другой тоже не заметил, это уж точно. Вижен усадил её на кровать, принес из ванны мокрое полотенце и помог обтереть им лицо и руки. Даже скорее сам сделал это, потому что движения Ванды всё ещё были слабыми и заторможенными. Его бережные руки действовали очень осторожно, когда он снимал с неё обувь, чулки и платье и помогал надеть теплый, махровый халат. Лицо ничего не выражало, но Ванда кожей чувствовала его напряжение и то усилие, которое требовалось андроиду, чтобы сохранять спокойствие. Это открытие вызвало удивление, но и оно ощущалось будто через толщу мутной воды.
Закончив с одеждой, Вижен, секунду подумав, укутал Ванду ещё и в плед, а потом принес большую чашку ароматного черного кофе. Девушка безропотно взяла её, но не пригубила. Она, не моргая, смотрела на своего спасителя, который отошел к окну и застыл там, заложив руки за спину и глядя на далекие городские огни.
Минута тянулась за минутой, и постепенно молчание сделалось невыносимым, Ванде казалось, что ей сделали анестезию и всё тело, а заодно и душа, онемели, но даже в таком состоянии молчание это доставляло дискомфорт.
— Вижен? — осипшим голосом позвала она.
— Почему ты ничего не сделала, Ванда?! — его резкий голос заставил девушку вздрогнуть, кофе плеснулся на халат. — Ты же могла остановить их в любой момент, почему ты этого не сделала?! — Вижен неестественно быстро отвернулся от окна и пересек комнату. Сейчас в его движениях не было привычно плавности, они казались отрывистыми. Андроид опустился на пол рядом с Вандой и положил руки на её колени. В глазах плескался гнев. — Ведь могла же, правда?
— Да, могла, — устало пробормотала она и в доказательство своих слов пошевелила пальцами, заставляя жалюзи и тяжелые шторы опуститься, скрывая опостылевший мир. Комната тут же погрузилась в полумрак.