Искатели магических сокровищ гуськом поднимались все выше по узкой лесной тропе. Над головами их высились величественные вершины, покрытые белоснежными шапками. Лучи солнца, восходящего за спиной у путешественников, играли на снежных склонах и окрашивали их радостным золотисто-розовым сиянием. Казалось, перед путниками приветственно распахиваются ворота в какой-то сказочный мир — мир, где царит вечный праздник и исполняются все желания.
«Ведьма»-проводница ехала впереди верхом на Топотуне; Урфин, с дремлющим филином на плече, шагал рядом. Они негромко разговаривали — и разговор их звучал престранно и заставил бы призадуматься марранов, если бы кто-нибудь из них подошел поближе и расслышал хоть пару слов.
- …Но как этому научиться? Люди и волшебники — совсем разные, вроде как волки и саблезубые тигры. Волк может объявить себя тигром, может даже натянуть тигриную шкуру, но никогда не станет тигром по-настоящему.
Как видно, король Волшебной страны совсем позабыл о том, что должен притворяться колдуном и даже богом. Или, быть может, считал, что с ней притворяться не нужно?
- Все так говорят, - проговорила наездница. - Но любопытно, кто сказал это первым? Не сами ли волшебники — чтобы люди не овладели тайными знаниями и не заставили их поделиться властью?
И, обернувшись к нему, улыбнулась открыто и чуть-чуть насмешливо. Солнечные лучи, пронизывая ее легкий наряд, смутно обрисовывали очертания стройного девичьего тела, расплавленным золотом играли в волосах, короной уложенных вокруг головы. Сейчас она выглядела взрослее, чем вчера — и намного красивее.
- Мне думается, магия есть во всем. В земле, превращающей мертвые семена в цветущий сад. В течении рек, в порывах ветра, в сверкании молний, в этих солнечных лучах… И, конечно, в душах людей. Она везде — нужно только разглядеть ее и разбудить.
- Что же, по-твоему, и во мне есть магия? - недоверчиво усмехнулся Урфин.
- Конечно! - просияла она. - Еще какая!
- А в тебе?
Девушка загадочно пожала плечами, с неопределенной улыбкой глядя куда-то вдаль, на блистающие вершины гор.
Лишь одно существо в отряде двигалось вперед без всякой охоты. Это был Топотун.
Оживленный волшебным порошком, медведь не был живым в полном смысле слова. Таким созданиям в Волшебной стране уготована странная участь: многие виды волшебства на них не действуют — но, с другой стороны, силы и возможности их очень ограничены. И сейчас простодушный медведь ясно чувствовал опасность — но не понимал ее природы и не знал, что с этим делать.
Он знал одно: что-то очень неправильно. С самого утра. Может быть, даже раньше.
Хозяин уступил этой девчонке свое место, а сам идет пешком. Она разговаривает с ним, как с равным, и ни разу не сказала «ваше величество» - обычно король такой бесцеремонности не спускает. А сейчас ему как будто все равно. Говорят они о каких-то странных вещах, которых Топотун не понимает: она больше говорит, он больше слушает — тоже совсем на него не похоже. И вид у него при этом какой-то… непривычно расслабленный, умиротворенный…
Ну и что такого? Радоваться надо, что хозяину хорошо!
Топотун и радуется. Вот только… не выходит радости. Что-то не так! Неужели хозяин — такой мудрый, такой проницательный — сам не замечает?!
Чего?
Ну… хотя бы того, какая она тяжелая — эта хрупкая, совсем невесомая на вид человеческая девушка.
Как ему это заметить, дурень? Ведь не он везет ее на спине!
Топотун покосился на филина. Гуамоко дремал, как и положено его народу при свете дня; время от времени он приоткрывал сонные глаза — но, по-видимому, тоже ничего необычного не видел и не замечал.
Будь у Топотуна мозги, хотя бы из иголок и булавок — он мог бы сопоставить факты и сделать выводы. Будь сердце, хотя бы из красного бархата — быть может, он бы сердцем почуял, что происходит, и принял правильное решение. Но у него — ни сердца, ни мозгов: только шкура, опилки и беззаветная преданность.
Медведь не понимал, что происходит, и не знал, как поступить. Лишь всем своим существом ощущал, что каждый шаг приближает его обожаемого повелителя к гибели.
========== Глава 3: В логове колдуньи ==========
Три или четыре мили спустя дубовые и кленовые леса сменились сумрачным еловым бором. Здесь стоял вечный полумрак и тишь: ни пения птиц, ни шороха мелких зверьков — лишь откуда-то издалека доносилось мелодичное журчание ручья. Подлеска почти не было, и ноги путников утопали в мягком ковре бурой опавшей хвои. Словно в покинутом храме или на кладбище, здесь хотелось идти бесшумно и говорить вполголоса.
Мрачноватая атмосфера горного леса подействовала даже на марранов: солдаты уже не держали строй, не топали во всю мощь своих ножищ, не пытались горланить песни — они шли, сбившись в кучку и о чем-то тревожно перешептываясь между собой.
«Ведьма»-проводница тоже призадумалась и погрустнела.
- Может быть, она была не такой уж плохой, - сказала она вдруг — и, встретив вопросительный взгляд Урфина, пояснила: - Фея Келемринда. Что мы вообще о ней знаем? Нам известно — и то по слухам — что она делала, но ведь неизвестно, почему и зачем.
- А ты знаешь хоть одну уважительную причину закусывать детьми и воровать лица у девушек?
- Конечно. - Девушка блеснула вызывающим взглядом из-под ресниц. - Допустим, твоя могучая армия стоит у стен Изумрудного города. Но, чтобы взять город, придется съесть младенца. Если этого не сделать, тебя разобьют. Как ты поступишь?
Если она рассчитывала этим вопросом поставить его в тупик, то просчиталась:
- Мой младенец, - усмехнулся Урфин, - будет очень похож на настоящего, но изготовлен из нежнейшей ветчины.
Филин у него на плече разразился скрипучим хохотом, как видно, вспомнив колбасных мышей и шоколадных пиявок на пирах в Изумрудном дворце.
Девушка поджала губы.
- Что ж, тоже выход, - протянула она, - для того, кто согласен довольствоваться подделкой… - И вдруг воскликнула совершенно иным тоном: - Вот мы и пришли! Пещера там, на другой стороне!
Лес обрывался на краю глубокого ущелья; по дну его, далеко внизу, серебристой лентой вился ручей. На другой стороне склон уходил круто вверх — и там, в окружении колючих зарослей, темнела дыра в земле, фута в четыре высотой. Пара острых камней у входа придавала ей сходство с раззявленной клыкастой пастью.
- Я перебиралась туда по стволу упавшего дерева, шагах в пятистах отсюда, - объяснила проводница.
…Гуамоко, отправленный на разведку, не возвращался так долго, что искатели сокровищ забеспокоились. Когда же наконец появился — пребывал в таком волнении, что эту важную и гордую птицу трудно было узнать. Летел он каким-то сумасшедшим зигзагом, а, приземлившись, еще некоторое время не мог отдышаться и изъяснялся нечленораздельными возгласами на смеси человеческого и птичьего языков.
Вход в пещеру и сама пещера, сообщил он, вполне безопасны. Судя по общей сохранности обстановки, прежде там стояли охранные заклятия, но срок их действия истек не меньше полусотни лет назад. Внутри обитают только летучие мыши и разные мелкие лесные твари. Единственное — запах… дышать там, конечно, лучше через листья дерева рафалоо — и очень, очень жаль, что в здешних местах это дерево не растет.
Что же касается сокровищ, то… о! О-о-о! Все не так, как они ожидали — намного лучше! На себе все это не унесешь, нет-нет, исключено. Надо послать за подводой. А лучше за двумя. И непременно захватить дерюгу и солому для упаковки — там много хрупких предметов. Например, зеркало для предсказаний, и набор ритуальных кубков из горного хрусталя, и еще этот странный прибор, похожий на астролябию. Если Гуамоко верно понимает, что это такое, то… О сундуках, набитых золотом и драгоценными камнями, и говорить не стоит — только столь грубые и материалистичные существа, как люди, могут высоко ценить этот мусор — но да, есть и они. А книги, книги! Пусть саблезубый тигр проглотит его на этом самом месте, если он не видел там, на второй полке сверху, утерянный оригинал «Некро…»
Филин еще говорил — а двое марранов, повинуясь приказу короля, уже отправились в деревню за подводами, а остальные сменили мечи на топоры и принялись валить деревья. Через пару часов через ущелье протянулся мост, собранный из четырех поваленных стволов, неказистый, но прочный и устойчивый: подвода не проедет, но человек с тяжелым мешком вполне пройдет.
Едва мост был готов, «ведьма» ступила на него первой и легко перебежала на ту сторону. Новая непочтительность — и снова король, привыкший везде быть первым, этого словно не заметил.
Урфин уже шагнул на мост, когда Топотун, наконец решившись, схватил его зубами за плащ и потянул назад.
Король раздраженно обернулся — но лицо его смягчилось, когда он увидел своего верного слугу в неподдельном ужасе. Огромный медведь дрожал как лист, шерсть его стояла дыбом.
- Повелитель, - пробормотал он, запинаясь, - не ходил бы ты туда!… Мне страшно! Эта злая колдунья… она какая-то уж слишком злая!
- Ты тоже поверил в эти деревенские байки? Келемринда умерла семьсот лет назад, глупый ты зверь. Да и я — не младенец, и кто попробует меня сожрать, рискует обломать себе зубы! - Урфин потрепал медведя по холке. - Все нормально, Топотун. Я скоро вернусь.
И уверенным пружинистым шагом двинулся через пропасть к пещере, так похожей на разверстую пасть чудовища.
- «Изменение Пути: теория и практика»… - бормотал Гуамоко себе под нос. - «Предсказания горя»… нет, скорее, «зла». Или «Злые пророчества»? «Подробная карта страны..» Нет, кажется, это переводится как «мир»… значит, «Подробная карта Мира Вверху и Мира Внизу, с описаниями и гравюрами, составленная…» Хм! Смотри-ка, повелитель, оказывается, в свободное от пожирания детишек время наша любезная хозяйка занималась научной работой!
- И что это за миры? - поинтересовался Урфин, без особого энтузиазма отрываясь от причудливой шкатулки резного черного дерева.
Он хорошо понимал, к чему клонятся все эти восторги: сейчас хитрая птица докажет как дважды два, что библиотека колдуньи имеет непреходящую ценность для потомков, а следующим шагом потребует основать какой-нибудь «Королевский Фонд изучения наследия Келемринды», себя назначит директором и примется выбивать из казны ставки — не только для самого себя, это бы еще ладно, но и для всех своих двоюродных дядюшек и троюродных племянников.
- Вот это нам и предстоит выяснить! - отвечал Гуамоко, полный исследовательского рвения. - Перехожу к полке номер три…
Факел, закрепленный в ржавом настенном канделябре, неимоверно трещал и чадил, но света давал достаточно. Впрочем, Гуамоко и не нуждался в освещении.
Не желая сидеть сложа крылья в ожидании подводы, филин принялся составлять опись найденных в пещере интеллектуальных богатств. Он сидел, вывернув голову под каким-то невозможным углом, на покосившейся книжной полке, долго и мучительно разбирал заглавия на корешках, выведенные затейливой древнеарахнидской вязью, а потом, сжав в лапе грифель, заносил их в список — такими каракулями, которых никто, кроме него, разобрать не мог. И, похоже, был совершенно счастлив.
Девушка почти сразу скрылась в боковом помещении, где у Келемринды, по всей видимости, располагалась гардеробная. Одному Гуррикапу известно, что она надеялась там найти, среди истлевших тряпок и в почти полной темноте.
Только сам Урфин не находил себе места. Бродил по пещере, брался то за одно, то за другое, разыскивая что-нибудь вроде той подвески с пламенем внутри — но ничего похожего не находил. Странных предметов вокруг было множество; и многие из них, несомненно, представляли не только материальную, но и магическую ценность — но в его руках оставались пусты и немы.
Пещера Келемринды дразнила его горячечными мечтами. Что, если бы, в дополнение к мощной армии, в руках у него оказалась магическая сила и власть? Тогда он подчинил бы себе не только Волшебную страну — что Волшебная страна! Урфину уже мерещилась экспедиция в Мир-За-Горами. Словно наяву, видел он самого себя восседающим на спине смертоносного железного дракона… и тут же услужливое воображение показывало, как Великан-из-за-Гор — тот самый, что когда-то так жестоко его унизил — с перекошенным от страха лицом бежит, ковыляя и спотыкаясь на своей деревянной ноге, но его нагоняет огромная тень драконьих крыльев…
Не только он — и девчонка Элли, и гордячки Виллина и Стелла, и все, все узнают Урфина Джюса!
Непобедимое оружие, несокрушимая власть, такая мощь, какую обычный человек и вообразить себе не может — все это здесь, у ног столяра из Когиды! Совсем рядом — только руку протяни…
И все же — недостижимо. Мечта о волшебной силе дразнит его и ускользает. Есть вещи, которых не изменить. Он — не бог и не волшебник. Жевуном родился, жевуном помрет. В самом лучшем случае, разберется в том, как работают две-три магические штучки, научится ими пользоваться — так же, как обезьяна у балаганщика на ярмарке «умеет» спички зажигать. Будет и дальше дурачить простодушных марранов — ведь даже жевуны с мигунами уже не ведутся на его фокусы…
Но все же… что, если…
Что, если она права?
- Смотрите, что я нашла! - послышался звонкий девичий голос, и в сокровищнице, легка на помине, появилась «ведьма». В руках она держала диадему удивительно тонкой работы: вокруг серебряного обруча сплетались малахитовые побеги плюща и остролиста.
- Наверное, это ее корона! - и, недолго думая, девушка принялась пристраивать диадему себе на голову.
- Гуамоко, - сказал Урфин, - будь другом, слетай посмотри, что творится в лагере. Что-то солдаты там расшумелись.
В самом деле, в последние несколько минут со стороны входного проема доносился шум и отдаленные голоса.
Филин, против обыкновения, не стал ворчать и препираться — он послушно исчез, оставив повелителя и девушку вдвоем.
- Мне идет? - поинтересовалась девушка. Она уже водрузила диадему поверх косы и теперь стояла под факелом, кокетливо поворачивая голову так и этак. Тень на стене повторяла все ее движения — только с легкой, едва заметной глазу задержкой.
- Красиво, - одобрил Урфин. А потом, почти без паузы, спросил: - Кто ты?
Девушка ответила ему долгим вопросительным взглядом, впрочем, не слишком удивленным. Стало вдруг очень тихо — только где-то в глубине пещеры капала вода.
- Ты очень постаралась меня обольстить и заморочить мне голову. - «И тебе это почти удалось», - мысленно добавил он. - Все это хлопанье ресницами, улыбочки, прозрачная тряпка вместо платья, туманные обещания сделать меня волшебником… Хорошая попытка. Но, извини, я все-таки не слепой и не тупой. Я вижу, что ты не обычный человек. Может быть, и не человек вовсе. Кто ты такая?..
«…и что тебе от меня нужно?»
Нет. Первое правило переговоров — не показывать заинтересованности. Что ей нужно — пусть сама скажет. А потом поговорим о том, что нужно мне.
В хорошеньком личике девушки что-то неуловимо изменилось. Тень за спиной, больше ей не нужная, начала бледнеть, выцветать — и через пару секунд исчезла. А сама она, склонив голову, смотрела на Урфина так, словно видела его впервые. Точнее, быть может, словно впервые как следует разглядела этого широкоплечего, жилистого человека с сильными руками рабочего, с взлохмаченной черной шевелюрой, густыми бровями, сросшимися на переносице, с резкими, неправильными, но выразительными чертами лица, с тяжелым взглядом глубоко посаженных глаз. Человека, который сейчас старается казаться спокойным, однако напряжен, как струна. Раздув ноздри, она вдыхала аромат его эмоций: сложный узор из волнения, надежды, любопытства и страха, и жгучую жажду силы и власти, и кое-что еще… О-о, что за наслаждение! А ведь она еще даже не начала!..
- Какой же ты сильный! - вырвалось у нее. - Впервые встречаю человека, на которого мои… - Но, заметив его нетерпеливое движение, она оборвала себя: - Хорошо, хорошо. На прямой вопрос — честный ответ.
Однако еще медлила, явно наслаждаясь моментом откровения и желая его растянуть.
- Крестьяне Фиолетовой страны, - начала она негромко и вкрадчиво, - разумеется, как и любые крестьяне, грубы, косны, невежественны и склонны к предрассудкам. Однако интуиция у них работает хорошо — и довольно часто они бывают правы. А вот тот, кто не верит «бабьим сказкам» и всему ищет разумные объяснения, частенько ошибается. Видишь ли, он слишком много думает. Думает, что ведьм не существует. Что мертвые не возвращаются. Что злая фея — всегда старуха. Что хрупкая девушка не может представлять опасность для взрослого сильного мужчины… - Она раскинула руки, и диадема на ее голове засветилась тусклым сероватым свечением. - Приветствую тебя, повелитель людей, в моих древних владениях!