Семьдесят два человека команды, семьдесят два бойца, семьдесят два верных сердца - и ни одного по-настоящему родного. Тридцать шесть пар и он, вождь, хан, кого поддержат без сомнений, который справедливо и по-отечески рассудит, кто принимает решения и ответственность, но кто всегда в одиночестве. Семьдесят два человека, которым он доверил бы свою жизнь, но ни одного, которого он мог бы назвать своим другом.
Они были его семьей, семью любят безоговорочно, но не выбирают, а друг… Настоящий друг слишком большая, по всей видимости, редкость в Галактике, чтобы попасться на пути Хана Нуньена Сингха.
И другу Хана Нуньена Сингха пришлось прийти аж из другого измерения.
Хан лежит и копит силы: надо ещё связаться с Кирком, а потом усмехается опять – вот бы глянуть на лицо надменного полувулканца, когда он поймет!.. Впрочем, к выходу на связь – будем надеяться, что узел до сих пор в порядке – надо ещё подготовиться, поэтому, как ни жаль Хану оставаться без Ханны под боком, а придется ненадолго разорвать тактильный контакт:
- Надо оттащить всех офицеров в каморку поблизости, - Хан уже может произносить почти длинные фразы, - чтобы потом отправить их на Энтерпрайз.
Ханна смотрит ему в глаза и кивает: она сильнее Артура и справится с этим гораздо быстрее. Потом диктатор опять прикрывает глаза и сосредотачивается на других своих ощущениях: на коленях у Артура мягко и тепло, халат пахнет мылом, чаем и почему-то звездами, шорох оттаскиваемых тел и торопливые шаги – Ханна тоже спешит, слабый шум электроники – все в порядке. Только по-прежнему жжет рану да сознание мутится от приступов боли – регенерация работает, но вовсе не так быстро, как хотелось бы, а волны дурноты и продирающие по нервам разряды никуда не уходят.
Когда Ханна тащит к камере последнего, седьмого, офицера Звездного Флота, активизируется её механическая тезка:
- Создатель, зарегистрирована первая попытка Энтерпрайза выйти на связь, желаете принять вызов?
- Нет, малышка, жди, - Хан переводит дух и с помощью Артура усаживается, тяжело приваливаясь к дружескому плечу, - сообщи, когда будет пятый вызов.
Кирк нетерпелив, но у него есть хладнокровный Спок, а это значит, что у Хана есть время прийти в себя. Хотя бы отчасти.
Артур бормочет что-то, обеспокоенно глядя на диктатора и придерживая тяжелую голову на своем плече, Хан старается не вникать в слова, а ловить ощущения – доверия, защиты, уюта, дружеской поддержки, это помогает держаться и копить силы, чтобы на этот раз переместиться уже в капитанское кресло.
Ханна подлетает к ним, ворчит, будто заразившись этой привычкой от Артура, но помогает своему Хану устроиться на законном месте – капитана этого корабля.
Он все ещё очень слаб, но слыша оповещение о пятом вызове, решительно усаживается прямо, ухватываясь за металлические подлокотники, и командует открыть частоту.
На экране ожидаемо высвечиваются обеспокоенный Кирк и небесстрастный Спок, и оба, разумеется, как-то не рады лицезреть Хана – пламя и смерть! – во главе военного флагмана, самого мощного и самого тяжелого корабля Федерации на данный момент. Против Нуньена Сингха у них нет никаких шансов, и, кажется, все это прекрасно осознают. Тем лучше. Вести долгие переговоры он сейчас не в состоянии.
- Что ты сделал с командой буксировки? – Кирк едва сдерживается, он помнит – его ребра помнят! – насколько Хан силен. – Отвечай!
- Капитан Кирк, мы, насколько я помню, не пили на брудершафт, - надо держать себя в руках и формулировать проще, не то заметят, как срывается дыхание полуживого захватчика. – Извольте уважать во мне капитана другого корабля.
Вынужденная пауза – набрать дыхания! – выглядит немного зловеще, но тем лучше: Кирк застывает, Спок, не сдержавшись, дергает острой бровью, а Хан просто дышит. На плечи опускаются с разных сторон две ладони, и дышать сразу становится легче, а командный состав Энтерпрайза замечает и других людей на мостике «Ханны-два».
Кирк ошалело разглядывает безмятежного – Хан чувствует его настроение – Артура, а Спок пораженно уставился на Ханну:
- Энсин Лючия Соло? Неужели у нас на корабле больше недели, - ого, как растерялся, даже дни и часы не подсчитал, - работал неквалифицированный специалист?
- Не бойтесь, коммандер Спок, - она улыбается, по голосу слышно, - квалификация у меня самая настоящая, в отличие от имени. Позвольте представиться и устранить недомолвки: Ханна Нуньен Сингх, пара Хана Нуньена Сингха.
Хан отрывает руку от подлокотника и накрывает ладонь Ханны на своем плече, а потом чувствует, что её улыбка становится ещё шире. Впрочем, пора закруглять необходимый, но безрадостный разговор:
- Ваш экипаж, капитан Кирк, не пострадал, - Хан лукаво блестит глазами, - ну, почти не пострадал. Если вы согласитесь снять щиты, мы телепортируем их на Энтерпрайз, если нет – шлюзы из камеры открываются сразу в открытый космос.
Кирк бледнеет, Спок порывается что-то сказать, но диктатор опять не дает им вставить слово и запустить дискуссию ещё на пару десятков витков:
- Атаковать ваш корабль я не собираюсь, если вы, разумеется, не станете атаковать мой, - кажется, это для них открытие. Оказывается, если не провоцировать Хана, можно не выходить на противостояние каждый раз. Сюрпри-из. – И хотя ваш экипаж отчаянно сражался в попытке меня уничтожить, мне не нужны их жизни.
Кирк пока не в состоянии что-то сказать, сюрприз слишком сокрушителен даже для него – теперь слово берет Спок:
- Мы не можем отпустить вас, ибо велика вероятность того, что вы обрушитесь на Землю, - Спок в отчаянии, но никто, разумеется, об этом никогда не узнает, если будет воспринимать коммандера только визуально. Хан же понимает логическую цепочку, что выстроил вулканец, и наслаждается отраженным светом своей славы в темных глазах. Да-да, там пламя и смерть.
Однако обмен любезностями сильно затянулся:
- Захват Земли в моих планах не значится, можете расслабиться, - перед глазами опять мутная пелена, Хан делает паузу, которая звучит опять предсказуемо зловеще, и продолжает: - Но если вам не нужен экипаж, я просто-напросто выброшу их в открытый космос.
Кирк тут же отмирает, командует офицерам мостика снять щиты, машет на возражающего Спока, радуется, как дитя, когда ему рапортуют о том, что все живы и почти здоровы, а потом опять оглядывается на замершего в кресле Хана:
- Но как же… Но ты же!.. – Хан вздыхает огорченно – опять никакого уважения! – Ты же террорист!.. – сплошное детское разочарование. Арлекин не играет Арлекина. Какая прелесть.
- Если вы хотите, капитан, я могу уничтожить ваш корабль или разметать звездный док, но, - тяжелый, очень тяжелый вздох, - верите вы или нет, этого не хочу уже я. Мой путь – другой путь, новый путь, не омраченный ни злобой создателей, ни чужими приказами, ни военными задачами, ни использованием тактических преимуществ, - рука Ханны сжимается на его плече сильнее, - мой путь зовет меня, зовет нас. И первое, что я сделаю – это подброшу Артура до дома, думается мне, та Вселенная гораздо уютнее этой, и захватывать миры, если мне в голову придет такая блажь, там гораздо интереснее!
Артурова ладонь тоже уцепляется в плечо крепче, но Хан чувствует – силы на исходе, максимум – пара минут активных разговоров, поэтому лепит неразборчивое:
- А вы хоть целуйтесь тут с вашим Споком! – и ещё слышит, как радостно вопит на мостике МакКой, а потом командует «Ханне-два» прекратить вещание и закономерно, планомерно, размеренно и продуманно падает в обморок.
========== Глава восемнадцатая, заключительная ==========
Сознание трепещет, периодически то растворяясь в черноте, то опять поднимаясь на поверхность: Хан чувствует, что его почти несут – перемещают, подхватив под руки – Ханна и Артур. Сейчас, судя по гудению, они в лифте, и о чем-то тихонько переговариваются. Если поднапрячься, можно даже разобрать пару фраз:
- Куда мы едем? – это Артур, теплые руки, мягкий халат, полотенце щекочет ухо. – И почему он такой, - пыхтение, - тяжелый? Худой же, будто палка!
- Мы едем в медотсек, - разборчивый шепот Ханны, но диктатор вздрагивает: медотсек, опять, иглы, сканеры… - Хотя, пожалуй, мы едем в капитанскую каюту!
Если бы Хан мог приподнять голову и обозначить свою признательность, он бы это сделал, но сознание опять плывет, и следующую реплику девушки он слышит уже отрывками:
- …тяжелый, потому что наши кости укреплены… - какая скукотища, - они прочнее, но и тяжелее гора..
Лифт плавно тормозит, но этот рывок мотает Ханову голову, и диктатор вновь погружается в беспамятство…
В другой раз Хан приходит в себя оттого, что на его боку меняют повязку: сначала горячо и больно, потом – прохладно и уже не так больно… Хан одобрительно ворчит, небольшая ладонь гладит его по волосам, оторвавшись от наложения повязки, руки же побольше опять придерживают его за плечи. И до чего приятно терять сознание, когда со всех сторон окружен друзьями!..
Потом Хан спит, очень долго, почти нереально долго, даже во сне наслаждаясь своей компанией – то под бок подкатывается девушка, обнимая поверх одеяла и разгоняя любые кошмары одним своим присутствием, то в изголовье сидит мужчина, рассказывая что-то о своем удивительном чайном мире. И Хану чертовски хорошо от их присутствия.
Где-то на пятые сутки диктатор, пламя и смерть, а также ужасно вымотанный человек изволит проснуться. Под боком опять сопит Ханна, даже во сне приобнимая обессилевшего мужчину. По корабельному времени ночь, но, судя по торчащему в проеме полотенцу, Артур тоже недалеко ушел. Хан приглядывается – так и есть, уснул в кресле. От их заботы на месте ледяного кома разгорается теплый луч, где-то в районе солнечного сплетения все поет и светится. Ханна, почувствовав перемену его настроения, беспокойно ворочается, но не просыпается, Хан прислушивается к её ощущениям – устала, изволновалась – и прикасается к её разуму легко и осторожно: отдыхай, спи, восстанавливай силы, скоро все наладится.
Ханна вздыхает во сне, устраивается чуть вольнее и обнимает Хана поверх одеяла рукой и ногой. Это странно и непривычно, но невероятно великолепно. Нуньен Сингх, не пытаясь выпростать конечности из-под одеяла, утыкается носом в макушку своей пары и засыпает снова.
Ещё через пару дней Хан высыпается достаточно, чтобы найти в себе силы оторваться от кровати – притяжение на данном конкретном участке каюты будто возрастает, хотя захватчик уверен, что настройки внутренней гравитации корабля нисколько не пострадали. Во всем теле ещё гуляют слабость и отзвуки боли – иногда её разряды прошивают нервы от излишне резкого движения, заставляя диктатора шевелиться очень медленно и плавно. И пока – только в пределах капитанской каюты.
Ханна ужасно рада улучшению его самочувствия, и от её постоянного доброжелательного присутствия Хан млеет и расслабляется ещё больше – несколько раз он засыпает прямо в кресле или за столом, или – уж совсем удивительно! – сидя на полу и глядя через огромный панорамный иллюминатор в черноту космоса. И каждый раз после незапланированного отдыха, он находит себя укрытым одеялом, да ещё и обязательно в чьей-то компании – поблизости находятся либо Артур, либо Ханна.
Артур тоже рад, что Хан приходит в себя – разговоры теперь становятся двунаправленными, а где-нибудь рядом всегда обретается по кружке чаю на лицо. Артур мыслит парадоксально и зачастую нелогично, его точка зрения на многие предметы отличается от Хановой, но тем интереснее им общаться, тем более захватывающее направление приобретают их разговоры – они оба умеют слушать и воспринимать собеседника, и слишком уважают друг друга, чтобы видеть в словах обидный смысл.
Так, за чаем, разговорами и засыпанием посреди фразы, проходит вторая неделя после побега. В начале недели третьей Хан находит в себе силы попытаться дойти до мостика – и идет: не торопясь, с остановками, ощущая, как оживает организм, как размеренно и уверенно стучит сердце, возвращаясь в рабочий – здоровый! – ритм.
Перед очередным поворотом коридора Нуньен Сингх притормаживает и прислушивается – за углом кто-то размеренно прыгает. Диктатора мучает любопытство, и он тихонько выглядывает из-за угла. Радостному изумлению его нет пределов: Ханна, будто маленькая девочка, сходство с которой усугубляет стандартная форма космофлота – этакое платьишко, прыгает по плитам пола. И не просто так прыгает, а на одной ножке. Периодически эту ножку меняя. Хан уже начинает улавливать систему движения – левая нога, прыжок, смена ноги, прыжок, приземление на обе, потом опять перемена и все сначала – когда Ханна его замечает.
Поначалу девушка смущается, но потом вглядывается в лицо своего Хана и не находит ни осуждения, ни разочарования, а только радость и удивление. Нахлынувшее озорство толкает Ханну взять его за руку и вытянуть на середину коридора со словами:
- Теперь твоя очередь!
Хан ворчит и сопротивляется:
- Да нет же, да куда же мне-то прыгать?.. – а голос у диктатора становится совсем растерянный.
Из-за того же угла, из-за которого чуть раньше явился Хан, теперь выруливает Артур:
- По какому поводу спор? – как всегда спокоен и доброжелателен. – Может, я тоже могу поучаствовать? – Артур подходит ближе. Замечает странный порядок плит пола и, не задумываясь, прямо в тапках пропрыгивает разделяющее их расстояние.
А потом поднимает голову и натыкается на два одинаковых восхищенных взгляда – сине-зеленый и прозрачно-серый. Теперь в растерянности Артур:
- Эй, ребята, вы чего?.. – переводит взор с одного на другую и обратно. – Хан? Ханна?
Первой отмирает девушка:
- Откуда ты это умеешь? Как ты это сделал, покажи ещё!
Артур заразительно смеется в ответ и фыркает:
- Да у нас на улице все так умели! Это называется «классики»! – а потом прыгает опять, систематично чередуя ноги, под прицелом двух внимательных взглядов. – Неужели вы ни разу не слышали?.. Тут нет ничего страшного, попробуйте!
Демонстрацию приходится проводить ещё дважды, под взглядами, наполненными неослабевающим и серьезным вниманием. Будто Артур их тут не играть учит, а, как минимум, жить!
Наконец, Ханна отваживается повторить – и получается все с первого раза, Хан спокойно наблюдает, как эти двое увлеченно обмениваются мнениями, экспериментируют со сменой и частотой фигур, устраивают почти что соревнование по классикам!..
И Артур впервые слышит, как захватчик и диктатор смеётся в голос. Пофыркивавшая от удовольствия Ханна присоединяется к Нуньену Сингху, а уж Артур тем более.
И стандартный, безликий, пустоватый внутренний коридор корабля кажется им самым чудесным и восхитительным местом на свете, смех всех троих дробится, отлетает эхом от стен, расцвечивая металлически-синие интерьеры всеми цветами радуги.
Потом Хан всё-таки добирается до мостика, проверяет состояние корабля и замороженного экипажа, вбивает команды в консоль «Ханны-два», переводит все оповещения в капитанскую каюту и отправляется запускать процесс открытия капсул. Криостаз в них особенный, требует – особенно после такого перерыва в активной деятельности! – медленного и постепенного извлечения. Хана передергивает от воспоминания о своей капсуле, мутном сознании и мучительной боли, поэтому настраивает он компьютер на максимально щадящий режим перехода из состояния пассивного в активное – на все про все уйдет два месяца. Хан готов ждать, никаких осечек тут быть не должно.
Тем же вечером, уже у себя в каюте, разглядывая с Артуром космические пейзажи – за иллюминатором переливается туманность Конская Голова – Хан возвращается мыслями отчего-то не к экипажу, а к прыгающей, будто девчонка, Ханне. Сердце, вроде бы вошедшее уже в здоровый ритм, опять пропускает удар, а потом срывается в галоп, и диктатор не может объяснить эту странность. Щеки опаляет внутренним жаром, и очень хочется обнять Ханну. А потом – не отпускать, никогда и ни за что!..
Чувство родства снова подымает голову и требует каких-нибудь решительных действий. По-видимому, что-то такое происходит и с его лицом, потому что Артур ни с того ни с сего спрашивает: