— Все верно. Я рада, дочь моя, что вы это усвоили. Думаю, вам стоит знать, что этот человек очень зол и опасен, что его стоит остерегаться. Равных ему в Талиге, а может быть и во всей Кэртиане нет.
Рейчел молча пожала плечами — откуда ей знать? А пугаться не выясненных до конца фактов не хотелось, это бессмысленно. Был бы Рокэ Алва настолько жесток и коварен, как про него говорят, то прислал бы отряды кэналлийцев для разрушения надорского замка и зверского уничтожения всех его жителей. Или велел бы забрать ее, Рейчел, а точнее герцога Ричарда Окделла в столицу, как заложника. Но ничего из этого не случилось, а значит, характер убийцы отца не так и ужасен. Однако смерть Эгмонта Окделла Рейчел не собиралась ему прощать.
— Я все поняла, матушка.
— Прекрасно, — отозвалась Мирабелла, чуть улыбнувшись и даже с легким теплом в голосе, что обычно было ей несвойственно. — Это был мой последний разговор с вами, как с дочерью, Рейчел. Теперь и всегда я буду обращаться к сыну.
— Хорошо.
— Ваши менторы говорят, что вы делаете успехи, и я рада тому. Вот только постарайтесь стать более успешным в фехтовании, это вам обязательно пригодится.
Достичь больших успехов в фехтовании, когда ему пытается обучить старый капитан Рут, почти невозможно, и они обе это понимали, однако Мирабелла Окделльская с каким-то жадным отчаянием надеялась, что ее старшая дочь все-таки сможет стать единственным сыном. И постепенно этой сильной верой прониклась и Рейчел. На протяжении следующих лет она вспоминала о том разговоре, и это придавало ей сил, уверенности в себе, гордости. Пока она знает основы фехтования и может худо-бедно защищаться, Надор не пропадет. Все-таки Дорак не настолько зверь, чтобы заняться истреблением северной провинции в будущем, когда у Окделлов уже появилась надежда на выживание.
Прошло пять долгих лет, и Рейчел Окделл привыкла к своей новой роли, привыкла отзываться на новое имя, говорить о себе в мужском роде, а позже и заматывать грудь бинтами. Одно давалось ей с трудом — смотреть, как младшие сестры остаются печальными девицам с жиденькими косами и бледными лицами, в то время, как она познает различные интересные науки и обучается фехтованию. Еще оказалось трудным не обращать внимания на пытку слабостью и болью внизу живота раз в месяц, особенно, когда нужно заниматься усерднее. Но и с этим испытанием девушка смогла справиться, и к тому моменту, как в Надор пришло письмо из столицы, не переживала из-за такой малости. Гораздо сильнее ее беспокоила возможность разоблачения, ведь в «загоне» Лаик оно куда более вероятно, чем в Надоре.
Мать ругалась с опекуном уже пятый день, а Рейчел не позволялось принимать участие в разговорах, поэтому ничего, кроме как подслушивать возле закрытой двери, ей не оставалось. И это удручало. Запуская пальцы в коротко стриженные и густые волосы, девушка кусала губы в ожидании неизбежного вердикта. Решать должен был Эйвон Ларак, как опекун Ричарда Окделла, но вдовствующая герцогиня давила на него, как могла. Что же в таком случае оробевшему перед натиском женщины, мягкотелому дядюшке оставалось делать, кроме как поджать губы и кивнуть, показывая свое согласие? Рейчел не могла этого видеть, но отчего-то очень хорошо представляла.
— Послушайте, герцогиня… Рейчел — слабая и болезненная девочка, она может только изображать герцога в Окделле, но ехать в кишащую навозниками столицу…
— Этого хочет Талигойя, граф. Этого хотел бы Эгмонт.
— Я еще понимаю, если бы письмо прислали юноше, но… Вы можете представить, что случится, если девочку разоблачат? Ей предстоит полгода провести среди мужчин!
— Окделлы всегда славились силой духа, будь то мужчины или женщины.
— Прислушайтесь к здравому смыслу!
Дядя говорил с надрывом и чуть ли не кричал, а слова матушки звучали отчужденно и холодно. Только сейчас Рейчел поняла, что от этой женщины, родившей ее, вскормившей своим молоком и воспитавшей, не стоит ждать никакой защиты. Твердой рукой Мирабелла выбросит из замка любую из дочерей, если это потребуется ради умершей четыреста лет назад Талигойе.
— Мой сын, герцог Ричард Окделл, поедет в Лаик, чтобы увидеть своих врагов и помочь своему королю подняться на трон, — отчетливо и резко произнесла Мирабелла. — Это мое окончательное решение, как его матери и владелицы Надора. Вы не можете его оспаривать.
— Да, — упавшим голосом отозвался Эйвон.
— С Ричардом я поговорю сама.
Рейчел, словно ошпаренная кипящим варевом, зажала себе ладонью рот и бросилась прочь от двери, едва по ту ее сторону раздался звук отодвигаемого стула. Ее не должны заметить здесь. Но почему Мирабелла решила все за нее? Какая к кошкам разница, поедет герцог Окделл в Лаик или нет?! Неужели мать не понимает, что в столице шанс стать Рейчел стать разоблаченной резко возрастет? Нет, лучше пока не думать об этом, а просто скрыться в своей комнате и после этого сдерживать собственные чувства, глядя матушке в глаза.
========== Глава 4. Настороженное общение ==========
Прежде, до отъезда из родной провинции, Рейчел не замечала, что низкое осеннее небо над Надором такое некрасивое. Где-то далеко, где пока еще ей бывать не приходилось, небеса имели голубой и ярко-синий цвет, а в Надоре такое явление возникало лишь в разгар лета, когда ленивое солнце соизволило выкатываться бледно-золотым шаром из-за туч и греть промерзшую землю. А теперь, стоя неподалеку от конюшни, рядом с нервно роющим копытами землю Баловником, молодым и беспокойным жеребцом, Рейчел готова была разрыдаться. Ей не хотелось покидать родной замок, из-за страха перед долгой разлукой.
Два дня назад мать рассказала Рейчел о том, какие обязанности возложены на ее плечи и о том, что нужно держаться столичных Людей Чести, но девушка слушала невнимательно. Когда-то отец посоветовал ей держаться подальше от некого Августа Штанцлера, а он, надо полагать, тоже из их числа. Вопрос только в том, кому из родителей верить: матери, заперевшей себя и четверых детей в холодном каменном склепе или отцу, что непосредственно этого Штанцлера знал? Ответ напрашивался сам собой.
— Герцог Окделл, — голос герцогини на миг дрогнул, — я верю в вас.
— Благодарю, матушка.
Эти слова Рейчел повторяла уже в который раз, опустив глаза, чтобы Мирабелла Окделльская не решила чего доброго, что дочь смотрит на нее без почтения. В последнее время мать, казалось, только и искала повода для ссоры: то Айрис не так держит иголку, то Дейдре слишком громко ходит, то Эдит недостаточно много молится, чтобы перестать задыхаться. В глубине души Рейчел понимала женщину, но все-таки старалась держаться от нее на приличном расстоянии. Хотя к старшей дочери вдова обращалась добрее, чем ко всем остальным, как к последней надежде Надора.
— Прощайте.
— Прощайте, герцог, — сухо сказала Мирабелла, поджав губы. Опять ей что-то не понравилось.
Но выяснять причины матушкиного плохого настроения у Рейчел не было абсолютно никакого желания, да и времени тоже. Дядя поторапливал, беспрестанно напоминая, что в Лаик не ждут опоздавших и в случае, если приедут позже положенного срока, им придется отбыть домой. И сейчас, обводя тоскливым взглядом двор и замок, Рейчел вдруг подумала, что, скорее всего она уже не вернется в Надор. Или ей предстоит почтить родовой замок своим присутствием на маленький срок. Сейчас уже неважно. С отсутствующим видом она залезла на Баловника и сжала поводья, стараясь не расплакаться. Скалы не плачут.
— Герцог Ричард, мы верим в вас, — обронила мать.
— Дикон, пусть удача и воля Создателя будут с тобой, — вялым хором произнесли Эдит и Дейдре заученную фразу.
Рейчел посмотрела на них внимательно. Старшая из сестер тяжело дышала, младшая стояла, не поднимая взгляда, наверное им опять пообещали наказание за какую-нибудь мелочную провинность. А побледневшая, с горящими глазами, Айрис не сказала ничего, только крепко обняла старшую сестру, когда та наклонилась. Они обнимались и перед этим, но на прощание еще раз — необходимо. Напоследок Рейчел поцеловала Айрис в щеку, а потом выпрямилась и крепко зажмурилась, чтобы ее слезы никто не увидел.
Потому что герцог Окделл не имеет права предаваться унынию, особенно в такой сложный и важный жизненный период. Если слишком много думать о плохом, настраивать себя на горести и проблемы, то нечего будет потом удивляться, если все так и случится. Нет, Рейчел не хотела зацикливаться на своих переживаниях, но ее терзал страх перед неизвестным будущим. Как говорила мать, в Кабитэле, то есть в Олларии, есть король, кардинал и Первый маршал, и каждый из них настроен против Окделлов. Каждому будет радостно уличить сына мятежника в чем-нибудь и выгнать из столицы, а поэтому ей придется сильно постараться, чтобы не стать разоблаченной.
— До свидания, Дикон, — чуть слышно проговорила Айрис, прежде чем отойти в сторону, к матери. — Удачи тебе.
— Спасибо.
Оглянувшись на сестер и мать в последний раз, Рейчел подумала, что они совсем не похожи на герцогинь. Скорее — на трех напуганных будущим серых птиц, нахохлившихся и боящихся перемен. И это — Окделлы, прямые потомки Святого Алана? Нет, девушка ни в коем случае не презирала свою семью, но пообещала себе в тот момент, что сделает все возможное, дабы вернуть Надору былое процветание и величие. А сейчас оставалось только покрепче перехватить поводья и ехать навстречу неизбежной судьбе.
Внезапно, когда ворота замка остались далеко позади, Рейчел посетила невеселая мысль о том, что пять лет назад точно так же неохотно покидал мрачный Надор Эгмонт, чтобы уже больше не вернуться. Во рту тут же пересохло от сильного волнения, и девушка грустно посмотрела вперед, на маячившую перед ней дядину спину. Разговаривать с родственником сейчас ей не о чем, а жаль, потому что просто необходимо отвлечься от липкого страха, который скоро будет холодным потом стекать по спине. Но она нашла в себе силы вести Баловника молча, стиснув зубы и время от времени разглядывая то серое небо, напоминающее низко нависшие клочья старого войлока, то постепенно удаляющиеся очертания гор. И вот, наконец, родовой замок остался настолько далеко позади, что даже если оглянуться, ничего, кроме пустых просторов не увидеть.
Новая и страшная жизнь началась таким странным образом, что у Рейчел захватывало дух.
Ветер не поднимался с утра, но тепла это обстоятельства не прибавляло. А когда дядя Эйвон заявил, что им лучше ехать впереди сопровождающей свиты, девушка совсем упала духом. Захоти сейчас какой-нибудь Манрик избавиться от герцога Окделла, ему выдалась бы прекрасная возможность, хотя, что толку бояться событий, уже определенных Создателем? Эйвон не боится, не станет трястись из-за неизвестного будущего и она.
Рейчел думала, что их ждет проезд через ворота и строгие стражники, желающие просмотреть бумаги гостей столицы, но нет. Дядя коротко и беспокойно сказал, что они едут к Штанцлеру, и эта фамилия мгновенно всплыла в голове давним воспоминанием. «Не доверяй Штанцлеру», — посоветовал ей отец. Он желал своему наследнику добра, значит Рейчел поверит и будет внимательно слушать все слова старика. Слушать и молчать, какими бы медоточивыми словами не пытались усмирить ее бдительность.
На вывеске таверны были весьма симпатичные мерин и кобыла, но девушка слишком устала, чтобы рассматривать картинку, а поэтому, спешившись, прошла за дядей. Грядущее будущее продолжало пугать, а предстоящий разговор не обещал ничего доброго, однако, после вкусного ужина и хорошего вина Рейчел почувствовала себя гораздо лучше и смелее. Да и Август Штанцлер не нудел, как это беспрестанно делала матушка, так что все не так уж и плохо. Вот Эйвон был грустен и вздыхал, вспоминая смерть Эгмонта Окделла. Рейчел рада бы прислушаться и сделать соответствующие выводы насчет Талигойи и Штанцлера в частности, но вино и тепло разморили ее, ведь к двум этим вещам сразу девушка не привыкла. Подперев голову рукой, она задумчиво смотрела на серый каменный потолок и ей казалось, что гул из Надора вернулся.
— Дикон? — тихо позвал кансилльер. — Ты не уснул?
— Нет, эр Август, — язык ворочался с трудом, потому что крепкое вино туманило разум, — просто задумался о Талигойе. О своих сестре и отце.
— Дикон, — старый мужчина глубоко вздохнул и, сжав руку юноши, попытался улыбнуться, — хоть ты и узаконенный бастард, но ты — полноправный владелец Надора. Твое время еще придет, а скорбь уместна в малых долях. Твоя сестра могла стать невестой и прекрасной женой для последнего Ракана, но остается надеяться, что милостью Создателя она жива.
Рейчел не понравились его слова, потому что официально после узаконивания и подписи нужных документов Ричард Окделл уже не считался бывшим бастардом. Но Штанцлер, видно, имел свое мнение на это, а потому лучше с ним не спорить. Пусть ему нельзя доверять, но он имеет какие-нибудь связи и может давать советы. Но об этом лучше подумать потом, так как навалившаяся неожиданной тяжестью сонливость стала еще сильнее и почти не позволяла разомкнуть веки.
— Простите, господин кансилльер, — Эйвон поспешно встал, — молодой Ричард впервые попробовал крепкое вино и оно его сморило. — Позвольте, я отведу его в соседнюю комнату…
— Разумеется, — согласился Штанцлер с легкой досадой в голосе.
Позволив взять себя под локоть, Рейчел поплелась вместе с дядей, чувствуя, как сильно кружится голова. Она не испытывала никакой неловкости, потому что так, наверное, реагирует каждый молодой человек на обилие вина. В Надоре позволяла себе выпить кислого вина только герцогиня Окделльская, по праздникам; в остальное же время довольствовались травяными отварами.
— Простите, — пробормотала она едва слышно, когда Эйвон уложил девушку на кровать, — я…
— Ничего страшного, — вздохнул тот виновато, — все в порядке, Рейчел. Выспись, завтра трудный день.
Решив последовать мудрому совету, когда дядя ушел, Рейчел торопливо стянула с себя колет и штаны с сапогами, а потом завернулась в одеяло и крепко уснула. Сон ее оказался спокойным и безмятежным, до самого утра.
========== Глава 5. Тренировка разума ==========
Едва очутившись среди серых и холодных стен бывшего аббатства, Рейчел Окделл снова услышала неравномерный гул. Он мог начаться совершенно неожиданно, когда она, к примеру, расписывалась в книге, протянутой капитаном Арамоной, и вовсе не завершаться, пока она не сомкнет глаз в ожидании сна, а мог затихнуть на несколько дней. Такое явление казалось девушке странным, загадочным и полным тайного смысла, но сейчас, когда она волей судьбы и желанием матери была заброшена в Лаик, проблема сохранить свое истинное лицо перешла на первый план. Но раз уж ее не раскрыли в первый же вечер, значит все замечательно и нужно вести себя, как прежде, выдавая за юношу.
Потом пришло время для знакомства с другими унарами, с которыми ей предстоит провести под одной крышей полгода, и тут Рейчел вспомнила, нервно кусая губы, как плохо матушка отзывалась про Колиньяров и Манриков. Видимо, не зря: эти два наглых юнца так и сияли, словно начищенные до блеска суаны, ходили, задрав носы, словом вели себя так, словно вся Оллария, вместе с Лаик впридачу — их личные владения. Возможно, негласно так и было, ведь родные похлопотали за этих унаров перед Арамоной. Или он не хотел связываться с младшими родственниками влиятельных людей. Это уже неважно — суть в том, что на первой тренировке по фехтованию стало ясно: Эстебан Колиньяр презирает старую знать. А если под руку подвернулся Ричард Окделл, почему же не поиздеваться всласть? Увидев его хищный темный взгляд, девушка сразу поняла: ей здесь не дадут спокойно жить.
— Унар Ричард, вы фехтуете хуже всех, — громыхнул Арамона, подойдя и сощурив и без того маленькие глазки, чтобы придирчиво посмотреть на унара Ричарда. — Каждый раз за свой проигрыш вы будете стоять в стороне от своих товарищей, с поднятой рукой. Возможно, это отучит вас беспорядочно размахивать шпагой. Если вас настолько отвратительно учил ментор, что вы держите шпагу, как палку, это исключительно ваши проблемы. Будете усерднее заниматься с ментором здесь, только и всего.
Пришлось проглотить обиду и делать то, что велено — встать в холодный угол и безмолвно стоять ближайший час с поднятой рукой, слушая монотонный и страшный своим равнодушием гул. Он так и не прошел, в ушах у Рейчел не звенело, а гул… гул был такой же, как в Надоре. Невольно вспоминались сказки старенькой Нэн про Четверых, но девушка мгновенно гнала от себя прочь эти мысли. Даже если седая абвениантка рассказывала то, что действительно происходило во время строения Кэртианы, хотя у всю жизнь верившей в Создателя Рейчел возникали большие сомнения на этот счет, то как могла сила Скал перейти к ней от Эгмонта? Ведь она — женщина… А гул просто мерещится и пройдет, стоит лишь выспаться…