Она провела пальцами вдоль голубой сетки вен на тыльной стороне ладони, слегка коснулась губами длинных пальцев, уловив едва различимый сладковатый запах чернил.
— И хоть вы не нуждаетесь в благодарности, я говорю вам «Спасибо».
Шарлотта рискнула взглянуть на патриция, который выглядел удивленным и заинтересованным одновременно. Она некоторое время разглядывала его лицо, словно пытаясь навсегда запомнить эти черты: высокий лоб, удивленно вскинутые брови, пронзительно-синие глаза, резко очерченные лучами закатного солнца скулы, тень улыбки на тонких губах. Эта не-улыбка притягивала взгляд, Шарлотта чувствовала, как под аккомпанемент сбивающегося с ритма сердца ее влечет вперед.
— Зачем вам это, Шарлотта? — голос Ветинари звучал тихо и устало.
Она вздрогнула, услышав собственное имя.
— Я этого хочу… Хэвлок.
Шарлотта поразилась простоте и ясности ответа. Не имея возможности подумать хорошенько, она ляпнула первое, что пришло ей в голову. И, как часто это бывает, попала в точку. Она просто этого хотела. И своим ответом она застала патриция врасплох. Если первое «зачем» было задано из любопытства, то это «зачем» звучало как просьба. И об этой просьбе лорд Ветинари явно сразу же пожалел: неуверенность, тень которой Шарлотта успела поймать в его взгляде сменилась куда более привычной холодностью. Она внезапно поняла, что не одну ее одолевают сомнения и не смогла сдержать улыбки, решив пояснить:
— Мне всегда казалось, что люди похожи на комнаты: большие и маленькие, уютные и холодные, пустые и захламленные, обжитые и пустующие. В комнату всегда ведет дверь. Кто-то оставляет дверь нараспашку, кто-то надежно запирает, одни готовы отдать ключ первому встречному, другие только очень узкому кругу доверенных лиц, а третьи выбрасывают ключ куда подальше. Когда я вижу большую тяжелую дверь, надежно запертую на множество засовов и замков, я не могу побороть любопытство выяснить, что же скрывается за этой дверью, особенно, когда у меня предчувствие, что мне понравится то, что я за ней обнаружу.
Снова коснувшись губами тонких сухих пальцев, она произнесла уже уверенно:
— Я этого хочу. И это ровно на одно «хочу» меньше, чем требуется.
Шарлотта закрыла глаза, сделала глубокий вдох и, резко развернувшись на каблуках, выскочила из кабинета, не проронив больше ни слова.
Лорд Ветинари все еще стоял у окна и задумчиво разглядывал свою руку, когда услышал за спиной шаги своего секретаря. Проводив взглядом женскую фигуру, стремительно пересекавшую площадь перед дворцом, он отвернулся от окна и спросил:
— Стукпостук, как ты считаешь, я — хороший человек?
— Боюсь, ваш вопрос требует уточнения, сэр, — секретарь выглядел озадаченным. Он привык к приступам меланхолии своего начальника, которые часто сопровождались глубокомысленными рассуждениями. Однако в данный момент вопрос, очевидно, был как-то связан со спешно покинувшей этот кабинет женщиной. Эта территория оставалась для Стукпостука неизведанной.
— Я спрашиваю твое мнение. Как считаешь лично ты?
Молодой человек закатил глаза, обдумывая свой ответ. Затем его взгляд упал на стоящую на краю стола кружку с надписью «Самому замечательному боссу в мире» [2].
_________________________________
[2] Эта кружка являлась доминантой в интерьере Продолговатого кабинета. Своей неуместностью она вносила диссонанс в стройный ансамбль письменных принадлежностей, (не)выгодно выделяясь на фоне деловой обстановки.
_________________________________
— Несомненно, сэр. Я считаю вас хорошим человеком.
Лорд Ветинари удовлетворенно кивнул.
— Миссис Лисенер выглядела весьма встревоженной, покидая дворец, — заметил секретарь, протягивая патрицию увесистую стопку документов.
— По всей видимости, события и впечатления последних дней оказались для нее чрезмерными, — ответил патриций, взглядом давая понять, что продолжать тему не намерен. Он сел за стол, разложил перед собой бумаги и погрузился в чтение. Работа пошла своим чередом.
Комментарий к Глава 12
Боюсь, что следующие главы будут совсем нескоро, потому что автор в ужасе бегает по потолку постоянно дописывая и переделывая самые ответственные моменты, малодушно подумывая наплевать на рейтинг и снизить его.
========== Глава 13 ==========
Шарлотта сидела в кресле у окна в своей спальне на втором этаже. Прошло две недели с ее визита во дворец. Все это время она страдала от бессонницы. Большую часть времени занимало самоедство и изведение себя за свое поведение, свои слова, свою несдержанность. В самые тяжелые моменты ей казалось, что она натворила что-то ужасное и глупое, ее накрывало волной стыда и отчаяния. Иногда ей овладевала апатия, когда пропадали любые мысли и чувства, а голова казалась набитой ватой. Обычно же она злилась на себя за то, что открылась и тем поставила себя под удар. В такие дни ее подмывало бежать как можно дальше, не оглядываясь. Она даже успела продумать, куда и как бежать, и что ей необходимо будет с собой взять, но потом понимала, что это бессмысленно. Во-первых, нигде она не будет в такой безопасности как в Анк-Морпорке. Во-вторых, от себя все равно не убежишь. Весь этот ураган чувств и мыслей будет путешествовать с ней, как бы быстро и как бы далеко она ни убегала. В итоге к концу второй недели Шарлотта пришла к тому, что единственно правильным будет просто принять как данность, что она влюбилась. Это не самое страшное, что с ней случалось. Жить с этим точно можно.
Согласно книгам, которые так любила читать и перечитывать Айрис, страдающей от неразделенной любви женщине полагалось сидеть на подоконнике, пить вино из большого бокала (или прямо из бутылки, в зависимости от степени страданий и решительности характера), курить сигареты, томно вздыхать и беззвучно ронять слезы на шелковую сорочку. Иногда допускалось порыдать в подушку. Проблема заключалась в том, что шелковых сорочек у Шарлотты никогда не было. Да и плакать ей совершенно не хотелось. То ли свое она отплакала уже давно, исчерпав весь запас слез, выданный ей при рождении, то ли просто не видела в этом пользы. В конце концов она не чувствовала себя несчастной. Смущенной, запутавшейся и даже немного воодушевленной, но точно не несчастной. Томно вздыхать женщина не умела и в ее возрасте уже не собиралась учиться. Курение ее не привлекало, а алкоголя она предпочитала избегать после бала. Малодушное рассуждение, что шампанское виновато в том, что у кое-кого немного отказали тормоза, успокаивало в этом водовороте сожалений о различных поступках.
Обложившись справочниками и стопками бумаги, она пыталась составлением кроссвордов отогнать мысли, преследующие ее в последние дни. Она надеялась, что головоломки отвлекут ее от навязчивых воспоминаний о патриции Ветинари, но помогало плохо.
Осознав, что уже битых полчаса она пытается вникнуть в смысл довольно простого по своему содержанию предложения, Шарлотта захлопнула книгу и, собрав все справочники и словари стопкой, понесла их в библиотеку, под которую была отведена большая часть спальни. Спускаясь со стремянки, которой она пользовалась, чтобы убрать или достать книги с верхней полки, Шарлотта оступилась и непременно упала бы, но ее подхватили чьи-то уверенные руки. Сердце пропустило удар. Она замерла от ужаса, ругая себя за непозволительное легкомыслие. Нельзя было расслабляться и забывать, что поймать ее могут в любой момент. Однако, повинуясь навязчивому ощущению, она вдруг осознала, что держат ее очень бережно, что это не захват и попытка ее удержать, это своего рода объятие. Сердце снова пропустило удар, когда боковым зрением она увидела черную трость с серебряным набалдашником в виде головы Смерти, прислоненную к креслу. Напряжение, вызванное страхом первых секунд, отпустило. Чувствуя, как дрожат и подкашиваются ноги, Шарлотта немного отклонилась назад в попытке найти опору. Ее мягко прижали к себе. Она уловила сердцебиение, учащенное, но не настолько, как ее собственное, почувствовала тепло другого человека. Ей захотелось удержать ощущение надежности и неожиданной нежности, которое дарили эти объятия.
Ветинари развернул ее лицом к себе, по-прежнему мягко удерживая за плечи. Его серьезный внимательный взгляд, а так же внезапная близость заставляли Шарлотту чувствовать себя беззащитной и смущенной, а это было непозволительной роскошью в ее положении. Она изо всех сил старалась не отводить глаза, всматриваясь в столь знакомые черты и незнакомое, мягкое, выражение лица. Она поняла, что дрожит, а во рту пересохло, когда он внезапно спросил:
— Ты боишься?
Не найдя в себе сил произнести это вслух, она напряженно кивнула.
— Меня? — Ветинари не стал скрывать своего изумления.
Шарлотта улыбнулась немного нервно и, осмелившись коснуться рукой его лица, покачала головой
— Нет. Тебя я не боюсь, — прошептала она в безуспешной попытке справиться с голосом.
— Тогда кто или что так тебя пугает?
— Возможные последствия. И мое прошлое.
Он удивленно вскинул брови.
— Я не лучшая компания для правителя крупнейшего города Диска, в любом начинании.
Она немного отстранилась, деликатно высвобождаясь из объятий, и повернулась спиной. Приспущенная сорочка обнажила плечо, на котором, чуть выше лопатки, виднелись шрамы от ожогов, складывавшиеся в узор, напоминающий голову льва. Ветинари осторожно коснулся клейма. Деликатность этого прикосновения резко контрастировала со сталью в его голосе, когда он произнес: «В Анк-Морпорке нет рабов».
— Поэтому я чувствую себя здесь спокойнее, чем где-либо, — ответила Шарлотта, стараясь подчеркнуть благодарность, которую испытывала за эти слова, — Но тем людям плевать на законы Анк-Морпорка.
— Тогда они познакомятся с командором Ваймсом, — она не видела его лица, но поняла, что сказано это было с улыбкой и, надо полагать, весьма зловещей.
Она ощущала, как в ней просыпается желание, чувствовала готовность раствориться в нем, однако голос разума не желал сдаваться так просто.
— Я не хочу, чтобы из-за меня возникли проблемы.
— Этот город ежедневно подкидывает мне массу задач различной степени сложности и разрешимости. Меня оскорбляет твое сомнение в моих силах и способностях. Кроме того, если вспомнить события последнего месяца, еще не известно, кто кому больше может доставить неприятностей.
Патриций отступил на шаг. Он не хотел быть неверно истолкованным.
— Но если ты переживаешь, что твои проблемы мне не по плечу или я не представляю, с чем имею дело, ты можешь рассказать.
Шарлотта в задумчивости присела на край кровати. Прозвучавшая просьба оставляла возможность выбора, пространство для отказа и это, черт возьми, подкупало.
— Разговор будет долгий, так что располагайся, — она кивнула в сторону огромного кресла, стоявшего неподалеку.
Некоторое время она молча с отсутствующим видом теребила завязки своей сорочки. Ветинари, удобно устроившись в предложенном кресле, терпеливо ждал.
— С чего бы начать…? Кстати, а что говорится в досье на меня? — она ехидно прищурилась.
— Откровенность за откровенность. Ничего особенного. Родилась и выросла в Ничегофьорде, в Анк-Морпорк приехала семь лет назад, три года как вдова, владеешь магазином, оставшимся после смерти мужа.
— Хм. Я родилась и выросла в Псевдополисе, — Шарлотта довольно ухмыльнулась наслаждаясь выражением удивления на лице Хэвлока Ветинари.
— Наша семья была довольно состоятельной, но когда мне было одиннадцать, отец разорился. Пришлось продать наш особняк и загородное родовое поместье и переехать в дом поменьше. Через два года родители подыскали мне жениха лет на тридцать старше. Ему был нужен титул, родителям — деньги. Удачная сделка. Меня, естественно, никто не спрашивал. Свадьба должна была состояться вскоре после моего шестнадцатилетия, а за неделю до дня рождения я познакомилась на улице с молодым человеком. Он был веселым, обаятельным и обходительным. А еще он был мошенником, чего я тогда, конечно, не знала. Хотя, даже если бы и знала, это вряд ли что-либо изменило.
— Ты сбежала? — в вопросе патриция отсутствовала вопросительная интонация.
— Сбежала. Так начался кочевой период моей жизни: мы часто переезжали с места на место, нигде надолго не задерживаясь. Поначалу это было интересно и весело — новые города, страны, новые знакомства, казалось можно обойти весь мир. Но после парочки неприятных эпизодов, когда вскрылась вся правда о причинах наших путешествий, я охладела к такой жизни. Джим — так его звали — пошел мне навстречу. Думаю, он действительно меня любил, точнее считал, что любил, и хотел заботиться. Так мы оказались в Ничегофьорде — краю снегов, льдов и отвесных скал. Красиво, монументально и невыносимо скучно. Там мы поженились и прожили несколько лет, которые, пожалуй, можно назвать счастливыми.
Шарлотта замолкла, о чем-то задумавшись. Ветинари сидел с закрытыми глазами и внимательно слушал.
— Вероятно, поэтому я не заметила как Джим, очевидно, заскучав, взялся за старое, плюс начал играть в карты. В одной такой игре он сильно проигрался. Победитель потребовал в качестве награды меня. Как я сейчас понимаю, они именно с этой целью и ездили по небольшим городам, присматривая идеальных жертв, которых можно было развести на подобное. Своего рода бизнес. Джим согласился. С одной стороны, у него не было выбора, с другой — этот дурак надеялся выиграть время, чтобы придумать план побега. Но у тех ребят все было схвачено. Так я стала вдовой в первый раз и попала на подпольный невольничий рынок в качестве товара, а оттуда на Мунтаб, где и обзавелась клеймом. Это далекая страна, где-то на окраине мира, мало кому есть дело до того, что там происходит. Нас было около двадцати человек, в основном мужчины, которые работали на плантациях, строительстве и занимались прочей тяжелой работой. Женщины занимались домом, хозяйством и… развлекали… хозяина и его гостей. Провинившихся ждали розги, голод и клетка. Провинностью могло стать что угодно, на усмотрение управляющего — мистера Скриптера. Тяжелее всего карались попытки побега — одной неудачной хватало для того, чтобы отбить охоту к дальнейшим попыткам. А удачных не было. По крайней мере до меня.
Шарлотта грустно улыбнулась. Она вытащила карандаш, удерживавший волосы в пучке на затылке и нервными быстрыми движениями стала перебирать упавшие на плечи пряди, заплетая их в косу.
— Первый год был тяжелым. У меня не самый покладистый характер, а это не лучшее качество для рабыни. Но если держать себя в руках и помалкивать я догадалась, то скрыть факт своей грамотности мне не удалось. С одной стороны я оказалась полезной для хозяина и это немного облегчило мою участь, с другой — меня возненавидели все остальные, ведь они были в основном неграмотные и их эксплуатировали в убийственных условиях, в прямом смысле. Примерно год ушел у меня на то, чтобы придумать план побега. И еще три, чтобы его реализовать: усыпить бдительность, продумать и подготовить мельчайшие детали, учесть любые нюансы, скрыть следы, подготовить запасные варианты. Заодно училась на чужих ошибках.
Шарлотта замолкла, с отсутствующим выражением лица, расплетая только что законченную косу и начиная заново.
— Как ты сбежала? — нарушил молчание Ветинари несколько минут спустя.
— На удивление легко — прямо у них из-под носа: спряталась в повозке, которая привозила строительные материалы и увозила мусор. Днем все были заняты на работе, так что меня бы хватились не раньше ночи, а то и вообще к утру. К тому времени я была уже довольно далеко, присоединившись к торговому каравану. Но то ли успех, то ли долгожданная свобода вскружили мне голову и я сделала глупость — вернулась в Псевдополис в надежде отыскать родных. Видимо, Джим что-то разболтал обо мне, потому что меня выследили довольно быстро и улизнуть мне удалось буквально чудом. Тогда я решила понадежнее спрятаться и для этого забралась в самую глушь. Так я оказалась в Ланкре. Хорошее было время. Правда, оказалось, что незнакомка в глубинке слишком бросается в глаза и вызывает вопросы и подозрения. Так меня выследили во второй раз. И поймали. Оказалось, за мной отправили лично мистера Скриптера.