На некоторе время Кадан и Силвиан остались вдвоём. И последняя не преминула воспользоваться случаем, чтобы завязать не слишком приятный для Кадана разговор.
Она поджидала Кадана в библиотеке, куда тот часто спускался после занятий пением, чтобы немного отдохнуть в тишине. Сама Силвиан не слишком любила читать и большую часть времени пропадала у себя, так что Кадан не ожидал увидеть её здесь.
— Простите, я ошибся дверью, — сказал он первое, что пришло в голову, и собирался уйти.
— А мне кажется — наоборот. Вы давно хотели поговорить со мной.
Кадан тяжело вздохнул и вошёл.
Он не мог бы сказать, что Силвиан не нравилась ему. Напротив, она была умнее тех придворных особ, которые обычно приходили в театр, чтобы посмотреть на него. Но в глазах её таился мрак, и, кроме того, Кадану она казалась вечным напоминанием о какой-то утрате, о том, чего у него быть не могло. Стоило ему взглянуть на неё, как он начинал испытывать злость.
— Если вы настаиваете, — он достал из тайника бутылку с вином и, наполнив бокал, опустился в кресло у окна. Закинул ногу на ногу и стал ждать.
Силвиан осталась стоять. Так она могла сверху вниз смотреть на него.
— Вы не думаете, — медленно сказала она, приближаясь к Кадану вплотную, — что ваши отношения с моим будущим мужем обречены?
Кадан повёл плечом.
— Боюсь, мадемуазель, вам никогда не понять мужской дружбы. Её не так-то легко разрушить.
— Пока вы молоды… может быть. Но пройдёт несколько лет — и он потеряет к вам интерес.
— Когда это случится, — уголок губ Кадана приподнялся вверх, — можете сказать мне, что предупреждали. А пока простите, у меня много дел.
Он залпом осушил бокал и встал.
Силвиан, оказавшаяся вдруг предельно близко, поймала его запястье и поднесла к глазам.
— У вас очень красивые руки, — сказала она задумчиво и улыбнулась.
— Благодарю. Вы не первая, кто мне об этом говорит.
— А хотите, я погадаю вам? Я умею читать по линиям судьбу.
И прежде, чем Кадан успел возразить, она перевернула его кисть и провела по ладони кончиками пальцев.
— Ваша линия жизни прерывается очень рано, — сказала она, — видите вот этот разрыв?
Кадан вздрогнул и посмотрел туда, где его кожи касались её пальцы.
— Она могла бы бежать дальше. Но вот здесь, — Силвиан проследила до нужного места ногтем, — её пересекает линия любви. Понимаете, что я хочу сказать?
— Да, — Кадан ловко вывернул руку из пальцев и, взяв её за плечи, быстрым движением развернул спиной к себе, а затем подтолкнул к окну. — А теперь я погадаю вам, — прошептал он в самое ухо девушке. Отпустив одно её плечо, он пальцем указал на яркую звезду высоко над горизонтом. — Видите эти огни на небе? Это древние боги смотрят на нас. Они смотрели на землю сотню, и две сотни лет назад. Они освещали Гревскую площадь, когда на ней сжигали еретиков. И они осветят костёр, на котором однажды сожгут вас.
Силвиан вздрогнула и попыталась отцепить от себя его руку — но этого не требовалась. Кадан уже отпустил её и зашагал прочь.
Рауль тем временем уже подъезжал к усадьбе, где проводил осень его отец.
Он оставил коня на попечение слуг и вошёл в дом, но не успел сделать и двух десятков шагов, когда поймал на себе цепкий взгляд злых голубых глаз.
— Неужели ты всё-таки соизволил повидаться с отцом, — услышал он.
— Я знал, что для этого мне придётся вытерпеть встречу с тобой, Луи, и потому тянул.
Луи де Даммартен, которому герцог де Ла-Клермон приходился опекуном, хотел ответить, но не успел.
— Хватит! — жёсткий голос разрезал тишину, и на пороге библиотеки, куда вела одна из дверей, появился их общий отец. — Рауль, я ждал тебя. Следуй за мной. Луи, я позову тебя через несколько минут.
Скрипнув зубами и проводив взглядом названого брата, отошедшего в сторону и устроившегося с книгой у окна, Рауль следом за отцом переступил порог.
Эрик, герцог де Ла-Клермон, занял место за массивным письменным столом. Взял в руки лежавший на нём листок и бросил его назад.
— Дворец, — произнёс он задумчиво, — я ещё мог понять. Но — прошение королю?
Рауль, не моргая, смотрел на него, будто вызов бросал. И наконец Эрик тоже поднял на него взгляд.
— Рауль, мы договаривались с тобой уже давно. Твои шлюхи не должны касаться семейных дел.
— Это не семейное дело. Это моё дело с королём.
— Ты сошёл с ума! — Эрик грохнул по столу кулаком, так что бумаги разлетелись в стороны. — Актёришка, Рауль! Ты пугаешь меня!
Рауль улыбнулся одним краешком губ.
— Боюсь, тебе трудно будет меня понять.
— Не сомневаюсь.
Эрик встал и прошёлся по комнате из конца в конец. Затем остановился в отдалении и заглянул Раулю в глаза.
— Рауль, обещай мне, что никогда не будешь драться из-за него.
— Что?.. — Рауль удивлённо посмотрел на него.
— Ты слышал меня. Если когда-нибудь тебе вздумается защищать его честь… Клянусь, я сам его убью.
— У меня и в мыслях подобного не было, отец.
Эрик долго смотрел на него.
— Надеюсь, что это так. И всё же…
— Слово чести, — быстро сказал Рауль, — я влюблён, но не сошёл с ума… чтобы драться из-за шлюх.
— Хорошо, — Эрик с облегчением вздохнул. Привлёк его к себе, обнял и поцеловал в висок, — я люблю тебя, Рауль. У меня всего двое сыновей. И ты сам знаешь, сколько вы значите для меня.
Рауль скрипнул зубами.
«Один, — подумал он, — у тебя один сын, отец». Но промолчал.
Едва он покинул комнату и отправился к себе, Луи вошёл в библиотеку и остановился на том же месте, где только что стоял Рауль.
Эрик долго, нахмурившись, смотрел на него, прежде чем спросить:
— Ты злишься на меня?
— Нет… отец.
Брови Эрика сошлись к переносице ещё тесней.
— Он никогда не слушает меня, — произнёс он, — никогда. Я боюсь, что однажды его нрав доведёт его до беды.
Луи молчал.
— Луи, прошу тебя, проследи за ним. Сделай так, чтобы с ним ничего не произошло.
— Вы просите меня шпионить за вашим сыном? — спросил Луи тихо и зло.
Эрик прикрыл глаза и глубоко вдохнул.
— Я прошу тебя защитить его. Если ты хоть капельку… — голос его дрогнул, и он осёкся, а закончил уже шёпотом, — хоть капельку любишь меня.
Луи закрыл глаза. Он знал, что произойдёт теперь.
Эрик подошёл вплотную к нему. Он вдруг оказался у Луи за спиной, хотя только что стоял напротив него.
Эрик опустил руки ему на плечо и запечатлел у самого уха лёгкий поцелуй.
— Ты представить себе не можешь, — прошептал он, — как много значит для меня то, что ты со мной.
Луи глубоко вдохнул, силясь унять подкатившую дрожь. Руки Эрика были нежными — но даже эта нежность причиняла боль.
Все те годы, что он принадлежал Эрику, он чувствовал, что-то, что происходит между ними — неправильно, запретно, что этого быть не должно.
Но он любил Эрика. Как любят отца и как любят того, кто дал тебе всё.
Он любил Эрика и хотел вознаградить за то, что Эрик любит его.
Герцог толкнул его к стене, и Луи едва успел выставить руки перед собой.
Опекун приподнял полы бархатного чёрного камзола, отделанного серебром, и вошёл — Луи всегда был готов для него.
Эрик двигался быстрыми рывками, вбиваясь в него, но куда большая жажда пылала в его руках, силившихся коснуться молодого любовника, прижать вплотную к себе, войти в него целиком.
— Я люблю тебя, — прошептал он.
Луи поймал его руку и молча прижал к губам.
========== Глава 7. Сновидения Париса ==========
Кони унесли Рауля в город в ту же ночь. Он лгал отцу, хотя тот не вынуждал его к подобному никогда. Рауль давно уже сошёл с ума — и сам об этом знал. Он готов был ползать у ног любовника или завоёвывать для него города — только бы добиться любви, которой так и не увидел до сих пор.
А Луи медлил с выездом, и причин тому было две.
Во-первых, он не хотел попадаться Раулю на глаза. С тех самых пор, как преждевременная смерть родителей вынудила Луи войти в дом де Ла-Клермон, он ненавидел юношу, которого вынужден был называть братом — так же, как сам Рауль ненавидел его.
И если ненависть Рауля могла найти объяснение в обычной ревности брата к брату: Эрик, сухой и сдержанный со всеми кругом, только с Луи позволял себе оттаять. Казалось, только с приёмышем он чувствовал себя легко. Хотя он, Рауль, его родной сын, всё это время был рядом и что было проще, чем довериться ему?
Они с Луи были одногодками. Луи не был ни старше, ни мудрей, и Рауль представить не мог, что объединяет его с отцом. Он злился, хулиганил, доводил до истерик слуг — только бы отец заметил его. Но отца всегда больше интересовал Луи.
И когда обоим мальчикам исполнилось по шестнадцать лет, именно его, Рауля, Эрик отправил служить в Париж — в то время как Луи оставил при себе.
Иногда Раулю казалось, что у Луи есть всё, чего нет и никогда не будет у него: семья, дом, отцовская любовь.
Рауль продолжал свои выходки, проматывал деньги как мог… Но всё, чего мог добиться от отца: «Постарайся, чтобы твои развлечения не порочили семью».
Он бросил службу в надежде, что это приведёт отца в ярость — но и это не помогло.
«Пожалуй, ты прав, — сказал герцог де Ла-Клермон, — времена мушкетёрства давно прошли».
Раулю оставалось, пожалуй, только одно — сбежать в Америку, снарядив собственный корабль, но он не успел. На улицах Парижа в пыльный летний день ему встретился безродный актёр, и Рауль обрёл новую цель.
И даже теперь отцу было всё равно.
Рауль не говорил об этом ни Кадану, ни кому-то ещё, но он несколько раз писал письма отцу. Он хотел, чтобы Эрик увидел то, что Рауль нашёл.