В том бою она опасно приблизилась к тактике кроганов, несясь на врага с дробовиком, орудуя омни-лезвием, а порой и просто кулаками. Гаррус и Явик едва поспевали за ней, чтобы прикрыть от снайперов Цербера. А потом всё вдруг закончилось, и вот они уже во взлетающем челноке, рация хрипит, возбужденный голос Джейкоба сообщает, что эвакуация прошла успешно, а Шепард закрывает глаза, прислоняясь затылком к переборке, и Гаррус почти физически ощущает испытанное ею облегчение. На этот раз она успела.
Они вернулись на «Нормандию» как раз к обеду, и как только дверь челнока открылась, по трюму разнесся бодрый голос Сузи. Она поприветствовала вернувшихся, поздравила их с успешной операцией и позвала работающих здесь членов экипажа подняться в столовую. Народ оказался в лифте со скоростью, которая, кажется, не достигалась даже во время эвакуационных тренировок.
— На следующем? – предложил тогда Гаррус, представляя, как они в броне будут втискиваться в набитый людьми лифт.
Шепард кивнула.
…а в следующую минуту они жадно целовались, нетерпеливо сдирая друг с друга броню. Страсть вскипела за секунду и совершенно затмила разум им обоим. Гаррус помнил, как подхватил подругу под бедра, прижимая к переборке, и как она изогнулась, зажатая между его горячим телом и холодным металлом стены челнока. Гаррус зарычал, приникая к её шее. Шепард прерывисто вскрикнула, когда на её коже осталась яркая метка, и еще крепче обняла Гарруса, её ногти с силой провели по чувствительной коже за гребнем, заставив мужчину задохнуться от волны пронизывающего, острого наслаждения. Контроль ускользнул, стерев все мысли. Не важно, что они так и остались в трюме, куда в любой момент кто-то может вернуться. Не важно, что они даже чертову дверь не закрыли. Не важно, что парой палуб выше мигает панель связи, возвещая о том, что адмирал Хакет ждет доклада. В эти минуты для Гарруса не существовало никого и ничего кроме женщины, дрожащей в его объятиях и хрипло выкрикивающей его имя. Той самой несносной женщины, которая каждый проклятущий день играла со смертью. Гаррус знал – она не может иначе, и как ни старайся – всего никогда нельзя предусмотреть, риск останется. И она снова и снова будет идти на него. Эта мысль сводила турианца с ума. Но сегодня поединок со смертью окончился в их пользу. Сегодня эта женщина принадлежала ему, и только ему. И раз так, какая разница, кто и что скажет? Они победили, и они наслаждались своей победой. Здесь и сейчас.
— Здесь и сейчас, - пробормотал Гаррус вслух.
Лиара кивнула.
— Самое короткое и емкое описание этих ощущений. Только «здесь и сейчас» у нас и было. И когда прижимало, мы это… осознавали.
— И что делала ты в моменты «здесь и сейчас»? – Гаррус взглянул на подругу и успел заметить тень, скользнувшую по её лицу прежде, чем она надела привычную маску с легкой, задумчивой улыбкой.
— Когда как. Чаще всего отправлялась расстраивать душевное равновесие Явика, - она фыркнула, откидываясь на спинку дивана и сцепляя руки в замок на животе. – Обычно мне бывало неудобно его беспокоить. Ну знаешь… стоит мне увлечься, и я делаюсь ужасающе надоедливой. А в такие моменты я плевала на неловкость, шла к нему в каюту, и мы… упражнялись в остроумии.
Гаррус приподнял бровь, глядя на подругу с улыбкой:
— Ты же понимаешь, как двусмысленно это прозвучало, правда?
— Я не шучу, - усмехнулась Лиара. – Как-то, - кажется, это было после двадцать шестого моего вопроса – он сказал, что в их цикл блюда из азари были его любимыми. Я попросила его вспомнить рецепт и велела Глифу завести новый раздел, про кулинарию.
— И что он сделал?
— Сбежал от ответа на Деспойну. Предпочел общению со мной перестрелки с Тварями и хасков, представляешь?!
Лиара фыркнула, картинно вздернув нос, но в её словах все же была заминка, она навела Гарруса на мысль о том, что «предпочел общению со мной…» на самом деле не вызывает у неё улыбки. Хотя скорее применительно к нынешней ситуации, чем к тому дню.
— Никаких представлений о приличиях современности, - Гаррус поддержал её тон, - когда перестанет играть в отшельника и объявится – серьезно с ним поговорю об этом. Может, Тали даже одолжит мне для этих целей свой дробовик. И… Лиара?
Гаррус стряхнул пригревшегося хомяка на подушку и коснулся рукой плеча замершей азари. Её взгляд казался затуманенным, зеленые нити на коже вокруг глаз будто стали ярче, а сами глаза подозрительно блестели.
— Ли, да в чем дело, объясни…
Она открыла рот, но так ничего и не сказала, губы дрогнули, а потом сжались в тонкую нить. Гаррус достаточно времени провел с людьми, чтобы безошибочно узнав в этой мимике боль.
— Черт возьми, Лиара, да что произошло? - негодования в его голосе было куда меньше, чем мольбы. – Этот четырехглазый ублюдок всю дорогу над всеми насмехался и выводил, а тебя – больше всех остальных вместе взятых. И все было нормально. Или так казалось. – Турианец нахмурился. – Что такого он сделал, что ты едва не плачешь, когда вспоминаешь о нем? – Гаррус резко замолчал, почувствовав себя полнейшим идиотом, когда его осенило до ужаса простой догадкой. – Погоди… - пробормотал он, глядя в лицо азари. – Он не собирается возвращаться, да?
Лиара вздрогнула, как от удара, и отдернулась от его руки, но потом, даже не закончив движения, замерла. А в следующую секунду развернулась и, уткнувшись в плечо Гаррусу и беззвучно заплакала.
— Да, он не вернется. Никогда. – Прошептала она, когда слезы иссякли, и осталась только боль. Гаррус обнял её крепче и накинул на хрупкие плечи азари плед, но ему всё равно казалось, что кожа у нее ужасно холодная. – Почему это то и дело со мной происходит, Гаррус? – потускневшим голосом спросила она, напряжение оставило тело, но от того Лиара стала казаться ещё более усталой и хрупкой. – Почему все, кого я осмеливаюсь любить, меня бросают? Что со мной не так?
— Не думаю, что дело в тебе, Ли, - вздохнул турианец, не зная ответа на следующий, логичный вопрос: «тогда в чем?». Может ответа не существовало. А может ответ заключался в том, что иногда подобное случается просто так. И то и то не особенно успокаивало, но этого вопроса Лиара не задала.
— Я всегда была чокнутой, - с горечью отозвалась она и усмехнулась. – Я всегда влюблялась в тех, кто каким-то образом задевал во мне… научную жилку. Может, это заставляло их думать, что они для меня - лишь объекты изучения? Может, я просто не умею любить, как положено?
— Я не специалист по этому вопросу, но, по-моему, никакого «как положено» не существует. А если и существует, мы с Шепард настолько далеки от нормы, насколько это вообще возможно.
Сказав это, он надолго замолчал, размеренно проводя по плечу азари ладонью, будто укачивая. Явик всегда был странной личностью, и частенько делался ещё и ужасно неприятным типом. Но, все же, приняв решение присоединиться к команде «Нормандии», он ни разу не заставил в себе усомниться. На него можно было положиться в бою, он всегда имел свое мнение и не стеснялся его высказать, но при этом не пытался оспорить решения Шепард. Да и во время споров с другими обитателями корабля он умел остановиться, пусть и оставшись при своем мнении. Полезное умение, хотя и немного портящее Явику высокомерный образ светоча цивилизованности, попавшего в окружение примитивных форм жизни.
Сам Гаррус в общении с Явиком неизменно испытывал меньше трудностей, чем в общении с Кайденом, например. И он, безусловно, замечал, как протеанин смотрит на Лиару. Азари его раздражала и частенько вгоняла в ступор, а порой доставала так, что на безэмоциональном лице Явика проступало желание то ли убивать, то ли умереть. Но не реже он и сам надолго останавливал на ней взгляд. По его глазам сложно было что-то понять, но казалось, что зрелище вызывает массу противоречивых чувств и гипнотизирует. Это Гаррус мог понять без проблем: он ведь и сам часто ловил себя на том, что может выпасть из реальности, наблюдая, как Шепард двигается, поправляет волосы или просто улыбается…
Во время той памятной вечеринки Гаррус, Лиара, Самара, Трейнор, Тали и Явик болтали на кухне – ещё совершенно трезвые – и протеанин смотрел на азари, когда полагал, что все заняты разговором. Смотрел именно на Лиару, хотя в полушаге от него устроилась юстициар, чей внешний облик и наряд определенно были куда более впечатляющими. Если бы речь шла о чем-то сугубо внешнем. Не укрылось от турианца и то, что когда вечеринка начала набирать обороты, Лиара и Явик приложили максимум усилий, чтобы все время находиться в разных компаниях.
На утро Шепард нашла протеанина на полу собственной ванной и недоумевала, как это он туда попал. Гаррус тоже этого не запомнил, но Касуми – то ли не пившая вовсе, то ли способная перепить даже кроганов – поддевала Явика этим, замечая, что в нынешнем цикле не принято вваливаться в спальню, занятую влюбленной парой, даже если очень срочно нужен холодный душ. Исчезала воровка достаточно быстро, но Гаррус готов был поклясться, что на место, где она только что стояла, было направлено два испепеляющих взгляда. Шепард, которой как раз передали записи Мордина, тихо сказала ему тогда, что будь профессор здесь, у него бы наверняка нашлась парочка полезных советов и для этого межвидового союза…
— Понятия не имею, что творится у него в голове, - сказал Гаррус после продолжительной паузы. – Всё произошедшее кого угодно может свести с ума. Но безразлично он к тебе точно не относился, Ли. Если вы расстались, не обсудив всё, и если считаешь, что он мог неверно понять твои чувства – может быть, стоит ещё раз наплевать на неловкость, найти его и поговорить? Хотя бы просто для того, чтобы расставить всё по местам?
— Как бы мне этого хотелось… - едва слышно прошептала она без всякой надежды в голосе, будто, чтобы осуществить это, надо было вернуться на пятьдесят тысяч лет назад.
========== Потери и находки ==========
Она сидела за стойкой и о чем-то задумалась, рассеяно вращая соломинкой в высоком бокале. Подтаявшие кубики льда перекатывались с характерным звуком. Здесь не было громкой музыки и агрессивных вспышек света, только заходящее солнце лилось сквозь тонкие полотняные занавеси на открытой веранде и отбрасывало мягкие розоватые блики на щеки женщины. Ветер доносил запахи моря и несмело играл с кончиками темных волос. В пустом помещении царил приятный полумрак, он размывал границы и очертания, лишь фигура молодой женщины просматривалась четко.
Вместо брони - раздельный купальник и парео, повязанное на бедра. Полупрозрачная ткань прикрывала ноги, делая их очертания еще более соблазнительными. Одну из лодыжек украшал браслет из нанизанных на нитку ракушек. Ещё два охватывали запястье – у нее всегда были такие тонкие запястья… - один тоже состоял из раковин, а второй – тонкий обруч из перевитых стальных и серебряных нитей – был родом с Палавена. Гаррус купил его в первый же день, как вернулся на родную планету и постоянно носил с собой, надеясь, что однажды будет возможность передать его ей. Это украшение было с ним, когда он пытался доказать Иерархии, что Жнецы – отнюдь не бред человеческого СПЕКТРа; и в те суматошные дни, которые они проводили, пытаясь приготовиться к приходу чудовищ из глубокого космоса; и позже – на Менае, когда в небесах висели зловещие силуэты этих самых чудовищ, а Палавен погибал в огне.
Гаррус надел этот браслет на её руку там же, где начался их безумный, такой странный роман – в помещении главной батареи. Он помнил, как алые блики освещения играли на металле. Прямо как сейчас. Шепард тогда улыбнулась немного растерянно и смущенно, будто не знала, что делать с подарком, а Гаррус задался вопросом, когда она последний раз получала подарки? И получала ли вообще, или роль преданного солдата Альянса требовала в жертву и эту часть обычной жизни?
Будто почувствовав, на что обращено его внимание, женщина за стойкой оставила в покое соломинку и провела пальцами по металлическим лентам браслета. Сталь и серебро. Палавен называли миром стали и серебра, и Гаррус хотел, чтобы частица его родного мира была с ней. Он считал, что при всех видовых и культурных отличиях, Шепард многое роднит с Палавеном. Крепкая, как сталь. Наделенная истинным благородством словно серебро. Твердая, решительная и сильная, порой – хладнокровная, порой безжалостная, как остро отточенное лезвие. А под всем этим – как под турианскими пластинами и жесткой кожей – неукротимый огонь, горячее упрямство и страсть, находящая тысячи воплощений.
В груди Гарруса заклокотал то ли рык, то ли вой. Он поднял руку, силясь дотянуться…. Она была так близко! Всего два-три шага, но он не мог сделать их. Здесь у него не было ни ног, ни рук, ни голоса, чтобы закричать и окликнуть, чтобы рявкнуть: «вернись!» тем же бескомпромиссным тоном, который он использовал на миссиях, когда замечал угрозу для неё и мог лишь предупредить. Почему голоса нет сейчас, когда он так нужен, чтобы позвать её назад… или чтобы умолять её хотя бы обернуться и посмотреть на него. Хотя бы еще один раз.
Она была в двух шагах. Всего-навсего в двух шагах… так близко, что он видел, как знаки синтеза пробегают по её коже зелеными искрами. Ветер ворошил волосы, в которые нестерпимо хотелось запустить пальцы, и Гаррус был готов разорвать того, кто разбудил его, ведь в последний момент ускользающего сна, ему показалось, что Шепард приподняла голову и чуть напряглась, как порой делала, почувствовав на себе чей-то взгляд. Быть может, она всё же повернулась бы…?
Но протяжный телефонный звонок не позволил турианцу это выяснить. Гаррус, выплеснув на неизвестного абонента поток отборнейшей брани, активировал инструметрон и сунул наушник в ухо. Раздался до отвращения бодрый женский голос, от чего желание убивать только возросло.
— Офицер Вакариан, доброе утро. Будьте добры, зайдите сегодня до обеда в управление вместе с доктором Т’Сони.
— За каким чертом? – хрипло осведомился Гаррус, стараясь проморгаться со сна. Алкоголь, которым они с Лиарой обильно запили вчерашний день, казалось, заставил голову распухнуть и отбивал в висках мерные барабанные ритмы. Привычно, но от того ничуть не менее отвратительно.
— С вами хочет поговорить уполномоченный по размещению уцелевших, насчет детей, которых вы спасли, - доброжелательно ответила безымянная женщина. – А доктор Т’Сони должна осмотреть протеанский артефакт, который они нашли.
— Протеанский артефакт? – Гаррус, наконец, смог вытолкнуть раздражающую боль на периферию сознания и сконцентрировался. – Что за артефакт?
— Не знаю, офицер, я его не видела. Приходите. Хорошего вам дня.
Гаррус еще раз сообщил безучастному потолку все, что думает о телефонах, связистах и реальности в целом и стащил себя с кровати. Тело ломило, желудок голодно ныл, а горло скребло характерной жаждой. Комната Лиары была в противоположном конце коридора, а показалось, что на той стороне галактики.
— Эй, Ли, - хрипло позвал Гаррус, пару раз шарахнув в дверь кулаком и явно не рассчитав силу, - просыпайся, хренов долг зовет.
В ответ из темных недр комнаты раздалось нечленораздельное бормотание и лепет Глифа о предпочтительной продолжительности сна, который Гаррус проигнорировал.
— Ли, просыпайся, - проворчал турианец, входя в комнату.
Под ногу подвернулся какой-то ящик, его угол как назло попал ровно в сочленение пластин, заставив Гарруса зашипеть от боли и зло пнуть дрянную коробку. Послышался грохот. Потом – стон Лиары, она накрыла голову подушкой и свернулась клубочком под одеялом.
— Я мертва до вечера, - просипела она, прижимая подушку к уху.
— Черта с два, - Гаррус сдернул с неё одеяло и, беспардонно ухватив за лодыжку, потянул на себя, заставляя распрямиться. Лиара вяло запротестовала, но проснуться это ее не заставило. – Давай, Серый Посредник, пора заниматься посредничеством.
Гаррус поднял сонную азари на руки, донес до душа, прислонил к стене, аккуратно придерживая за плечо, когда она, жмурясь, жалобно захныкала, переступая босыми ногами на ледяном кафеле…и включил воду.