— С каких пор вы стали экспертом в детской психологии, Вакариан?
— С тех пор, как сам стал частью команды, офицер Ларсон, - с холодной твердостью отозвался турианец, смерив её непроницаемым взглядом.
— В команде предполагается подчинение приказам. Эти трое – воплощение фразы «неуправляемость».
— В команде предполагается и наличие командира, чей авторитет достаточен, чтобы ему подчинялись беспрекословно. И это явно не вы. Вы им никто. Вас не было с ними, когда они выживали там. Вы сидели в своем офисе, и когда вы говорите им, что понимаете, что они чувствуют – это пустой звук. – Гаррус не заметил, как поднялся и подступил ближе к столу женщины. – Вы не понимаете. И когда вы говорите им, что делать – это тоже пустой звук, потому что – да – они - дети, но они уже увидели и пережили столько, что простого «так надо» в качестве обоснования им недостаточно. Хотите помочь им - попытайтесь спуститься с высоты вашего «взрослого» опыта и поговорить с ними на равных.
— Слушайте, Вакариан, - женщина поднялась, и только сейчас Гаррус обнаружил, что опирается ладонями на её стол и чуть нависает над ним. – Знаете, сколько у меня тут таких детей? У каждого из них есть собственная трагическая история и собственные изломы в голове. Со временем – когда мы разгребем весь этот бардак и наладим систему – каждым из них не торопясь займется психолог. Узнает, что им пришлось пережить, выпишет рецепт, поставит на учет и так далее и так далее. Но сейчас у меня нет ресурса, чтобы нянчиться с каждым. Ни временного, ни человеческого. Моя задача тут: направлять потоки и следить, чтобы никто не выбивался из него. – Её глаза блеснули. - Не нравятся мои методы – нет проблем, двумя этажами выше мой начальник, напишите ему прошение и нянчитесь с этим «чертовым отрядом» сами. Я думаю, ваше прошение удовлетворят, и всем станет легче. Уполномоченный по беженцам-турианцам должен прибыть сегодня. Но думаю, и с ним вы утрясете эти дела без проблем. Все трое, включая мальчика-турианца – круглые сироты, близких родственников нет, это мы проверили. Вашей должности в Иерархии и воинских заслуг наверняка хватит, чтобы вам разрешили присматривать за одним хмурым мальчишкой. Этого добра сейчас…
— Какая сердечность, - раздалось от двери, и Гаррус не поверил своим ушам, резко разворачиваясь. – А еще нас обвиняют в черствости.
Высокая, стройная турианка шла к столу Ларсон не торопясь, но и не медля. Текучая грация её движений казалось неуловимо агрессивной, эта особенность появлялась в движениях женщин, которым чаще доводилось бывать в сражениях, чем на танцполах. Хотя эта турианка и в танцах знала толк.
— Солана Риминус, новый уполномоченный по делам беженцев от Иерархии, - проговорила она, протягивая Ларсон документы.
— Наконец-то, - с видимым облегчением сказала женщина, забирая датапад, напряжение слегка схлынуло с ее лица, и Гарруса почему-то кольнула совесть. Эта женщина все еще совершенно ему не нравилась, но он подумал, что черствость может быть результатом эмоционального истощения. Сколько горя и опустошенности она видела в этом центре? Становится ли всего этого слишком много в какой-то момент? Так много, что разум предпочитает отключить чувства, чтобы сберечь рассудок. Безжалостная математика войны.
— Вы нам очень поможете, - сказала Ларсон, пересылая какие-то данные с инструметрона. - У нас тут целая толпа турианцев всех мастей, которых не могут отправить дальше сугубо из-за бюрократических проволочек и барахлящей связи…- она явно хотела сказать еще что-то, но тут взгляд наткнулся на Гарруса. – Это офицер Вакариан с «Нормандии». Вакариан, поговорите с уполномоченной Риминус о ваших протеже. Я все понимаю, вы их спасли и хотите помочь, но у меня действительно нет возможности найти семью, которая примет всех троих. Либо забирайте их под свою опеку, если договоритесь с вашими властями, либо подыщите им место в ближайшую неделю. В противном случае брат с сестрой отправятся в пункт приема беженцев на Роганусе, а турианец переходит на попечение офицера Риминус.
— Я вас понял, Ларсон, - рыкнул Гаррус и развернулся к Солане. – Офицер, можем мы поговорить?
— Да, подождите меня в коридоре, я приду через пару минут, – деловито отозвалась она.
***
Она действительно вышла в коридор всего через пару минут. Издевательски пунктуальна как всегда. Гаррус не описал бы словами того, как рад её видеть. Он знал, что и отец и сестра выбрались с Палавена, но видеть её в шаге от себя совсем не то же самое, что читать скупые строки сообщений. И в то же время турианца не оставляло ощущение подвоха. Они списывались всего несколько дней назад, и сестра ни словом не обмолвилась о своей новой должности. А еще не спросила, собирается ли он возвращаться, хотя Гаррус ждал этого вопроса. Плохой знак, надо было обдумать это еще тогда.
— Какого черта ты тут делаешь, Солана? – прищурился Гаррус, внимательно следя за выражением лица сестры. – И зачем эта конспирация? Риминус? Серьезно? Он-то в курсе?
— Более чем, - усмехнулась Солана, глядя на брата со снисходительной иронией. – Во всяком случае, нынче утром мне показалось, что у него нет провалов в памяти.
— Не понимаю… - опешил Гаррус.
Его растерянность заставила черты лица сестры смягчиться, а потом раздался её переливчатый, беззлобный смех.
— Мы поженились, – ответила она вскоре, и поспешно добавила, коснувшись его плеча. – Не сердись, что не сказала. Все было очень спонтанно. Перед самым отправлением к Земле. Мы решили, что раз уж это может быть… - Солана запнулась, но Гаррусу и не нужно было продолжение. Он понимал. Он и сам думал об этом, и если бы события не завертелись слишком быстро… если бы… Гаррус тряхнул головой, фокусируя взгляд на лице сестры.
— Я рад за вас. Правда, Солана. – Он скупо улыбнулся. Улыбки последнее время удавались ему из рук вон плохо. - Вы ходили вокруг друг друга кругами слишком долго. Но ты не ответила, что делаешь здесь?
— Прилетела координировать работы с беженцами.
— Неужели? А мне казалось, что ты должна была приглядывать за отцом.
— Серьезно? – Солана иронично фыркнула. – Ты слишком долго не был дома, старший брат. Отец не нуждается в няньке. Он сам кому хочешь станет нянькой, тебе ли ни знать? Сейчас, кстати, он тем и занят – тоже работает с беженцами в одной из колоний. Я прилетела по трем причинам: потому что это не самое престижное место службы, но кто-то должен делать эту работу; потому что мне эгоистично не хотелось быть вдалеке от мужа, если есть возможность этого избежать; и потом что я хотела увидеть тебя.
Солана задержала на нем внимательный взгляд. В глубине позеленевших глаз скрывалось беспокойство. Гаррус криво усмехнулся:
— Так ты собираешься быть моей нянькой?
— А тебе нужна нянька? – она приподняла надбровную пластину.
— Определенно нет.
— А по тебе не скажешь. – Это Солана произнесла с усмешкой, но после голос её зазвучал серьезно и твердо. - Людям не понять, но выглядишь ты паршивее, чем когда-либо, братец. И я не хочу, чтобы пережив эту войну, ты подох от… Духи тебя знают от чего.
— Узнаю свою сестру.
— Всегда пожалуйста. А теперь выкладывай, что у тебя тут? Можешь начать с проблемы с какими-то детьми. Чем я могу помочь?
Колкий ответ уже плясал на языке, но Гаррус проглотил его, решив, что разобраться с проблемой сейчас куда важнее. Однако ничего не успел сказать, потому что в коридор влетела – по-другому не скажешь – Лиара.
Азари затормозила, ухватившись за его плечо, и тяжело дышала, ничуть не беспокоясь о том, что о ней подумают окружающие. Солана, быстро окинув молодую азари взглядом, шагнула в тень и замерла, сливаясь с обстановкой. Возбужденная чем-то Лиара, кажется, её даже не заметила.
— Посмотри, что у них было, Гаррус! – быстро заговорила она, как только перевела дыхание. В ладонь турианца легла небольшая вещица.
— Духи… - прохрипел Гаррус, немигающе глядя на пластину в своих руках. Он был почти уверен, что неоднократно видел её, висящей в поле вакуума в каюте Явика на «Нормандии». Но ведь это невозможно…
Турианец повернулся к Лиаре. Она касалась ребристой поверхности самыми кончиками пальцев, так аккуратно, словно это был сгоревший лист бумаги, в любой момент готовый рассыпаться пеплом.
— Это может быть другая? – слова прозвучали, будто со стороны.
— Нет… - шепотом отозвалась Лиара, - …я много раз видела эту. А после того, как он объяснил мне, что это такое, я проверила все архивы, которые только смогла, ища похожие по всей галактике. На Цитадели не было ни одной. А те, которые были в музеях других планет, выглядели немного иначе. Это его диск.
— Как такое вообще возможно… – пробормотал Гаррус, глядя в пространство. Да, они нашли тех детей в районе, который после всех обрушений и сдвигов предположительно находился неподалеку от места, где остались следы присутствия Шепард, но… - надо с ними поговорить.
Турианец и азари поспешили в направлении клиники. Солана прищурилась, наблюдая за их одинаково напряженными спинами и стремительными движениями, казалось, оба едва сдерживаются, чтобы не перейти на бег. И ни один не заметил, что она последовала за ними.
Зайдя в отделение, Гаррус сразу же приметил тех, кого искал: Арсус и Изабель стояли у стены возле палаты Хоакима и негромко переговаривались, наклонив головы друг к другу, но не оборачиваясь полностью. Благодаря этому Арсус почти сразу заметил знакомых взрослых, и они с Изабель подобрались, внимательно наблюдая и оценивая настрой идущих к ним.
Гаррус коротко поздоровался с Арсусом, кивнул Изабель и, взяв из рук Лиары диск, показал им.
— Откуда у вас эта вещь? – Он постарался, чтобы в голосе звучало меньше напряжения, не нужно, чтобы они подумали, что в чем-то провинились. Дети стояли прямо, плечом к плечу, Арсус был больше, чем на голову выше девочки, но маленькой Изабель рядом с ним не выглядела. Этот эффект Гаррус тоже знал, сейчас казалось, что знал даже слишком хорошо.
— Нашли на Цитадели. Когда искали припасы, - ему ответила Изабель. Говорила она короткими, рубленными фразами, спасибо, что не настолько быстро, как Мордин в свое время. - Она показалась красивой. И была легкой. Так что я её взяла.
— Это что-то ценное? – спросил Арсус, наблюдая за Лиарой цепким взглядом.
— Это протеанский диск памяти, - ответила азари, приблизившись. – Он принадлежал… нашему другу. Может, вы заметили в том месте еще что-то примечательное?
Дети синхронно покачали головами, и Гаррус с Лиарой отошли на пару шагов в сторону.
— Как он мог там оказаться? – турианец глянул на подругу. – Явик был со мной, он не попал на Цитадель, и – насколько я знаю – после тоже не бывал там.
— Он отдал его, - прошептала азари, загипнотизированным взглядом глядя на пластину. - … отдал Шепард. Я… я рассказала ему о тех блоках данных, которые оставляла на планетах на случай, если мы проиграем. Он сказал тогда, что Шепард заслуживает не просто нескольких предложений. Он сказал, что её память должна жить, как живет память о его народе в этих дисках…
— …и после Иден Прайм и Фероса она была единственной из людей, кто способен использовать протеанские технологии такого рода, – закончил Гаррус, вспоминая, как часто Шепард просыпалась по ночам в холодном поту. Это было ещё до катастрофы на Земле, и он знал: в такие ночи в её сны пробирались воспоминания гибнущих протеан.
Гаррус потянулся к пластине, она почему-то стала казаться горячей – раскаленной добела, но коснуться её хотелось почти нестерпимо. Он тряхнул головой и сжал руку в кулак. В глотке застрял ком, с трудом турианец выдавил, повернувшись:
— Вы помните, где именно нашли это? Могли бы показать… - он запнулся, глянув на детей и подумав, каково им будет туда вернуться, - …на карте?
Арсус и Изабель переглянулись, ведя между собой молчаливый диалог с помощью мимики и едва уловимых движений, потом синхронно кивнули друг другу и посмотрели на взрослых.
— На карте – мы не уверены, - сказала Изабель, - там же всё перекособочило, а мы в картах и так-то… не очень.
— Но мы можем показать на месте, - закончил Арсус.
И что-то было в их серьезных, заостренных пережитыми событиями лицах, что не дало Гаррусу и Лиаре задать вопрос об их уверенности и готовности. В одинаково зеленых глазах были решимость и потребность попасть туда еще раз, еще раз взглянуть и увидеть, что то место осталось в прошлом.
========== Страх и бесстрашие ==========
Следующий день пронесся стремительным вихрем. Сбивчивые объяснения с Соланой, которая – надо отдать ей должное – задавала только действительно необходимые вопросы, потом – с начальником Ларсон, челнок на Цитадель, гулкое эхо в пустующих залах и коридорах, заваленных обломками. И две фигурки, уверенно ведущих их… куда-то. Как надеялся Гаррус – к чуду. К одному, самому последнему чуду.
Лиара и Солана, которая отправилась с ними, то и дело поглядывали на детей, а Гаррус и вовсе почти не спускал с них глаз, отвлекаясь лишь на то, чтобы проверить периметр, но Арсус и Изабель не выказывали никакого беспокойства от того, что снова оказались на Цитадели. Они шли в ногу, совсем близко друг к другу, но все же оставляя пространство для маневра. Все эти черты казались ужасающе неуместными, и ничуть не напоминали подражание – от того осадок делался ещё горше.
…они шли в тишине, а потом добрались до места.
Гаррус сидел на маленьком, узком балконе и смотрел в усыпанное звездами небо. Мириады холодных белых огоньков сверху – мириады зеленых огоньков внизу, словно ответ. Шепард как-то рассказывала, что у людей было принято загадывать желание, если увидишь падающую звезду. Гаррус до рези в глазах смотрел в небо, но звезды не желали падать.
Воздух прорезал его хриплый, горький смех. Турианец сгорбился, опираясь локтями о колени, и закрыл лицо руками. Арсус и Изабель привели их в нужное место на Цитадели, и там не было ничего. Он три раза – хотя нет, четыре – переспросил детей, точно ли они уверены. Он сверился с картами и чертежами, отчаянно надеясь найти закравшуюся ошибку, но ошибки не было. Вот место, где был пульт, а вот то, что выше, где была её кровь… много крови, где были обломки её брони и обрывки одежды, где валялся её пистолет. Место, в которое привели их дети, было точно под тем – всё сходилось. Но там не было Шепард. Никаких следов. Ни клочка одежды, ни чешуйки брони, ни капли крови. Её там не было.
Её не было нигде.
Эта мысль, уже давно отравляющей тенью клубящаяся на задворках разума, обрушилась на Гарруса всей своей мощью. Накрыла. Скомкала. Опустошила.
Её нет.
Эти два слова крутились в голове как закольцованная запись, и Гаррус даже не пытался её оттолкнуть или игнорировать. Больше это не могло продолжаться. Он всегда старался смотреть правде в глаза, даже когда эта правда когтями выскребала из него душу.
Шепард не было на Цитадели. Шепард не было в госпиталях. Шепард не теряла память и не оказывалась одной из тысяч беженок, которых разметало по всей Галактике из-за паршивой логистики. Её не было нигде. Нигде во всей проклятой галактике.
Гаррус поднялся и подошел к перилам. Город внизу еще не скоро восстановится полностью, но он уже мерцал огнями, и за каждым из них были чьи-то жизни, надежды и мечты. От каждого невидимого обитателя нити тянулись к другим, к тем, кого он любил, ценил, ненавидел, уважал… бесконечно сложная паутина жизни, ради сохранения которой Шепард отдала свою жизнь.
Она всегда умела принимать сложные решения. Было ли это самым сложным? Или она как всегда бросилась навстречу судьбе, не колеблясь, без сомнений? Могла ли она уже тогда всё знать или лишь чувствовала интуитивно? Было ли её «и буду любить вечно» осознанным прощанием?
— Какая разница… - пробормотал Гаррус и выудил из внутреннего кармана рисунок Изабель. Улыбающаяся с него женщина всегда поступала правильно, и это его восхищало. А иногда он ненавидел её за это.
С того самого момента, как Гаррус узнал Шепард по-настоящему, в нем всегда боролись две сущности. Одной из них было плевать на последствия и разумные доводы, она ненавидела готовность Шепард очертя голову лезть в самое пекло ради тех, кому не помешало бы пустить пулю в лоб. Да и ради чего бы то ни было другого. Эта его часть не считала, что спасение галактики стоит её жизни. Эта его часть готова была когтями раздирать пространство-временной континуум, чтобы только не дать ей совершить то, что она совершила. Не важно как. Запереть на «Нормандии», ударить по голове и отправить в госпиталь… как угодно. А ещё эта часть в кровь сдирала горло, воя от осознания собственной слабости и собственной вины. Будь он сильнее – они бы добрались до луча вместе. И что бы ни происходило на Цитадели – он бы не дал ей погибнуть.