Грехи отцов - Nataly_


========== Пролог ==========

Бескрайний Божий мир сузился до спальни, кухни и недолгих прогулок во дворе. Полтора десятка шагов — и он начинал задыхаться, перед глазами плыли круги, и Мэгги или Гленн, с привычной страдальчески-заботливой гримасой, вели его под руку к подъезду. В одиночку Хершел Грин давно уже не выходил из дома.

Ему повезло, так говорили врачи. Боли не было — лишь слабость, одышка и давящая тяжесть в груди. Иногда он думал: уж лучше бы было больно.

Даже небо стало другим — серым, низким, постоянно пасмурным; и, молясь, Хершел уже не чувствовал прежней радости. Словно давящая серая хмарь, опустившись ему на голову и на сердце, раз и навсегда отделила от Бога.

Синий шатер небес превратился в застиранную серую тряпку; от семьи Грин, большой и дружной, осталась выцветшая фотография на прикроватном столике. Подолгу рассматривал он этот снимок, вглядывался в лица жены и детей, словно пытался в них найти разгадку.

Аннет, его любовь, веселая и шумная хлопотунья Аннет, над которой, казалось, время было не властно, теперь в могиле. Сын Шон на базе ВВС на Филиппинах, изредка звонит и обещает прилететь на Рождество… вот только вряд ли Хершел доживет до следующего Рождества. Старшую дочь упрекнуть не в чем — грех Бога гневить, она добра и заботлива, навещает больного отца почти каждый день; но во встречах их чувствуется что-то принужденное, вымученное, чему ни Мэгги, ни сам Хершел не могут подобрать названия. Как будто при их разговорах молчаливым свидетелем присутствует кто-то третий — и оба стараются об этом не вспоминать, но помнят.

И младшая дочь — его ангел, его сокровище, драгоценный дар Господень. Чистая, светлая девочка. Его Бет…

Нет больше и фермы — фермы, которую Хершел унаследовал от отца, а тот от деда. Земля досталась по дешевке соседям; дом вместе с флигелем и амбарами купили какие-то городские, муж и жена. Прежде Хершел содрогнулся бы при мысли, что в его доме будут жить чужие люди; теперь даже не захотел с ними встретиться, все переговоры и распоряжения оставил Мэгги и Гленну. Дом опротивел ему, как и все остальное.

Невыносимо медленно тянулись дни, неотличимые друг от друга. Он пробовал читать и скользил глазами по страницам, но не понимал ни слова; пересматривал любимые старые фильмы, однако мелькание черно-белых кадров и театральные голоса актеров казались теперь какой-то дьявольской насмешкой над реальностью. Открывал наугад Библию, но всякий раз в глаза ему бросались странные и тревожные строки. Снова пытался молиться — и молитва не приносила облегчения.

Взяв со стола фотографию, снова и снова всматривался он в лицо младшей дочери. Здесь ей пятнадцать лет. Нежное, почти детское личико с мелкими чертами, не красивое, но дышащее неизъяснимой прелестью. Водопад непокорных золотистых волос, мечтательная улыбка. Огромные, широко распахнутые глаза, словно эта юная девушка, едва вступающая в жизнь, с восторгом смотрит на мир и никак не может насмотреться…

Бет, родная, ненаглядная Бет! Ради нее он, не колеблясь, отдал бы и жизнь, и душу. Почему же теперь она не приходит даже во сне?

— Ты же знаешь, — шептал он, гладя дрожащими старческими пальцами фотографию, — это ради тебя. Только ради тебя. Я должен был тебя спасти!

Но серая хмарь за окном и серая хмарь в груди отвечала ему только молчанием.

***

Шурша шинами по гравию, автомобиль преодолел горбатый мостик через ручей, въехал в открытые ворота и, проехав по аллее с аккуратно подстриженными кустами, мимо флигеля и небольшого искусственного пруда, остановился у крыльца большого дома.

Не дожидаясь, пока Филип выйдет и откроет ей дверь, Андреа распахнула дверцу сама и выскочила из машины — после долгой поездки ей не терпелось размять ноги. Прошла несколько шагов, с наслаждением потянулась. Огляделась кругом.

Двухэтажный дом с двускатной красной крышей — их новый дом — высился перед ней на пригорке, освещенный ласковым предзакатным светом. Солнечные лучи, играя на беленых стенах, придавали им теплый розовато-золотистый отсвет. Блестели чисто вымытые окна — как видно, миссис Пелетье не пожалела сил, наводя здесь порядок к приезду новых хозяев. Глубокую, непривычную для городских жителей тишину нарушало лишь отдаленное тарахтенье трактора.

Даже воздух здесь был совсем не такой, как в Атланте: чистый и сладкий, напоенный ароматами земли и молодой травы, воздух, который хочется вдыхать полной грудью.

— Как же здесь хорошо! — вырвалось у Андреа.

Позади послышался щелчок открываемого багажника. Филип неслышно подошел сзади, опустил на траву тяжелые чемоданы. С сияющей улыбкой Андреа обернулась к мужу — и тот медленно, словно вопреки какому-то внутреннему сопротивлению, улыбнулся в ответ; но улыбка не разгладила горькую складку в углу рта, и взгляд темных глаз остался холодным, непроницаемым.

Как мечтала Андреа навсегда стереть с его лица эту тень! Разгладить следы утрат поцелуями, зажечь свет в глазах! Быть может, здесь, на новом месте, где ничто не будет напоминать ему о прошлом…

— Не пожалеешь? — спросил он, переводя взгляд на дом. — Не скажешь потом, что я вырвал тебя из привычной жизни и запер в глуши, в каком-то замке Синей Бороды?

— Что-то не вижу у тебя никакой бороды! — протянула она, шагнув к нему. — Хотя… дай-ка потрогать…

А через несколько секунд, когда они оторвались друг от друга, ответила всерьез:

— Нет, едва ли. Конечно, здесь непривычно, но… только посмотри на этот дом! Красная крыша, труба, ставни, как в сказке. Мне кажется, в таком месте просто нельзя быть несчастными! Как ты думаешь?

— Верно, милая, — словно эхо, откликнулся он. — Мы будем здесь очень счастливы.

Рука об руку подошли они к дому — высокий темноволосый мужчина и белокурая женщина. Андреа первой взбежала на крыльцо, обернулась в поисках ключа.

— Под ковриком, — подсказал ей Филип.

Андреа нагнулась и нашарила под ковриком металлический стерженек. Ключ, зажатый между пальцами, показался ей очень холодным, почти ледяным — странно для жаркого летнего дня; и, поворачивая его в замочной скважине, Андреа вдруг ощутила, что и ей становится холодно.

Тревожно.

Что, если она… они совершили ошибку?

— Подожди-ка! — окликнул ее муж.

В два широких шага оказался рядом — Андреа все никак не могла привыкнуть к тому, как быстро и бесшумно он ходит — и подхватил ее на руки. Андреа взвизгнула, но в следующий миг рассмеялась и, обняв его за шею, уткнулась лицом в грудь.

— Добро пожаловать домой, миссис Блейк!

Он толкнул дверь плечом и, со смеющейся женой на руках, перешагнул порог. Тяжелая дубовая дверь захлопнулась за ними.

========== Глава 1 ==========

Три месяца спустя

Старенький «пикап» с аляповатой эмблемой на борту съехал с шоссе и, подскакивая на ухабах и громыхая всеми своими частями, помчался по извилистому проселку. На каждом повороте сзади подпрыгивали и гремели сумки с металлоломом, который Мерл Диксон гордо именовал «аппаратурой».

Сам Мерл, небрежно крутя руль одной рукой, второй облокотился на открытое окно и курил, стряхивая пепел на дорогу. Пепельница на приборной доске была уже полна с горкой, и вокруг рассыпались серебристые облачка. Из динамиков, перекрывая рев мотора, доносился визг электрогитары и пронзительный голос вокалиста: Брайан Джонсон хвалился своим большим, очень большим стволом.

Дэрил, мрачнее тучи, смотрел в окно, за которым расстилались сжатые поля.

— Да тебе и делать ничего не придется! — энергично жестикулируя сигаретой, говорил Мерл. — Ты мне там, можно сказать, для мебели. Просто молчи, глазами по сторонам зыркай и рожу делай кирпичом, вот как щас!.. Кстати, сестренка, а чего у тебя щщи такие постные?

Дэрил тяжело вздохнул.

— Я просто ни хера не понял, — ответил он, — на хрена я тебе вообще сдался там.

Мерл взмахнул рукой, рассыпав по приборной доске щедрую пепельную дорожку:

— Вот наградил Бог братцем-дебилом — все по десять раз объяснять приходится! Говорю же: Аксель, сука, напарник мой, присел на пятнадцать суток. И ведь говорил я мудаку усатому: не умеешь пить — пей дома один! А он… И тут как раз вызов. Че мне, одному ехать?

— Ну и ехал бы один.

— Да ты у себя в лесу совсем долбанулся! Как фирма-то у меня называется, помнишь?

Увы, это Дэрил помнил слишком хорошо! И картинку на борту «пикапа»: весьма схематичное изображение страшилища в белой простыне — и немыслимо, неописуемо пафосно-идиотскую подпись под нею.

— «Бригада «АНТИПРИЗРАК»! — подняв палец кверху, торжественно произнес Мерл. — И что за бригада в одно рыло?.. Лучше спасибо скажи, что я тебя вытащил. На людей хоть посмотришь, себя покажешь, а то совсем одичал, скоро говорить разучишься и на четвереньках бегать начнешь!

«Вообще-то могло быть и хуже», — не слишком убедительно говорил себе Дэрил, упорно глядя в окно. Да, бывало в их с Мерлом жизни и гораздо хуже! По крайней мере, сейчас по машине (будем надеяться) не рассованы свертки и пакетики с дурью, а на хвосте у них не висят ни копы, ни латиносы из конкурирующей банды.

И все же он чертовски жалел, что, услышав телефонный звонок, снял трубку. Или что не вернулся домой с охоты немного позже. Дней этак на четырнадцать.

— Ты вообще радоваться должен, — словно прочтя его мысли, продолжал Мерл. — Сколько ты мне мозги ебал: «Завязывай с наркотой, пока опять не сел! Завязывай, а то…» Ну вот. Завязал. Теперь не сяду.

— Ага, будто за мошенничество у нас не сажают!

— А где мошенничество-то? — с видом оскорбленного достоинства парировал Мерл. — В чем? Ты не думай, я, прежде чем фирму открывать, побазарил с прошаренным одним товарищем. Все ровно у меня. Оказание услуг… этих… религиозного характера. Все по закону, и прикинь, даже налоги платить не надо!

— Развод же, — тоскливо сказал Дэрил.

— Ничего не знаю. Клиенты довольны, никто не жалуется.

Мерл отпустил руль, с хрустом потянулся, отчего «пикап» опасно вильнул на неровной дороге, и продолжал:

— У нас кто клиенты-то? Тетки одинокие, по большей части. Или деревенщина дремучая, знаешь, из таких, у кого до сих пор телевизор — орудие Сатаны. А им много не надо. Сидит такая старая перечница одна-одинешенька. Муж помер, дети разъехались кто куда — если вообще были. Соседи ближайшие в пятнадцати милях, магазины да киношки еще дальше. Ладно, в воскресенье в церковь съездит, а всю неделю чем заниматься? Только кота наглаживать, в телек пялиться да подыхать со скуки. Вот и начинаются у нее ночные шорохи и странные стуки на чердаке. И кто ее спасет? — и он расплылся в ухмылке до ушей. — Мерл Диксон, охотник за привидениями, спешит на помощь!

«Это все хорошо, — думал Дэрил, — вот только сейчас — сам говорил — едем мы не к старой перечнице, а к каким-то городским. Которые хрен знает что забыли в наших ебенях, и уж совсем непонятно, с какой радости вздумали тут гонять чертей. И хваленое обаяние Мерла на них вряд ли подействует».

— Хотя случаи разные бывают, — добавил Мерл. — Вот была однажды история — умора! Короче, фермеры, муж с женой и дочка на выданье. Мужик суровый такой, борода лопатой, куда ни плюнь — все грех. Семью застращал совсем. Вот только, что ни ночь — дома у них духи шалят. Мебель грохочет, посуда летает, словом, полный кавардак. Как стемнеет — фермер со старухой своей запираются в спальне, всю ночь дрожат, молятся и наружу выглянуть боятся. Ну, я чин чином, расставил по дому антипризрачные приборы…

— Металлолом этот твой, что ли?

— Че сразу металлолом? — обиделся Мерл. — Камеры вот настоящие. И даже работают! Иногда, знаешь, ночью такое можно увидать… Короче, спалил я этих «духов». К девке, вишь, ебарь в окно лазил — вот они вдвоем и пугали родителей, чтобы те по ночам носу из спальни не высовывали!

— И что ты сделал?

— Ну, а че тут делать? Отвел девку в сторону и поговорил по душам. Так и так, говорю, кранты теперь и тебе, и Ромео твоему. Духи такого неуважения не прощают! Ну разве только… если вы мне сверху приплатите, может, попробую с ними договориться!.. А предкам ее потом офигенную телегу толкнул, два часа сочинял: мол, дом ваш стоит на старом индейском кладбище, захоронен здесь пиздец какой сильный шаман. Он-то и куролесит. Креста и святой воды не понимает, и упокоить его нельзя никак. Но ничего — он безобидный, людям не вредит, вы, типа, просто по ночам не выходите — и все будет зашибись! Или другой был случай — вот щас вообще упадешь: короче, дедок один, самогонщик, до того допился, что…

— Слушай, Мерл, — перебил его вдруг Дэрил, — а ты настоящих встречал?

— Чего? Кого настоящих?

— Ну… призраков, — пробормотал Дэрил себе под нос, снова отворачиваясь к окну. Он уже предчувствовал, что об этом вопросе немедленно пожалеет.

И правильно предчувствовал. Мерл вытаращил на него глаза, а затем заржал от души — так, что под сиденьем что-то задребезжало, а «пикап» нырнул вбок и едва не съехал в придорожную канаву.

— Ну ты даешь! — восклицал он сквозь смех. — Брат-идиот — горе в семье! Дивитесь, люди: четвертый десяток разменял, а в привидений верит! В Санту тоже веришь до сих пор, горе луковое?

— Да пошел ты! — привычно откликнулся Дэрил. Может, ответил бы и грубее, но в этот миг что-то за окном привлекло его внимание.

Слева промелькнули высокие, блестящие на солнце башни элеватора, а затем «пикап» вылетел на перекресток. «Ферма Грина 4 мили» — гласила надпись на указателе, и под нею стрелка, указывающая на поворот.

— Ага, нам сюда… На что любуешься, Дэрилина?

«Пикап» нырнул в лощину между двумя невысокими холмами, и дом, на который смотрел Дэрил, на несколько секунд скрылся из виду. Но скоро появился снова: двухэтажный белый дом с красной крышей, из тех, что строили в этих краях на рубеже веков — чистенький, аккуратный, словно пряничный домик из сказки.

Дэрилу, когда мелким был, казалось, что в этих чистеньких фермерских домиках, куда ребят вроде него и на порог не пускают, и жизнь должна быть какая-то особенная — как в телевизоре. Что там всегда тепло, на кухне вкусно пахнет свежевыпеченным хлебом, и за ужином вся семья собирается за столом, накрытым клетчатой скатертью. По углам не валяются пустые бутылки, никто не орет пьяным злым голосом, не матерится, не лупит тех из домочадцев, что не успели убежать… Что взять с мальца! Когда подрос, Дэрил понял: где-то почище, где-то погрязнее, но люди везде одинаковые. И лучше от них держаться подальше.

Сделав опасный вираж, «пикап» пронесся по хлипкому горбатому мостику и въехал в приоткрытые ворота. Мимо промелькнула невысокая темная постройка, вроде флигеля, аккуратно подстриженные кусты, зеленеющая лужайка, мощеные дорожки. Темная клякса среди травы — небольшой искусственный прудик. И снова справа вырос дом: теперь он нависал над машиной, занимая почти все поле зрения; в оконных стеклах пылал закат.

Тихая добропорядочная обитель нескольких поколений фермеров. Ровно ничего странного, пугающего, настораживающего… вообще ничего особенного. Дом как дом. Но почему-то Дэрил все смотрел и смотрел на него, чувствуя, как гулко, тяжело бухает в груди сердце — смотрел и не мог отвести взгляд.

========== Глава 2 ==========

Голубые глаза — вот первое, что заметил в ней Дэрил.

У женщины, открывшей им дверь, были стриженные, с сильной проседью волосы, неожиданно молодое лицо и яркие голубые глаза. И пристальный взгляд, вопросительный и тревожный.

При встречах с новыми людьми Дэрил всегда терялся, не понимал, что сказать и куда девать руки, а под этим вопросительным, словно чего-то ждущим взглядом незнакомки и вовсе застыл столбом. По счастью, рядом был Мерл.

— Вечер добрый! — бодро начал он, включая на полную мощность пресловутое Диксоновское обаяние. — А мы к вам по вызову! Вы, что ли, будете миссис Блейк?

Женщина, словно очнувшись, торопливо отвела взгляд от Дэрила. Вся как-то съежилась.

— Нет-нет, — забормотала, обращаясь то ли к полу, то ли к собственным перепачканным мукой рукам, — я… я тут просто… по хозяйству…

Но Мерл, окинув оценивающим взглядом ее седину, мешковатую старушечью кофту и фартук, видимо, сделал для себя какой-то вывод — и вдруг драматическим жестом выбросил ладонь вперед.

Дальше