– Так что-делать-то теперь Апити?
– Пей, да ешь в своё удовольствие, – ответила подруга по несчастью, пожимая плечиками – как говаривала моя наставница, вода камень точит своей настойчивостью. Будешь бороться, победишь обязательно. Сдашься – погибнешь. Просто всё. Даже не на чем за морочиться.
– Тебе легко говорить, – пробурчала дщерь царская.
– А чё тут сложного? Так не с нежитью же борешься, а сама с собой. На одной стороне привычки ненужные, на другой голова на плечах да сила воли в разуме. К тому же этот круг ещё из лёгких будет, как сказывали. Тебе твоё тело помогать станет, когда уж невтерпёж пить да есть захочется. Голод он не тётка. Горькое и то сладким сделает.
– Благодарствую, – недовольно пробурчала Райс, – успокоила.
– Да не за что Райс. Коль приспичит, обращайся без стеснения.
Вновь шаги наверху послышались гулкие и в жижу булькнули два мешка кожаных, окатив девок брызгами зловонными.
– О, обед, – возликовала Апити наигранно радостно, утираясь от капель нечистот, прилетевших в лицо девичье.
Райс скрутило сразу рвотными позывами, что пару раз дёрнули тело страдалицы, скованное неимоверным напряжением…
В куче дерьма оказалась и ложка мёда, что хоть как-то подсластила наказание. Сидеть в вонючей яме безвылазно, оказывается, необходимости не было. Опосля того как Апити мешки выловила, один из них оттолкнув царской дочери, сама с аппетитом отобедала. А Райс развязав мешок да поковырявшись в помоях тех, что там были свалены да перемешаны в массу единую, вынула лишь мешок с водой извозюканный да наплевав на вонь смрадную, тут же весь осушила без остаточка. А потом их обоих вытянули из дерьма жидкого.
Что-то застрекотало снаружи, задвигалось, и привязанная за пояс верёвка медленно потянула Райс наверх, где оказался наклонный лаз в глине выкопан, по которому тело скользкое протащили да в люк вытянули.
Кутырка оказалась в узкой длинной комнатке, стены с потолком уложены брёвнами. Пол устилала трава свежескошенная. В одном торце окно вырезано, откуда свет падал да воздух свежий лился в помещение. В другом торце – дверь массивная. Дочь царская осмотрела себя, брезгливо сморщилась и схватив пучок травы, принялась обтирать на груди пояс кожаный, ища как бы от него избавиться.
Такие резкие изменения в обстановке окружающей, разом заставили забыть все данные себе обещания по поводу борьбы за вершину невиданную, за решимость идти до конца до самого. Её мысли не осознано настропалялись на побег в первую очередь. Она и сама не поняла почему. Ну, вот просто голову заклинило. Ища завязки на поясе, Райс лихорадочно искала возможность бежать куда глаза глядят.
Кинулась к двери. Дотянулась, верёвку натягивая. Заперто. К окну. То оказалось высоко и надо было придумать что-нибудь, чтоб туда забраться, но глухой голос Апити раздавшийся из-за стены разом прервал её метания.
– Райс.
– Что, – ответила рыжая, окно разглядывая да подступы к нему исследуя.
– Только ты не вздумай там чистить пёрышки.
– Почему это? – недоумённо спросила ярица, оторвав взгляд от вожделенной дырки для побега желанного, да ещё раз себя оглядывая.
– Чем дольше в этом дерме прибываешь, тем быстрее с ним свыкнешься – ответила из-за стены Апити похоже на боковую устраиваясь.
Райс кинула в угол пучок травы испачканный, да замерла, прислушиваясь и осторожно вопрошая собеседницу:
– А бежать отсюда никто не пробовал?
– А зачем? – удивлённо спросила Апити, – я тебе говорила уже бестолковая. Чтоб сюда попасть стоит очередь да не каждую пускают кто просится. Кого пускают на круг, девы особенные, нечета оставшимся. Ты уж мне поверь. Нет. Сбежать ты, допустим, сбежишь. Только смысл какой? Куда ты подашься, кинешься? К маме любимой, под крылышко? И как там тебя встретят опосля твоего бегства трусливого? Ну, прибить то не прибьют, может быть, только кем ты опосля станешь, горемычная? В леса побежишь на подножный корм? В пустующую избу еги-бабы долг её отрабатывать? Или где на поселении пристроишься в девках прислужных век коротать?
– Да всё, достаточно, – недовольно оборвала её ярица, тоже на травяную подстилку заваливаясь, – разошлась, разъехалась. Я просто спросила, бывали ли случаи.
– Я на эти круги больше года умоляла Матёрых Терема. [19] Не пускали ни в какую, хоть тресни, хоть полопайся. Одна трындела, мол мала ещё. Подрасти чуток. Вторая «веселушка-приколюшка» вечно подкалывала, что-то вроде: «неча делать, круг топтать». Третья так вообще лишь отмахивалась да посылала меня по матери.
– Поняла. А что за Терем такой? Что за Матёрые?
– Так, Матёрых-то ты уже видела. Это те вековушки что приволокли тебя сюда волоком, – отвечала Апити и судя по интонации голоса, похоже, уже решив покемарить обед переваривая, – а Терем – это Терем. [20] Дом Отца-Неба, Вала Великого. Здесь все «особые» проходят испытания да обучение. Место силы это, силы невиданной.
– Так мы что в Тереме Вала Вседержителя? [21] – поинтересовалась Райс озадаченно, усаживаясь спиной к той стеночки, откуда слышался голос Апити.
– Ну, не совсем прямо в нём, но тут рядышком. Коли до окна дотянешься, узреть сможешь его во всём величии.
Райс опять на окно взглянула с вожделением да принялась прикидывать, как туда забраться вскарабкаться. Апити тем временем молчала-помалкивала и рыжая, испугавшись, что та уснёт и ничего не расскажет более, спросила первое что в голову пришло-стукнуло:
– А чего нам ждать опосля этой ямы вонючей?
– А с чего ты решила, что у нас с тобой круги будут общие?
– Но ты-то свои знаешь, наверное.
– Да то же не очень. Все, кого пытала, помалкивают, – призналась откровенно «всезнайка» горестно, – знаю, ждёт меня река дальше вроде как, но тебя это вряд ли касается. Это уж чисто наше испытание ведьменное.
Райс почесала ногу да руку запачкала, вновь хватая пучок травы скошенной, да принимаясь оттирать дерьмо от пальчиков про себя ругаясь матерно, но вслух задавая вопрос по-обычному стараясь быть как можно спокойнее:
– Слышь подруга по несчастному сидению, а пояс этот снять с себя возможно хоть на отдыхе?
– Нет, – ответили из-за стены голосом насмешливым, – верёвку тоже грызть не советую. Без зубов останешься. Наговор наложен и на то и другое. Колдовство крепкое. Да и вообще ты не о том думаешь. Ты собираешься проходить свой круг второй иль решила червей пожалеть да им себя скормить в качестве подношения?
– Какой второй? – встрепенулась ярица и тут же поняла, что она дура полная, ведь первый круг она прошла ещё в бане запечатанной, и тут же поправилась, – да собираюсь, собираюсь. Куда мне деться теперь?
– А раз «собираюсь», то реши с чем ты борешься. Вместо того чтоб с собой драться, со своей ограниченностью ты воюешь с мерзостью что вокруг тебя. Ты дура Райс хоть и царская. Ты мерзость-то прими как родное да желанное. Пусти в себя. Да отрави ею червя брезгливого к едреней матери. По-другому у тебя не получится. А ты стараешься от говна отделаться да этого червя обезопасить всеми силами. Эдак долго будешь тут плавать, страдать да маяться.
Райс задумалась, и показалось ей будто поняла она смысл сказанного и то, что соседка уж больно умная. Прям не девка, а вековуха какая-то.
– Слышь подруга, а ты откуда взялась такая умная? Откуда про всё знаешь, ведаешь?
– Я ещё многого чего не знаю, да и не такая я умная как хотелось бы. А вообще наставницы были хорошие.
– Так меня тоже учили не бездари. И наставницы, говорили, лучшие. А толку-то?
– Райс, – вдруг весело позвала Апити, – а тебя как царскую дщерь пороли по твоей высокородной заднице?
– Ты чё с ума сбрендила? Кто б попробовал так дня бы не прожил без башки оторванной.
Соседка за стеной рассмеялась заливисто.
– Вот поэтому ты дурой и выросла.
– Но ты, – рявкнула Райс в негодовании дёрнувшись, но тут же поняв, что обидчицу не достать из своей конуры, лишь со злостью сжала в руке пучок травы с силою.
– Да ты не обижайся Райс, – вновь донеслось от обидчицы, – просто многие знания необходимо через задницу вколачивать. Их по-другому выучить не получается. Вот меня пороли через раз да каждый раз. Иной раз по два-три дня присесть была не в состоянии. Стоймя стояла как кол в землю воткнутый. А наставница моя лишь подтрунивала, мол «ни-чё-ни-чё» в стоймя влезет больше обычного. Поэтому не хотела да умнела.
К ужину мучениц опять окунули в яму поганую, и Райс с удивлением для себя отметила, что морально готова была к этому и восприняла мерзость не как наказание, а как бой лихой иль игру нешуточную, ополчив себя на то что победит обязательно и поест то, что ей перепадёт через дырку верхнюю…
Через пару дней белобрысую выпустили и Райс осталась одна-одинёшенька. Ночью перед сном с удивлением отметила, что, несмотря на то, что подруга новая по всем статьям превосходит её, дочь царскую, у неё впервые не было желания убить соперницу, утопить иль вообще как-нибудь от выскочки избавиться. Она тянулась к ней как к свету солнечному и оставшись одна затосковала даже будто отняли что-то очень ей необходимое.
Ярица начала много думать о делах вокруг творящихся, притом размышлять деятельно, а не мечтать пустышками. Даже ежедневные купания в дерме с опарышами стали проходить обыденно, легко да незаметно как бы само собой разумеющееся.
Дева не всегда отдавала себе отчёт в череде событий повторяющихся, пока ещё три дня спустя наверх вылезла и пред ней распахнулась дверь массивная, а пояс сам собой свалился, будто не сковывал. Испытание круга было пройдено, даже как-то легко как показалось ей…
4. Сколько б «хотелка» не хотела, «нехотелка» не хочет столько же. И коли «вдольное» ещё пищит да лезет, то «поперечным» сто пудов подавишься…
Какое-то время яриц не трогали, расселив в деревянном Тереме. Строение это было странное коли не сказать большего. Целый город посреди леса рос из собранных причудливым образом в один замысловатый «муравейник» больших да малых построек из дерева, разукрашенных резьбой витиеватой с узорами.
Определили дев в светёлки соседние, но они почитай всё время вместе шастали, занимая то одну, то другую спаленку. Даже ночи коротали в одну шкуру закутанные лишь подушки свои притаскивая.
Как абсолютно разные создания, из различных слоёв социума разительно отличающихся, с непохожим друг на друга жизненным опытом, так долго да неприхотливо трещать умудрялись безостановочно? О чём говорить можно было днями да ночами напролёт без умолку?!
Подружившись ни разлей вода, разболтав друг дружке секреты сокровенные. Излазив от безделья Терем сверху донизу и с одного края до другого в поисках чего-нибудь интересного, подруги каждый день умудрялись находить для себя всё новые приключения. Пока в один из осенних дней с утра, чуть ли не с рассветом пасмурным, в светёлку к Апити, где ночевали обе проныры на одном лежаке шкурами заваленном, не заявились сразу три вековухи-хозяюшки.
Матёрые Валова Терема разбудив кутырок заспавшихся, как всегда, проболтавших всю ночь почитай безостановочно, объявили, девок расталкивая, мол хватит дрыхнуть бес толку пора и делом заняться с пользою да разогнали по своим светёлкам толком ни о чём не уведомив.
В спальню к Райс внесли стол дубовый, скамью короткую с большой дырой посредине проделанной и под эту скамью водрузили лохань помойную. Рыжая на своём лежаке восседающая да с любопытством за приготовлениями следящая в раз поняла, что придётся ей долго ту скамью задом давить, раз нужду надлежит прямо там справлять. Та догадка деве сразу не понравилось. Что-то было в этом неестественное. Только поначалу было не понятно ей какого лешего за тем столом корпеть да что такого важного надлежит выделывать что отойти нельзя будет ни на мгновение.
В светёлку, ногами шаркая вошла Матерая, что все кликали уважительно – Мать Медведица. Когда опосля «говённого» купания Райс знакомилась с этой вековухой «грозною», то смех еле сдержала, то и дело хмыкая от того гротескного несоответствия прозвища да внешности.
Матёрая Терема была ростом от вершка корешок, да и всем телом мелкая какая-то щуплая. С несуразно длинными тощими ручонками да крайне скудными седыми волосёнками. Глядя на неё убогую да нескладную, казалось, что в вековухе не хватает всего и сразу, везде и всюду. Но цветные узоры колдовские её рук иссушенных, невольно заставляли уважать да побаиваться эту мелкую недоросль.
Матёрая объяснила обыденно, что девке надлежит утро каждое, когда она будет входить в светёлку да будить её, садиться на скамью и сидеть на ней до вечера, пока она не зайдёт да не разрешит почивать отправиться.
В таком непонятном для девы режиме дня «рабочего» надлежит продержаться всего, как она сказывала, девять дней каких-нибудь. А коли Райс оторвёт от скамьи свою задницу, то со дня следующего, девять дней начнутся заново, не зависимо от того сколь она до этого сиживала, и сколь насидела-вытерпела. Опосля инструктажа Мать Медведица, смотря на деву в упор мелкими глазками, рукой указала на сиденье с дырой, мол, давай, начинай, не задерживай, а сама, обойдя дубовый стол встала супротив, ожидая исполнения.
Райс сползла с лежака, подошла скамью рассматривая. Задрала подол да уселась голым задом, на дырку пристраиваясь. Ей от чего-то было весело. Сама объяснить почему, была не в состоянии. Изначально этот круг показался кутырке больно простым для прохождения.
Тут дверь в светёлку распахнулась на всю ширь и девченята теремные, гурьбой внесли корзины со снедью разной да стали накрывать стол различными яствами. Хотя нет. Не накрывать, а заваливать его разносолами разнообразными: мясо, вида различного, рыба всякая, птица, соленья да выпечка. Напитки на любой вкус, фрукты с овощами, ягоды. Чего там только не было. Аромат стоял такой, что слюной подавиться можно было лишь от увиденного.
Райс расплылась в улыбке хищницы, потирая руки в предвкушении да собралась было начать по куску всего пробовать, как Мать Медведица, подняв пред собой руку тощую, остановила её порыв естественный тут же уточнив, что касаться еды, те же девять дней нельзя. И правило отсчёта испытания такое же что и при сидении. Съела ягодку, хлебнула ароматный отвар. Молодец девонька! Только со дня следующего, опять засветит новые девять дней будто до этого ничего и не было. И наконец, вековуха улыбнувшись закончила:
– Ты можешь, есть, пить сколь в утробу твою влезет ненасытную. Плясать иль валяться на лежаке кверху задницей, – инструктировала она ласково, – вот только из этой комнаты выйти не сможешь до той поры, пока не вытерпишь девять дней положенные. Мне не жалко. Хоть всю жизнь тут живи. Не обеднеем, чай.
И со словами этими она развернулась медленно да светёлку покинула. Дверь за ней закрылась. Райс задумалась.
Поняла она, что её таким образом будут на силу воли испытывать, а дочь царицы всегда считала себя волевой девой, не сгибаемой. Даже первые два круга, по сути, лишь на воле выдюжила. Поразмыслив время недолгое, Райс решила для себя, что справится. Должна, по крайней мере. К тому же всё равно другого выхода не было.
Первый раз она не выдержала испытание в тот же день к вечеру, почитай буквально перед самым приходом Медведицы. Отсидела задницу на жёсткой деревяшке с вырезом и решила схитрить, думая, что за ней следят откуда-то. Так как подол распущенный скрывал под собой скамью полностью вместе с лоханью поганой да её содержимым пахнущим, то она думала, коль чуть-чуть приподнимется да разомнёт ягодицы одеревеневшие, а потом так же незаметно назад пристроится, то никто не заметит обмана неприметного.
Решила, сделала. Только села обратно прямиком в лохань помойную, так как под задницей скамьи уже не было. Она исчезла просто! Улетучилась.
Самодовольная дочь царская не смогла пройти испытание ни через девять дней как думала, ни через два раза по девять как поначалу надеялась. Мучения эти казались нескончаемыми. Высидеть девять дней на жёстком седалище при виде еды изобилия да оставаться голодной при этом, не могла она никакими силами. Хоть убей не могла, как ни старалась, упорная. Наконец Райс перестала истязать себя да обзавелась трёхдневным отдыхом. Три дня ела всё подряд, пила без ограничения, скакала как коза взбесившаяся, давая себе отдых да раздумывая как этот круг мучений пройти сподручнее. Какие хитрости использовать, какие ухищрения выдумать.