Площадь представляла собой заасфальтированный квадратный участок в центре кампуса со скамейками и фонтанчиком, в который выпускники бросали ключи от своих комнат. Декан Кушнер выписывал штрафы каждому, кто не сдал ключи перед выпуском, но всем было плевать на эти грошовые суммы: бросить ключи в фонтан было традицией. К приходу Майлза все скамейки уже были заняты, девчонки теснились друг у друга на коленях, парни расселись по деревянным перилам. Остальные стояли вокруг фонтана и слушали очередного поэта.
Разумеется, Райан «Крысиное дерьмо» Рэтклифф уже вовсю вещал, пока Майлз призраком сновал вокруг толпы.
– Я хочу, чтобы ты знала: я всегда буду рядом. Я люблю тебя снегом, я люблю тебя градом. Знаю, я кажусь черствым, но я просто боюсь, что ты разобьешь мне сердце. Не разбивай его. Мое сердце. Не разбивай его, крошка, – последние слова Райан постарался произнести сексуальным тоном. Когда все типа похлопали и покачали головами, а Райан поклонился – ну еще бы он не поклонился, – из толпы показалась Алисия. Поначалу Майлз видел только косичку, аккуратно собранную в пучок на голове, но затем девушка встала на бортик фонтана.
В ту же секунду в его голове и животе зажужжал рой пчел.
– Давайте дружно похлопаем Райану! – с наигранным энтузиазмом сказала она. – Спасибо, что поделился. Посмотрим, кто у нас следующий.
И пока Алисия вчитывалась в помятый клочок бумаги с именами чтецов и выступающих, Майлз начал высматривать в толпе Ганке, вытягивая шею, чтобы увидеть его смоляные волосы в море светлых, каштановых и рыжих. Он посмотрел налево. Уинни Стоктон, которая пришла сюда только потому, что занималась по программе «учись и работай» (всего по часу в день перед занятиями и по выходным), стояла между мисс Блауфусс и мистером Чемберленом. «Что он здесь делает?» – подумал было Майлз, но затем понял, что мистер Чемберлен объединял в себе все стереотипные черты поэтов, которые Майлз так ненавидел. Суперсерьезный. Ладони соединены. Глаза закрыты. Повторяет все по несколько раз для пущего эффекта. Бр-р-р.
Майлз сразу же подошел к мисс Блауфусс. Потому что... зачет по литературе все-таки был в приоритете.
– Здрасьте, мисс Блауфусс.
– Майлз! – лицо мисс Блауфусс посветлело, как только она его увидела. – Рада, что ты смог прийти.
– Спасибо, э-э-э, только я ненадолго, потому что...
Ж-ж-ж. Не обращай внимания. Не думай об этом. Ты же знаешь, что все в порядке.
– Потому что ты должен быть на работе, не так ли, Моралес? – перебил его мистер Чемберлен. Майлз посмотрел ему прямо в глаза. И опять ему показалось, что его зрачки почти не отражали свет. Было в этом что-то... пугающее. Голос мистера Чемберлена прозвучал достаточно сурово, чтобы мисс Блауфусс протестующе открыла рот.
– Майлз, – сказала она, холодно посмотрев на мистера Чемберлена, – оставайся, сколько можешь. Я тебя отметила.
Она быстро черкнула его имя в маленький блокнот. Мистер Чемберлен ушел. Не просто в другую часть толпы, а совсем, как будто одного сурового взгляда мисс Блауфусс хватило, чтобы растопить его ледяное сердце.
– Спасибо, – сказал Майлз растерянно и смущенно. Но он был рад, что Чемберлен ушел. Точнее говоря, он был рад этому и дополнительным баллам к зачету. Сейчас, когда первая часть плана была выполнена, пора было заняться выполнением второй.
Он снова взглянул на Алисию. Она теперь читала короткое стихотворение, которое, как она сказала, написала ее бабушка еще в период гарлемского ренессанса. Вот и еще одно их отличие. Алисия принадлежала к гарлемской знати, богатому афроамериканскому роду. Потомок художников, друживших с такими людьми, как Лэнгстон Хьюз и Джакоб Лоуренс. На самом деле члены ее семьи были главными меценатами Бруклинской академии, дав возможность учиться детям вроде Майлза, Уинни и Джаджа.
– Моя прабабушка и ее ровесники были «Заступниками мечты» своего времени. И сейчас я хотела бы пригласить, насколько я знаю, одну из наших лучших поэтесс, – Майлз встретился с Алисией взглядом, пока та заканчивала свою речь; на ее лице появилась странная улыбка. – Поприветствуйте Дон Лири.
Как только Дон вышла в центр, Алисия начала протискиваться сквозь толпу в сторону Майлза. Он сунул руку в карман и вытащил сложенный лист бумаги – стихотворение. Ее стихотворение. Но так получилось, что в то же время с другой стороны – с другой стороны толпы учеников – к нему пробирался Ганке.
– Эй, чувак, ты пришел! – сказал Ганке, положив руку ему на плечи. Майлз тут же спрятал стихотворение обратно в карман.
Но прежде чем он успел что-то ответить, Алисия воскликнула: «Майлз!» и проскользнула мимо последнего разделявшего их человека. Майлз снова достал листок, но только наполовину. Легонько ткнул Ганке в ребро, однако при его силе получилось не совсем легонько.
Ганке закашлялся. Он убрал руку с плеча Майлза, с лица стерлась ухмылка.
– Э-э-э... я... поговорим позже, – с трудом выговорил он и пошел в обратную сторону еще более неуклюже.
– Клянусь, Ганке – один из самых странных людей, которых я знаю. Но мне это нравится, – Алисия озадаченно наблюдала, как Ганке растворялся в толпе.
– Ага, – Майлз проигнорировал глупую походку Ганке и нервно сглотнул, когда Алисия снова повернулась к нему.
– Так странно видеть тебя здесь.
Она потянулась, чтобы обнять его, а Майлз в этот момент протянул ей руку. Затем, заметив, что Алисия хотела его обнять, он вытянул и вторую руку, словно приглашая ее на медленный танец. Однако Алисия уже отстранилась, растерявшись, но продолжая улыбаться, и неуклюже протянула руку для неумелого рукопожатия. Майлз почувствовал аромат сандала и легкий запах пота.
– Почему это? – чересчур резко спросил Майлз. Затем он попытался обратить все в шутку, но выглядело это еще более странно. – Ну, в смысле... я люблю поэзию.
– Серьезно? Ты любишь поэзию? – отозвалась Алисия, глядя на него пронизывающим взглядом.
– Да, мне нравятся твои стихотворения. И, э-э-э, твоей прабабушки тоже, – Майлз полностью вынул листок с сиджо из кармана. – Эта связь искусства с историей – обожаю.
– Правда? Ну, про искусство я еще поверю, а вот насчет истории не уверена, учитывая, что тебя от нее сегодня чуть не стошнило, – ее светившееся энтузиазмом лицо приобрело обеспокоенный вид. – Как ты теперь себя чувствуешь?
– А, ты об этом. Да... нормально. Просто... думаю, во всем виновата школьная еда. Прости за это.
Майлза всего нервно трясло С той секунды, как он увидел ее. Но не обращал на это внимания, точнее, пытался не обращать. Он сбежал с работы не для того, чтобы сняться в продолжении нашумевшего блокбастера «Блевани на Алисию». Он почувствовал, как заурчало в животе, и у него задрожали руки.
Алисия заметила листок, трепыхающийся в руках Майлза.
– О боже, ты пришел, чтобы прочесть стихотворение?
– Нет... я... я...
– Майлз, ты должен. Давай. Уверена, у тебя хам что-то интересное, – сказала она, глядя ему прямо в глаза. Ее легкая шепелявость звучала подобно саксофону из магазина, только на нем играл более талантливый музыкант. – Я точно знаю.
Майлз сам не заметил, как кивнули пробормотал «хорошо». Выходит, согласился. Как только Дон Лири закончила, аплодисменты мигом разогнали весь туман в его голове, и он услышал, как Алисия сказала, что объявит его следующим.
– Погоди... что? Нет! – крикнул Майлз, но она уже пробиралась обратно через толпу.
Майлз сделал шаг назад. Затем еще один.
– Спасибо, Дон, – Алисия и Дон обнялись. – Аплодисменты для моей малышки! – воскликнула Алисия.
Еще один шаг назад.
– На очереди у нас новичок. Сегодня его дебют.
Еще шаг. Затем еще один.
– Так что я хочу, чтобы вы не были к нему строги. Нелегко вот так выйти сюда и поделиться своими чувствами.
Еще шаг.
– Поприветствуйте Майлза Моралеса!
Режим невидимости. Он исчез в пустоту.
– Майлз? – Алисия вытянула шею, вглядываясь в толпу.
Он был там, смотрел прямо на нее и продолжал отступать.
ГЛАВА 6
Путь обратно через кампус был долгим и одиноким. Всю дорогу Майлз разговаривал сам с собой.
– Нужно было просто сказать «нет», – пробормотал он. – Нет ничего такого в том, чтобы признаться, что ты немного стесняешься.
– Или ты просто мог объяснить, что написал стихотворение для нее, – добавил Майлз, подумав.
Пока он шел, некоторые ученики – опаздывавшие на открытый микрофон – резко обернулись, услышав голос из ниоткуда. Майлз совсем забыл, что он невидимка.
Дойдя до магазина, прежде чем войти, Майлз огляделся, дабы убедиться, что никто не увидит, как дверь откроется «сама по себе». Удостоверившись, что все чисто, Майлз проскользнул внутрь, зашел за прилавок к стене, вскарабкался наверх, включил камеру слежения и снова стал видимым – все, как и планировалось.
Его смена подходила к концу, и весь ее остаток он вслух вел воображаемый диалог между собой и Алисией.
– Нет, я не могу читать его при всех, ведь я написал его для тебя.
– Для меня? Майлз, ты написал его для меня? Ух ты.
– Да. Я, конечно, не Лэнгстон Хьюз или еще кто, но надеюсь, тебе нравится.
– О, Майлз! Очень нравится. Оно прекрасно.
Опомнившись, он покачал головой, стараясь выкинуть эту любовную историю из головы, взял рюкзак и закрыл магазин.
Их комната все еще была пуста. Майлз предположил, что Ганке уже, возможно, прочитал свое стихотворение и вызвался на бис. Обычно Майлз бы использовал это время, чтобы расслабиться и отвлечься от всего, улегшись поудобнее и занявшись любимым делом – видеоиграми. Игрой «Супербратья Марио», если быть точнее. Но сегодня Майлз решил помучиться. Он сел на край кровати, достал из рюкзака письмо Остина и начал читать его с середины и до конца.
МНЕ ПЯТНАДЦАТЬ, И Я ДУМАЮ, ТЫ УЖЕ ПОНЯЛ, ЧТО Я В ТЮРЬМЕ. СИЖУ УЖЕ ДОВОЛЬНО ДАВНО И ПРОСИЖУ ЗДЕСЬ ЕЩЕ ДОЛГО. ПОХОЖЕ, ЭТО У МЕНЯ В КРОВИ, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, ПО ОТЦОВСКОЙ ЛИНИИ. НЕ ЗНАЮ, НАСКОЛЬКО ХОРОШО ТЫ ЗНАЛ МОЕГО ОТЦА. БАБУШКА ГОВОРИТ, ЧТО НАШИ ОТЦЫ НЕ ОСОБО ЛАДИЛИ И МНОГО ЛЕТ НЕ РАЗГОВАРИВАЛИ. А ЭТО ЗНАЧИТ, ЧТО ТЫ, ВЕРОЯТНО, ЕГО СОВСЕМ НЕ ЗНАЛ. ЕСЛИ ТЫ ЗАХОЧЕШЬ, Я, НАВЕРНОЕ, МОГ БЫ ВОСПОЛНИТЬ НЕКОТОРЫЕ ПРОБЕЛЫ, РАССКАЗАТЬ ТЕБЕ О НЕМ, ЕСЛИ ТЫ НАПИШЕШЬ ОТВЕТ. НАДЕЮСЬ, НАПИШЕШЬ.
ИСКРЕННЕ ТВОЙ,
ОСТИН ДЭВИС
Р.S.: ПРОСТИ ЗА КАРАНДАШ. ЗНАЮ, ТАК ТРУДНЕЕ ЧИТАТЬ, НО ПОЛЬЗОВАТЬСЯ РУЧКАМИ НАМ ЗДЕСЬ НЕ РАЗРЕШАЮТ.
Майлз сложил письмо и положил на стол. Остин полагал, что Майлз не знал Аарона, что разрыв между братьями не дал им возможности познакомиться. Но Майлз знал его хорошо. Слишком хорошо. Он знал, что получил свои суперспособности от паука, украденного дядей из лаборатории. Он знал, что Аарону был известен его секрет и что он пытался воспользоваться этим против Майлза. Он помнил, как они сражались и что именно из-за него Аарон погиб, так что именно из-за него у Остина больше не было отца.
Ты так похож на меня.
Майлз достал из рюкзака тетрадь, открыл ее на чистой странице и принялся писать.
Дорогой Остин,
Спасибо за письмо. Должен сказать тебе правду. Я немного удивлен. Не знаю даже, как сказать по-другому. Я просто шокирован. Что ж, во-первых, должен сказать, рад с тобой познакомиться, хоть пока и только заочно. Наверное, лучше сказать, рад знать, что ты есть. Я и понятия не имел. Не знаю, говорила ли тебе твоя бабушка, но я единственный ребенок в семье, и я всегда хотел иметь брата. Не в том смысле, что ты мне брат. Просто круто осознавать, что в семье есть еще кто-то моего возраста. Жаль, я не знал о тебе раньше, но что было, то было лучше поздно, чем никогда, верно? Может, мы начнем сначала. Вот немного информации обо мне.
Мне шестнадцать.
Я из Бруклина.
Я хожу в мажорную частную школу – Бруклинскую академию. Я получаю стипендию, но родителям все равно тяжело. Многие сынки из богатеньких семей ведут себя как сынки из богатеньких семей.
У меня есть друг по имени Ганке. Он кореец. Забавный чувак. Мы с ним почти как братья.
Вроде это все.
И я хорошо знал твоего отца. Мы с дядей Аароном довольно долго общались. Я тайно сбегал, чтобы повидаться с ним, потому что отец мне не разрешал. Поэтому я удивлен, что он никогда о тебе не упоминал. Хотя, полагаю, удивляться не стоит. Возможно, он знал, что, если расскажет о тебе, я захочу с тобой увидеться, а если бы мы познакомились и подружились, в конце концов стало бы сложно скрывать нашу дружбу. Тогда у меня бы возникли проблемы с отцом, как и у дяди Аарона. Не знаю, в курсе ли твоя бабушка о том, насколько они друг друга недолюбливали. Бывает же такое.
Ладно, если найдешь время – пиши. Следующий вопрос прозвучит глупо, но я ничего такого не имею в виду – каково там, в тюрьме?
Искренне твой,
Майлз
P.S. Твой отец-пытался меня убить. Может, когда-нибудь я смогу тебя навестить.
Майлз отложил письмо в сторону –- его написать было намного проще, чем сиджо, – улегся на кровать и стал ждать, пока в комнату завалится Ганке с полными карманами хвастовства и начнет рассказывать, как после его стихотворения фонтан на площади превратился в гейзер, и все заплакали и зааплодировали, когда вода опустилась на них легкой дымкой. Или что-нибудь в таком духе. Бла-бла-бла. Но Майлз не дождался. Не дождался повода посмеяться над Ганке, после чего Ганке стал бы смеяться над ним из-за того, что он снова облажался с Алисией. Потому что через пять минут после того, как его голова коснулась подушки, Майлз уснул.
А проснулся насквозь мокрый от пота. Его сердце стучало о грудную клетку как отбойный молоток, мышцы напряглись, словно превратились в куски льда, обтянутые кожей. Единственным, что он запомнил из своего кошмара, была кошка. Кошка, которую он раньше никогда не видел. Белая свалявшаяся шерсть, несколько хвостов, извивающихся как змеи. Но Майлз не мог вспомнить, где он был во сне и почему там была эта странная кошка.
Майлз сел, потянулся и начал тереть глаза, пока они не привыкли к солнечному свету. Он попытался вспомнить, кого или что еще видел во сне. Это был дядя Аарон? Наверное. Возможно. Однако он не был уверен.
Он встал, тихо прошел мимо Ганке, который с головой зарылся в одеяло, и отправился в ванную, чтобы почистить зубы и умыться. Когда он вернулся в комнату, Ганке показал из-под покрывала лицо.
– Ты чего так рано проснулся? – спросил Майлз.
– Не спится. Слишком много мыслей в голове, – ответил Ганке.
– И со мной то же самое.
Майлз взял джинсы со спинки стула.
– Какие планы? Что собираешься делать? – спросил Ганке и широко зевнул.
– Схожу в магазин. Нужно купить марку и конверт, чтобы отправить это, – Майлз взял со стола письмо. – Это письмо для Остина.
Ганке кивнул.
– Уверен, что хочешь его отправить?
– Ну а что в этом такого? Если он говорит правду – у меня будет кузен. Если врет, то у меня просто появится друг, сидящий за решеткой. А обойдется мне это всего в один доллар.
– Всего в один доллар, говоришь? – сказал Ганке, сев на кровати и откашлявшись. – Готов поспорить, оно обойдется тебе немного дороже. Может, ты делаешь это из-за того, что случилось с Аароном?
Майлз провел по подмышкам дезодорантом. Не отвечая, он вытащил из выдвижного ящика черную футболку и надел ее. Затем подошел к зеркалу. На обеих сторонах футболки появились белые следы от дезодоранта. Ну конечно. Уф-ф. Он послюнявил палец и принялся оттирать ткань. После этого причесался, провел большими пальцами по волосам. Наконец схватил со стола письмо и подобрал рюкзак с пола.
– Мне пора идти.
Майлз никогда не выходил так рано на улицу, поэтому удивился, до чего там было спокойно. Листья на деревьях окрашивались в красновато-оранжевый, словно природа предлагала новую цветовую гамму для армейской формы. Воздух был свежим, легкий ветерок обдувал лицо. Ему вспомнились ранние утра в его районе, до того, как все проснутся и всё оживет. До того, как начнут выть сирены, тарахтеть двигатели автобусов, а из открытых окон польются мотивы соки[14]. И пока Майлз шел в магазин через кампус, думая о кошмаре минувшего дня – возможно, это был худший понедельник в его жизни, – он наслаждался спокойствием.