Когда передатчик смолк, мостик «Нормандии» начал тонуть в потрясенной тишине. Она медленным, но неумолимым потоком стекала по ступенькам, просачивалась через переборки и заполняла весь корабль по мере того, как экипаж узнавал новости. Работы остановились. Гаррус хорошо помнил тот день, помнил, как странно выглядели глаза экипажа, когда одинаковым стал не только их цвет, но и их выражение. Видеть это было невыносимо. Думать об этом – ещё невыносимее.
Гаррус сбежал, поднявшись на лифте в каюту Шепард. Здесь всё было как они и оставили. Почти также, за исключением небольшого беспорядка, вызванного лихими маневрами Джокера. Толстовка Шепард валялась возле кровати вместе с её майкой, одна из бретелек которой прошлой ночью пала жертвой его когтей и нарастающей страсти. Будильник тоже свалился с тумбочки, а аквариум с Люком перевернулся и пустовал.
Гаррус нахмурился и полез на верхнюю полку за пакетом с кормом, надеясь выманить зверька едой. Шепард не понравится, если в числе потерь от войны со Жнецами окажется и её бестолковый хомяк. Шурша пакетом, турианец прошел через комнату и опустился на кровать. Простыни и одеяла были свалены бессистемной грудой, казалось, протяни руку и окажется, что они еще теплые. Казалось, приглядись, и на подушке еще будет заметна впадина там, где лежала голова Шепард. Гаррус потянулся к её подушке, ему хотелось вдохнуть аромат, но рука замерла на полпути.
Нет. Слишком похоже на прощание.
Он встряхнул головой и, бросив пакет с кормом на кровать, размашистым шагом вышел из каюты. Решимость на время затмила собой ужас. Её хватило на то, чтобы преодолеть расстояние до мостика и, щелкнув по кнопке общекорабельной связи, рявкнуть на экипаж. Он сказал им, что Хакет, при всех его талантах, не телепат и сейчас может только строить предположения, а если дело касается Шепард, они не имеют права полагаться на грёбаные предположения. Он велел им поднимать задницы и чинить корабль, потому что им надо вернуться на Цитадель и найти Шепард.
Его послушали, и работа закипела. Гаррус и сам принимал в ней самое активное участие, настолько, что под конец дня его мутило не столько от боли, сколько от изнеможения. Чаквас загнала его в лазарет подлым приемом: сказав, что Шепард отвернет ей голову, если она позволит Гаррусу умереть от ран и трудового порыва. Крыть было нечем, и турианец сдался на милость медика.
Но той ночью он так и не смог заснуть. Ужас, паника и разъедающее кости бессилье будто только и ждали, когда на «Нормандии» погаснет свет и шум стихнет. Тогда надежды было гораздо больше, чем сейчас, но и тогда он не мог отделаться от ядовитого шепота в голове, который призывал его взглянуть правде в глаза, оценить вероятности. Он послал вероятности к человеческому дьяволу, но уснуть так и не смог, всю ночь мечась между обрывками счастливых воспоминаний и леденящим страхом потерять её… страхом, что он уже её потерял.
С тех пор всё стало как один бесконечный день, прерываемый лишь редкими провалами в бессознательное состояние, когда тело просто отказывалось и дальше функционировать без отдыха. Сначала с этим помогали уколы Чаквас, но с каждым разом их эффективность уменьшалась, и в конце концов доктор была вынуждена признать, что в терапии стоит сделать перерыв. Гаррус не возражал. К тому моменту они уже добрались до Цитадели и ответы «нет», «никаких сведений» и «никаких результатов» превратились в настоящее проклятье.
Эстафету у лекарств приняла выпивка. Гаррус не позволял себе брать в рот ни капли, пока они работали и пытались найти и понять хоть что-то, но когда напряжение начинало играть с его разумом, заставляя слышать смех Шепард и ощущать её прикосновения к руке, он шел в бар и напивался до отключки. Это не занимало много времени.
Во время одного из таких терапевтических возлияний к нему присоединился Кайден. У Гарруса мелькнула мысль, что биотик решил повторить запой трехгодичной давности, но даже будучи пьяным и уставшим турианец заметил, что молчаливый собутыльник на самом-то деле почти не пил. Будто пришел просто для компании. Это было неожиданно. И иррационально неприятно, хотя Гаррус понимал всю несправедливость этого ощущения. После того раза он старался не попадаться никому на глаза в такие моменты.
А потом и вовсе ушел с корабля. Ночи вне «Нормандии» были ещё хуже. Слишком тихие, слишком пустые – будто космос. Бесчисленное количество раз Гаррус вспоминал рассказ Шепард о гибели среди звезд, и ему казалось, что только сейчас он по-настоящему понимает, что она чувствовала. Холод, пустота, полная беспомощность и ощущение болезненного удушья. Только это состояние длилось и длилось, как пытки в аду, который описывался в человеческих легендах.
Иногда Гаррус проклинал этот ад, задаваясь вопросом «за что?!», но куда чаще вопрос звучал: «Почему она?!». Он получал свою порцию боли за то, что не уберег её; за то, что обещал быть рядом, но оказался слишком слаб, чтобы сдержать это обещание. Но она… она же всё делала для других, всем жертвовала, снова и снова и снова… и никогда не жаловалась. Отсутствие справедливости для нее вырывало из горла Гарруса рычание и застилало глаза багряной пеленой ярости. Вот только эту ярость не на кого было обратить. Она гнила внутри как зараженная рана и грозила в конце концов свести в могилу. В хорошие дни Гаррус огрызался на нее и твердил «не дождешься», словно это в самом деле был противник, которому было не всё равно. В плохие дни он ничего не говорил, только думал, что если всё действительно так, как намекают факты – может оно и к лучшему. Тогда Шепард не придется ждать его в баре слишком долго.
Ждать в баре… и почему именно эта часть разговора то и дело всплывала в памяти? Почему она, а не та, в которой он полушутя упомянул о детях, а она вместо того, чтобы рассмеяться и обозвать его дураком, высказалась в своей обычной манере: практично, деловито и с капелькой юмора. А ещё он помнил, как её глаза блеснули тогда. Как-то по-особенному, словно она получила подтверждение чему-то приятному и долгожданному. Хотела ли она воспитывать детей вместе с ним? Был ли у нее образ желанной мирной жизни, которую она хотела бы с ним разделить? Если и был, то она не успе…. Не рассказывала ему.
Ещё не рассказывала. – яростно одернул он себя и сжал кружку изо всех сил. По ручке побежали трещины. – Вакариан, мать твою, соберись! Ты должен верить в неё!
Гаррус тряхнул головой и залпом выпил то, что приготовила для него Лиара. Вкус ускользнул, почти как сон. Но он был и не обязателен, главное, что тело получило положенную порцию жидкости со всем тем, что Лиара сочла нужным туда намешать. К этому моменту турианец перестал спрашивать об ингредиентах.
— Ну как дела на твоем участке? – спросил он, пересаживаясь за стол и разворачивая схему, пестрящую отметками разных цветов.
Лиара раздраженно скривила губы и дернула плечом.
— Отвратительно. Всюду царит такой бардак, что даже связи Серого Посредника не слишком помогают. Данные нельзя ни купить, ни украсть, если данных просто нет.
— Да уж… - кивнул Гаррус, прочерчивая очередную линию на карте. – Только в такие моменты и понимаешь, что галактика – чертовски перенаселенное местечко.
— Да, и когда надо эвакуировать, размещать и переселять целые планеты… - Лиара вздохнула и внезапно замолчала. Гаррус бросил на нее короткий взгляд, когда потянулся за линейкой, и заметил глубокую, болезненную морщинку, прорезавшую лоб азари. Значит, вспомнила о Тессии.
— И то, что ретрансляторы заглючили во время вспышки, тоже не помогает, - сказал он, возвращая её к общей теме. Лиара чуть заметно вздрогнула, а потом её губы шевельнулись почти в улыбке.
— Да, точно. Те сбои были как автошоки после землетрясения, из-за них челноки, которые вывозили раненых и беженцев, разметало по всей галактике. Как иголку в стоге сена искать…
— Значит, не я один так делаю, - усмехнулся Гаррус, промеряя карту и сравнивая с другой. Он не смотрел на азари, но ощутил её вопросительный взгляд и ответил – Использую человеческие идиомы.
— Точно не ты один, - Лиара фыркнула, и в её голосе на секунду появились лукавые ноты. – Ими заразились все на корабле. Даже Грюнт, Самара и Тейн. Богиня… да даже от Явика я это слышала, только не говор…
Слова оборвались слишком резко. Гаррус повернулся к подруге. Лиара стояла возле своего терминала, но явно не видела ничего перед собой. Её взгляд устремлялся в пространство. Болезненный взгляд полный горечи и уязвимости. Турианец вздохнул, отложил чертежные принадлежности и, приблизившись к азари, обнял её, прислоняя спиной к своей груди. Воспоминания заметались в голове беспокойным маревом вспышек. Казалось, совсем недавно он подобным образом обнимал другую женщину, чем-то похожую на эту, но в то же время бесконечно отличную. Благодаря ей он знал, как стоит касаться тех, чья кожа не покрыта пластинами, благодаря ей он…. Был миллион способов продолжить это предложение. Благодаря ей он посмотрел на мир иначе. На мир, на себя, на свое место в нем и на то, что он способен сделать… а еще Шепард научила его целоваться, играть в камень-ножницы-бумага и…
Турианец нахмурился, усилием воли оттесняя эти мысли и чуть сильнее сжимая плечи Лиары. И для того, чтобы показать ей, что она не одна, и для того, чтобы самому себе напомнить: тут не ему одному нужна помощь, не один он нуждается в друге.
— Ты по нему скучаешь, - негромко сказал Гаррус, осторожным, успокаивающим жестом оглаживая напряженные плечи Лиары. – Явик ушел очень внезапно… - он почувствовал, как подруга вздрогнула и словно бы напряглась ещё сильнее. – Не хочешь рассказать, что произошло?
— Ну, - Лиара оперлась на него спиной, но не подняла головы, чтобы встретиться взглядом, она смотрела в окно, где ни днем, ни ночью не стихал шум огромной стройки. – Скажем так: он не оценил того, что сделал Горн. Ты же помнишь, как он относился к гетам, и даже к Сузи. Думаю тот факт, что теперь все мы стали в чем-то сродни синтетикам… выбил его из колеи. С таким не просто смириться.
— И он слишком упрямый, чтобы позволить кому-то себе помочь, - кивнул Гаррус, вспоминая это феноменальное упрямство Явика и его воинственную пренебрежительность, которая порой делалась самую малость «чересчур». В такие моменты сквозь неё просвечивало невыразимое одиночество.
Лиара пробормотала что-то невнятное и мягко высвободилась, сделав шаг к окну. Гаррус не стал её удерживать, внимательно наблюдая. Он видел, что что-то не так. Это читалось в линии её плеч и прямой спине, в том, как она старалась не смотреть ему в лицо… напряжение окутывало её плотным маревом, казалось ещё немного и оно проявится зримо, как биотическое поле. Что-то определенно было не в порядке.
— Лиара? – мягко позвал он. – Это ведь не всё?
— Нет, - тихо признала она, касаясь пальцами стекла, за которым кипела работа. Строящийся город утопал в зелено-золотом свечении.
— Но ты не расскажешь.
— Сейчас мне бы… не хотелось.
Гаррус шагнул к ней и, коротко коснувшись плеча, сказал:
— В любое время. Ты же знаешь, да?
— Да, - в этот раз в голосе Лиары прозвучала искренняя улыбка. Она на мгновение сжала его пальцы на своем плече. – И я очень тебе благодарна за это, Гаррус. Правда.
========== Загаданное и несбыточное ==========
Гаррус потер переносицу, на секунду прикрывая глаза. Цитадель была настолько огромной, что её карты и технические характеристики уровней не были совершенны даже после десятилетий изучения, а разрушения, которым она поверглась в результате работы Горна, перепутали все окончательно. Вот уже несколько часов турианец пытался соотнести многочисленные планы с фото-отчетами дрона и выявить потенциальные зоны жизни, но последовательность ускользала.
— Как бы пригодилась сейчас Тали… - пробормотал он, глядя на хаос отметок и параметров. – Любопытно, она сейчас на…
Слова замерли, когда линии карты, только что казавшиеся совершенно бессистемными, внезапно сошлись в одной точке. Гаррус, всматриваясь в них, ощутил знакомое чувство озарения. Кусочки головоломки словно выстроились в единый ряд и позволили увидеть истину. Сейчас этой истиной был еще один изолированный район, в котором могли остаться выжившие. А когда-то по точно такому же принципу Гаррус осознал, что не просто уважает Шепард как превосходного лидера, не просто дорожит ею как другом… кусочки головоломки тогда сложились в слово «люблю».
Турианец мотнул головой, отгоняя воспоминания, и окликнул Лиару. Азари тут же оказалась за его плечом и склонилась к карте.
— Смотри, разрушения огородили этот район, но он довольно большой, и тут несколько магазинов. Теоретически есть ресурс для выживания.
— Да, но этот район, кажется, уже сканировали? – Лиара полезла в датапад, сверяя данные.
— Не трудись, - покачал головой турианец и постучал когтем по карте. – Если верить схеме, тут была радио-лаборатория, если её разворотило, оборудование могло так фонить, что попортило бы им все данные. К тому же ты видела, как они ищут.
В голосе прозвучали рычащие тона. Лиара качнула головой:
— Они делают, что могут, ты знаешь. И потом – именно за этим мы здесь. Это даже в твоих обязанностях прописано. Помнишь, что-то там про «вторичные проверки». Так что, собираемся?
— Я был готов еще полчаса назад, догоняй, Ли, - ухмыльнулся Гаррус.
Зацепка, какой бы призрачной она ни была, заставляла кровь быстрее течь по сосудам, согревая надеждой. Много раз такие моменты заканчивались ничем, чуть реже они все же находили выживших, но не ту, кого искали. С каждым разом страх провала делался всё острее, хоть пока и не мог справиться с надеждой.
Духи, пусть сегодня мы найдем её…
В поэмах многих народов Цитадель называли сверкающей звездой в короне Галактики. Таковой она и была, пока не пришли Жнецы. Теперь же станция больше напоминала выжженную изнутри оболочку, всё ещё сохраняющую форму, но хрупкую и ненадежную. Лиара утверждала, что правительства пространства Цитадели уже начали обсуждать целесообразность восстановления станции, азари полагала, что в итоге решение будет принято. Управлять Галактикой с Цитадели было удобно, а кроме того станция была символом, привычным для всех. И она была оплотом, который даже попав в лапы врагам, не пал.
Гаррус, проходя по закопченным, полуобвалившимся уровням, вспоминал, как Шепард, отпуская экипаж в увольнительную, бегала по кабинетам, говорила с торговцами, банкирами, прижимала к стенке криминальных дельцов, доставала СБЦ – всё для того, чтобы утрясти формальности и позволить создать на станции ополчение. Гаррус частенько присоединялся к ней: и чтобы помочь, и просто потому, что ему было приятно находиться с ней рядом. Тогда про себя он не раз задавался вопросом, имеет ли всё это смысл? Сможет ли сделать хоть что-то разношерстная горстка жителей, многие из которых, записавшись в ополчение, впервые в жизни взялись за оружие? В голову приходил не утешительный ответ, но он не решался остановить Шепард. Он видел: ей это нужно. Она должна была убедиться, что предусмотрела всё, что могла.
Когда Гаррус впервые увидел Цитадель после возвращения туда «Нормандии», рот наполнился горечью.
Всё же это было бесполезным – так он подумал тогда, и продолжал думать, пока полторы недели назад они с Лиарой не нашли группу выживших в промышленной зоне. Люди были до смерти перепуганы, истощены, а многие и вовсе не в себе – но они были живы, и сбивчиво рассказали о том, что спрятали их тут именно ополченцы. Спрятали, а потом отвлекли преследователей на себя и увели подальше.
Шепард в очередной раз оказалась права, Гаррус отметил про себя не забыть рассказать ей об этом, когда…
Подозрительный шорох по другую сторону заваленного обломками коридора вырвал Гарруса из размышлений и заставил подобраться. Турианец развернулся молниеносно и плавно, как охотящийся хищник, но успел лишь краем глаза заметить смазанное движение. Визор мигнул, на секунду зафиксировав жизненные показатели, но контакт прервался слишком быстро, чтобы по ним можно было о чем-то судить.