Какое движение вперед сможет довести нашего нового гомо супериа до линии гуманоидов? Мы можем только предполагать. Оглядываясь назад, так называемые люди «Люси», (Австралопитек афарский), были яркими звездами нашего гуманоидного происхождения в течение 900 000 лет. Но подумайте, с каким благоговением они могли бы взирать на грубые каменные орудия своих преемников, гомо эргастер!
Дело в том, что достижения преемника были бы за пределами понимания их предков. Так и мы, гомо сапиенс, рассуждаем о гомо супериа и ее мире. Когда гомо супериа появится, она принесет с собой подарки более странные, чем мы можем себе представить.
[Примечание Ящерицы: Здесь следует комментарий, очевидно, написанный почерком буддийского настоятеля, отца Фуа-Кера.]
«Брат Банчу, если мы назовем этих двух женщин, на нас обрушится гнев Сикстрис. Я настоятельно призываю вас отозвать этот документ».
[Здесь оторвана нижняя треть последней страницы документа].
* * *
Ну, похоже, что Ящерица Касс прав. Было и есть только одно двуглавое существо Сикстрис, и она родилась сто лет назад, и она - леди в баронской ложе.
* * *
}5. Кремация доктора Банчу}
Прежде чем мы вернемся к суду, я хотел бы объяснить, как доктор Банчу был связан с ярмаркой.
Наша провинциальная ярмарка проходит в конце июня - начале июля в полях к востоку от Летарии, а кульминация - 4 июля на самой площади. Город переполняется, и избыточное население находит ночлег и питание в местных резиденциях или живет в палатках или на голой земле. Барон получает свою долю от ярмарки самыми разными способами, но и после этого, как правило, остается достаточно, чтобы оплатить городские расходы: чиновники, школы, дороги, коммунальные услуги и т.д.
Каждый год в последний день ярмарки, 4 июля, проводится специальное мероприятие. В прошлом году у нас был человек, выстреленный из пушки и почти пойманный в полете близоруким художником на трапеции. В этом году зрелищем должна была стать кремация останков доктора Банчу на площади, с гарантированным видимым вылетом его души из пепла. Места в первом ряду стоили пятьдесят крон, на трибунах - от 5 до 25 крон, в зависимости от расстояния.
Публичная кремация с видимым подъемом души была, конечно, новинкой, и ярмарочная контора продала более двадцати тысяч билетов еще до открытия ярмарки.
Но позже и городской совет, и попечители ярмарки сошлись во мнении, что, возможно, эта идея ошибочна. В январе, однако, это казалось похожим на победу. Очевидно, старый ученый, ставший монахом, лежал на смертном одре. Скорбящие монахи совершили над ним последние обряды и обильно плакали (слезы, вызванные лакриматором над сморщенным телом). Врачи дали ему всего несколько часов жизни.
Но часы тянулись до следующего дня, а следующий день - до следующей недели, а следующая неделя - до февраля. Его проверяли ежедневно, но он не показывал никаких признаков неминуемой смерти. Совсем наоборот. Он начал набирать вес. С высохших 80 фунтов в январе он перешел на 105 в феврале. В середине марта он встал с постели. Неделю спустя он сделал нетвердый круг по площади. Чиновники были в отчаянии. Сделать такое с ними после всех сложностей, на которые они пошли!
Ведь они и в самом деле пошли на всевозможные злоключения. Стоит просто назвать одну или две проблемы - им пришлось получить экологическое обоснование проекта от провинциального Агентства по охране окружающей среды. Они должны были что-то сделать, чтобы замаскировать запах горящей человеческой плоти. Буддисты рекомендовали особое мятное масло, и бюджетное управление купило несколько килограммов этого масла, но сразу получило запретительный удар от нашего плодовитого местного изобретателя Питера Фахрни, у которого был патент именно на это мятное масло. Они договорились об этом за несколько сотен крон, но столкнулись с другой проблемой - весом старика. Теперь он весил 110 фунтов. Но экологическое разрешение покрывало только 100 фунтов, так что даже если он умрет прямо здесь и сейчас, он не может быть сожжен на законных основаниях. Больше крон, положенных в нужные руки, наконец, исправили это.
Наступил июнь. Отставной антрополог теперь бегал по площади дважды в день, торжествующе хлопая желтыми одеждами.
Одна группа (возглавляемая Сесилом Сикстрис) пыталась убедить ученого пообещать, что он пройдет через это вживую, в случае, если он не сможет ясно увидеть свой путь к тому, чтобы своевременно умереть естественным путем. Лорд Сесил (владелец франшизы в первом ряду) показал маленькому человеку исторические примеры святых буддийских монахов, которые обливались бензином и зажигали спички. Кандидат вежливо выслушал, но отказался. Наследник Сикстрис обратил его к древнему индуистскому обряду сати, в котором вдов покойного магараджи сжигали заживо на костре вместе с покойным мужем. Девчачьи штучки, сказал потенциальный клиент. Нет.
Затем за дело взялись другие. Они пытались пробудить в нем дремлющую преданность своему ордену, который сделал возможным его спокойную отставку. Они напомнили ему, что сам Будда был кремирован. (Возможно, не принимая во внимание тот факт, что Святой Основатель был мертв в это время). Они отметили, что на рекламу мероприятия были потрачены тысячи крон. Они объяснили, что прекрасный оркестр (уже на репетиции) будет маршировать вокруг пляшущих огней, играя магическую огненную музыку Вагнера из «Валькирии».
Нет.
Были спокойно рассмотрены другие, более темные решения.
Команда, возглавляемая лордом Сесилом, отправилась к Черной Реке, на границе с Луизианой, чтобы проконсультироваться с известным колдуном. Я привожу здесь отчет Сесила. (Отчет получен обычным способом.)
* * *
Мы втроем вошли в заднюю комнату, где нас попросили сесть на пол у боковой стены. Комната была плохо освещена масляным фонарем на стене напротив нас, где на полу сидел темнокожий старик. Он поднял голову и сказал: — Зачем вы приехали?
— Нам нужна помощь, — ответил я. — 4 июля состоится кульминация ярмарки. Мы ожидали, что к тому времени монах Банчу будет мертв, и планировали кремировать его тело на площади 4 июля. Если мы не сможем этого сделать, ярмарке придется возместить большую часть денег. Мы будем банкротами.
— Видите ли, — продолжал Дэйв Клатчетт, — очень важно, чтобы этот беспокойный человек умер до кремации.
Старик сказал: — Так используйте лазер.
Мы были в ужасе. Я ответил: — Мы не можем этого сделать. Это должны произойти по естественным причинам.
Хозяин долго молчал. Затем он промолвил: — Мне понадобится что-нибудь от него... капля его крови...?
— Сэр, — сказал я, — это может оказаться труднодоступным.
— Прядь волос?
— Он лысый.
— Кусочек ногтя?
— Здесь тоже проблема. Разве нет другого способа?
— Другой вариант - да. Но не всегда удовлетворительно. Я очень сильный колдун, но я говорю вам - будьте осторожны, вы можете получить свое желание, а затем и некоторые другие. Мне продолжать?
У нас не было выбора: — Да, пожалуйста.
— Хорошо, вас предупредили. Десять тысяч крон.
Я протянул ему свою пластиковую карточку, и он провел ей по считывателю, свисавшему с его шеи, как подвеска в ожерелье из акульих зубов. Он вернул мою карточку и почти одновременно держал за шею пищащего цыпленка. Затем его голова, казалось, оторвалась от тела в потоке крови.
Он держал его обеими руками, и кровь брызнула на опилки пола. Он начал что-то напевать. Наконец-то мы разобрались. — Юли - дух... юли – дух… юли - дух...
Вокруг капель крови возникли мерцающие образы. Миниатюрные деревья? Я насчитал шесть деревьев в два ряда по три штуки, как у ребенка при игре в деревню.
Пение прекратилось. Все было очень тихо.
Между рядами деревьев виднелась маленькая лысая фигурка в желтом халате. Он поднял глаза, и в этот момент что-то похожее на маленькую металлическую лодку, казалось, материализовалось из ниоткуда, зависло над игрушечной фигуркой и игрушечными деревьями, а затем с громким хлопком упало и раздавило все под собой, деревья и куклу-монаха вместе. А потом все, казалось, растворилось в полу. Колдун исчез.
Мы пристально смотрели на это. В то время мы понятия не имели, что происходит. Позже мы поняли, что эта маленькая лодка была кораблем инопланетянина, и что она упала с неба и убила доктора Банчу. Конечно, колдун все это проделал с голограммами. Но как он узнал? Некоторое время мы просто сидели и смотрели друг на друга в темноте. Кто-то пробормотал: — Юли - дух... Юли - двух... Второе июля...? Конечно! Вот когда это произойдет!
— Боже мой, — дрожащим голосом прошептал Дэйв Клатчетт, — давайте выбираться отсюда. Мы сделали это очень быстро.
* * *
Поэтому Сесил принес отчет, который успокоил большинство честных попечителей. Однако, просто для подтверждения, они связались также с двумя уважаемыми астрологами Лос-Анджелеса, оба из которых утверждали, что святой человек действительно покинет эту жизнь 2 июля, и после этого может быть мирно и выгодно кремирован.
Настало утро 2 июля, и теперь мы должны сообщить об окончательном причинном событии - инциденте, который окончательно решил судьбу ученого, ставшего монархом.
Питер Фахрни разработал таблетку, которая якобы приостановила действие закона Мерфи, который гласит (вы вспомните), что если что-то может пойти не так, то так и будет.
Теперь, чтобы побудить зрителей купить более дорогие места в первом ряду, чтобы посмотреть на предстоящую кремацию, комитет купил несколько сотен таблеток Анти-Мерфи и прикрепил по таблетке к каждому билету в первом ряду. Счастливую комбинацию можно было купить в торговом автомате перед магазином Гаршмейера.
Доктор Банчу с сардоническим жестом купил билет на собственную кремацию в первый ряд, в центре. На этом он не остановился. С высшей степенью самоуверенной усмешкой, по словам свидетелей, он оторвал таблетку Анти-Мерфи от билета и бросил ее в канаву.
Ах, горе! Это был вызов, который не могла проигнорировать даже самая снисходительная и милосердная судьба.
В последний момент своей жизни старик сошел с тротуара и постоял, смотря на кучу дров, бочки с керосином и банки с мятным маслом, сложенные в центре площади. Затем он немного отодвинулся, чтобы пропустить Сару, и в следующее мгновение был раздавлен. Старый доктор Тернер, наш коронер, работающий неполный рабочий день, сказал, что все произошло слишком быстро, чтобы он успел почувствовать боль.
* * *
6. Суд начинается
Итак, в 9 часов утра 4 июля начался суд Жан-Клод Берга. Как и прежде, слушания проходили в переполненном зале суда. Чтобы не вступать в противоречие с кремацией, назначенной на полдень, судья уже согласился на досрочный перерыв.
Мы с прокурором Клатчеттом поклонились друг другу с фальшивой учтивостью, и я заметил, что Сикстрис по-прежнему окружают его с талантом большого города. — «По крайней мере», — подумал я, — «если сегодня он потерпит неудачу, то сможет разделить порицание».
Вскоре после того, как Нед Пэкл провел нас внутрь, Джон-Клод обернулся, и обе его головы уставились на баронскую ложу, а затем обе головы кивнули и улыбнулись. На что? Она там, смотрит на нас? Возможно.
Вошел судья Мартин Клоук. Все встали. Несколько предупреждающих ударов молотка, и все снова сели, кроме меня.
У меня было предварительное ходатайство. — Ваша Честь, мой клиент обвиняется и признает незаконную парковку. Наказание - три дня тюрьмы или штраф в пять крон. Поскольку он уже три дня в тюрьме, я прошу снять с него это обвинение.
— Согласен, — пробормотал прокурор Клатчетт.
— Это обвинение опускается, — сказал Клоук. — Далее, мы предъявляем обвинение в убийстве, поскольку машина, о которой идет речь, упала на буддийского монаха доктора Банчу, сбила его с ног и убила. Ваше вступительное слово, прокурор?
Я пропущу вступительные заявления, мои и Клатчетта, которые были довольно рутинными. И сейчас:
Судья Клоук: — Мистер Клатчетт, вызовите первого свидетеля.
Обвинитель Клатчетт: — Я вызываю госпожу Спринг Стейблер.
Согласно полицейскому отчету, Спринг Стейблер, бывшая школьная учительница, находилась на тротуаре всего в нескольких ярдах от места происшествия и видела все.
Это преступление, связанное с убийством транспортным средством, требует, чтобы обвиняемый был опознан как человек, находившийся при управлении средством в момент смерти. Что касается госпожи Стейблер (и, по сути, нескольких следующих свидетелей обвинения), то моя работа была проста: им не должно быть позволено, чтобы опознать Джона-Клода как водителя.
Я медленно и печально поднялся. Мне очень не хотелось этого делать, но у меня был клиент, обвиненный в убийстве. — Возражение. Госпожа Стейблер не может давать показания.
Клатчетт выглядел искренне удивленным. — А почему нет?
— Потому что она осужденная преступница. По правилам суда, преступник не может давать показания. Я подошел к столу и отдал копию протокола судье, затем вернулся к столу прокурора с другой копией.
— Да, я помню, — сказал судья. Он посмотрел на Спринг. — На вас напал грабитель. Вы защищались шпилькой, проткнули ему живот, и он убежал. Вы были арестованы и признаны виновной в ношении скрытого оружия. Я дал вам 90 дней, которые приостановлены. Правильно?
— Да, Ваша Честь.
— Мне очень жаль, но вы должны понимать, что как преступник вы не можете давать показания.
Она пожала плечами, повернулась и вышла из зала суда. Проходя мимо стола защиты, она наградила меня горьким взглядом. За это я ее не винил. Но никто не говорил, что жизнь справедлива.
— Следующий свидетель? — спросил судья Клоук.
Клатчетт бросил на меня беспокойный взгляд. — Я вызываю Эвана Байрона.
Эван Байрон когда-то был богатым и щедро отдал свое состояние общине. Это был его последний подарок, который доставил ему неприятности.
— Недопустимо, — сказал я.
— Это налоговая вещь? — спросил Клатчетт.
— Да. Эван в порыве религиозной щедрости пожертвовал все свои активы, вплоть до последнего фартинга, в провинциальный налоговый совет и заявил пожертвование в качестве благотворительного подарка. Но он превысил предел франшизы на благотворительность, а превышение было запрещено. Правление потребовало от него уплаты налогов. Плюс проценты и штрафы. Он не мог заплатить. Фактически он отбыл год и один день в Хобан Пен за налоговое мошенничество.
— Недопустимо, — согласился Клоук. — Следующий?
— Я вызываю госпожу Доллкин.
Он осторожно провел ее через ужасающие моменты того утра перед гастрономом Гаршмейера, а затем передал ее мне для опроса.
— Просто пара коротких простых вопросов, госпожа Доллкин. Я приятно улыбнулся, но она нисколько не была одурачена. Она посмотрела на меня с подозрением. — Вы никогда не видели его лиц, не так ли?
— Нет, конечно, нет. Как я могла? Он смотрел в сторону.
— Конечно. Но позже, возможно, вы выбрали его из шеренги в полиции?
— А... из шеренги?
— Ну, знаете, когда выстраивают шестерых или семерых мужчин, заставляют их отвернуться, снять штаны, и вы смотрите, чтобы узнать того, кого видели второго июля?
Она густо покраснела. — А, вы имеете в виду, показать их...?
— Точно, госпожа Доллкин, показать их зады.
— О боже, нет!
— Но, возможно, констебль Пэкл показал вам файл Интерпола, содержащий правонарушителей, демонстрирующих обнажённые ягодицы, с голограммами всемирно известных нарушителей?
— Интерпол? Нет...
— Он просто сказал, идти домой? Он даст вам знать, когда явиться в суд?
— Да, сэр, это все, что он сказал.
Я удивленно покачал головой. — Больше ничего.
— Еще свидетели? — спросил Клоук.
Клатчетт вызвал констебля Пэкла. Конечно, Нед не был свидетелем, и я не позволил ему много говорить напрямую. Клатчетт сдался и отдал его мне на растерзание.
— Констебль, — сказал я, — вы можете водить вашу машину со спущенными штанами?
Он задумался. — Нет.
— Больше ничего, — сказал я.
— Есть еще свидетели, господин прокурор?
— Да, Ваша Честь. На этот раз он излучал победу. — Я вызываю госпожу Ванду Нагель.