Но Гарри ждал какого-то недовольства, упреков или, быть может, даже обвинений. Его лицо сейчас выражает полнейшее недоумение, но она снова толкает его.
— Поднимайся же! Время не ждет, и я тоже.
Гарри хочется спросить: «Почему ты поступаешь так со мной?», но вовремя осознав, как глупо это будет звучать, он молча поднимается и идет вперед.
— Гарри, постой! — зовет его Грейс, и Поттер поворачивается в ожидании каких-то объяснений, или, быть может, признаний.
— Нам в другую сторону.
На лице Гарри вновь появляется недоумение, но никто этого не видит, и это его радует. «Малолетняя стерва», — проносится у него в голове, но он тут же себя ругает за такие мысли. «Но что она о себе возомнила?! Меня практически всю жизнь хотели женщины! Стоило мне только намекнуть, как они таяли от изнеможения в моих руках!».
— Не нужно так ломать ветви, Гарри. Мы пришли спасать этот мир, а не…
— Заткнись, — вырывается у Гарри, и он тут же сожалеет о сказанном, но не может заставить себя извиниться.
— Что-то было не так? Ты стал слишком нервным после…
— Да замолчи ты! — Гарри шумно выдыхает и приказывает себе успокоиться. Мерлин, как же долго у него не было женщины! И здесь он вынужден находиться с ней, без возможности аппарировать, когда захочется… Да что с ним вообще происходит?!
— Я дам тебе время побыть одному, если тебе это нужно, и…
Он снова ее целует. Это нервный и полный непонятной ему самому обиды поцелуй. Но она позволяет ему целовать себя до тех пор, пока он не выдыхается. Он тяжело дышит и смотрит в сторону, опершись о ствол дерева.
— Ты прокусил мне губу. С тобой точно все в порядке?
«Нет, со мной, определенно, не все в порядке, но тебе, малолетней стерве, этого не понять». Мерлин, как же хочется сказать ей это в лицо! И увидеть в ответ хоть какую-то эмоцию.
— В порядке. Пошли дальше. — Гарри в очередной раз приказывает себе успокоиться и выбросить из головы всякие глупости. Это все нервы. Всего лишь нервы.
========== Глава 5 ==========
Давно не было так тихо. Все эта спешка, суета, не дающая погрустить, подумать… Теперь же времени хватает. Она усмехается — сколько прошло? Час? Два? Вечность? Рука вновь касается шершавой поверхности камня. Патрик — так она его назвала. Бугорок на нем очень напоминает подбородок, словно камень — это чье-то лицо, вернее, часть лица, а остальное мастер просто не успел высечь.
— Я всегда хотела, чтобы все было правильным… Только все контролировать невозможно… — Разговоры с Патриком успокаивают. Это единственное, чем получилось себя занять. И Гермиона пришла к таким откровениям, мысль о которых ранее только пугала:
— Как оказалось, я даже не в силах контролировать свою жизнь… не то что чужую… Я бы все отдала, чтобы повернуть время вспять. Слишком много ошибок, и… Рон, он хороший, но жизнь с ним — это… Рон, прости меня, ты никогда меня не сможешь понять, но мне так нужно знать, что простишь…
Ее находит Рон. Гермионе не верится, но это его голос. Ей даже сложно представить яркий цвет волос и веснушки на его лице в этом сером, пропахшем тиной, месте. Но она определенно слышит его голос. И отвечает, усиливая свой ослабевший голос с помощью магии. Затем становится тихо. Гермиона тяжко вздыхает, приписывая себе пару неутешительных диагнозов. Она сбилась со счету уже очень давно. На самом деле, это второй день самозаточения, и сейчас глубокая ночь, но она отличается от остальных — голос Рона вновь преследует ее. Теперь не только голос: слышится слабое эхо заклинаний, и камни иногда, судя по грохоту, обваливаются. Мерлин, она только что услышала голос Джорджа? Гермиона плачет — надежда, что это правда, оказывается горькой на вкус. И вот камни рядом с ней начинают подрагивать. Один за другим заваливаются, перекатываются. Просвета пока не видно, но это ненадолго. Теперь она точно знает.
— Гермиона! Гермиона!
— Да тише ты! Местечко явно не пустовало, пока его не завалило, — Джордж искренне удивляется, что Гермиона оказалась здесь. Да, он слышал ее голос, но не верил, пока не увидел худенькую фигурку, сжавшуюся под камнями.
— Гермиона! — вновь кричит Рон и бросается к жене. Оба они в слезах. Но Джордж уже все выплакал, в свое время. Он лишь улыбается уголком рта, удивляясь Дамблдору. Да, да, именно ему — создавшему такую странную вещь, которая все еще работает. Собирает огни и зовет Рона — и сейчас она вновь срабатывает.
Они находились в укрытии, когда еле слышно прозвучало “Рон”. Затем еще и еще — и тогда Рональд всех поднял на уши. Он был уверен на все сто процентов — он знает, где Гермиона. Артур долго сомневался, но в итоге, под умоляющим взглядом Молли, согласился отпустить его и Джорджа. Когда Малфой-мэнор оказался позади, Джордж усомнился в здравии Рона. Когда тот утащил его в болото, сомнения Джорджа усилились. А после он только удивлялся. И сейчас, обнимая их обоих, он почувствовал, что глаза предательски защипало.
Они долго стоят в объятии, пока Гермиона не слышит шаги мягких лап. Их много, и они ступают почти беззвучно.
— Рон, Джордж! Это они!
Это стая. Та же самая, и они их окружают, горбясь и скалясь, оголяя зловонные пасти. Джордж с Роном не слишком пугаются. Джордж даже чего-то подобного ожидал. И карие глаза Гермионы освещают вспышки, одна за другой: раз-два, короткие смертоносные заклятия. Она никогда не сможет так легко произнести любое из Непростительных. Но Рон и Джордж их произносят. Нет, они кричат, словно злость засела в них давно. И Грейнджер оседает на землю, прикрывая уши руками. “Больше не ищи меня, Драко. Все кончено”.
*
Собрание длится долго. Драко приходится быстро изучать записи предыдущих сделок, а их много. Странно, его подпись так похожа на подпись отца. И, наверное, он так же сидел за этим столом, в окружении волшебников, вампиров и нескольких гоблинов. Драко приходилось иметь дело с гоблинами, и он был готов на дюжину сделок с волшебниками вместо одной с гоблином. Сейчас их тут было шестеро, и Драко прилагал неимоверные усилия, чтобы сохранять контроль над собой и самообладание. Все это казалось столь нелепым — он сидит тут и делает бесконечные вычисления, стараясь не упасть лицом в грязь и не оказаться хуже отца. А где-то там, наверху идет война, а еще где-то Гермиона с его ребенком, которых он оставил совсем одних во враждебном мире.
— Мистер Малфой, хотелось бы напомнить, что обычно наше пребывание в Подземельях не длится больше суток. И мы бы хотели оставить это правило неизменным, — снова один из гоблинов обращается к Драко. Почти все взгляды участников заседания — а их более двадцати — устремлены на Малфоя.
— Я обдумаю это, если вы не будете мне мешать, — Малфой улыбается. С гоблинами стоит быть вежливым. — Прошу, чаю? — те переглядываются и соглашаются. Малфой выдыхает и продолжает делать подсчеты. Кто кому сколько чего должен, какие у сторон ожидания, и самый главный вопрос — как при всем этом сохранять Равновесие. На ухо Малфою, обдавая запахом железа, постоянно что-то шепчет Гекхал.
— Вот этот отморозок. Редко держит слово, а его товар все хуже и хуже. Твой отец отчего-то все еще держит его в нашем круге. Но я бы очень хотел перемен.
«Держит, потому что он влиятельный в Магическом Мире». Это один из главарей Лютного переулка, и Малфой его прекрасно знает. С ним шутки плохи, и, раз у отца были причины его опасаться, значит, и Драко их поймет. А пока он лишь коротко кивает, передавая подписанный и заверенный договор на сделку. И тот уходит, не дожидаясь конца собрания. На самом деле, так делают все. Никто не жаждет оставаться в Подземельях надолго.
— Это все Сизые, — шепчет ему Гекхал, — они не разрешают вторгаться в Воды больше нужного.
— Не разрешают? — с удивлением переспрашивает Драко. — Ты с ними говорил?
— Да, у нас есть дни Переговоров. И они все знают, и даже больше.
— То есть, они разговаривают, и можно с ними обсудить…
— Нечего с ними обсуждать, — резко обрывает его Гекхал. — Если тебе дорога жизнь, спорить с ними ты не станешь.
— Но кто они такие?
Гекхал раздраженно толкает под столом его лодыжку.
— Сиди и делай деловое и строгое лицо. Пока у тебя неплохо получалось. Про остальное поговорим потом, сейчас не время и не место.
Драко коротко кивает и продолжает. Но теплое чувство разливается у него внутри. Оказывается, он сможет поговорить с теми, о ком так мало известно даже самому Поттеру. Мысль о Поттере больно колет. Где он сейчас? Что в действительности произошло? И очень хочется видеть его лицо, и чтобы Поттер видел сейчас Драко…
*
— Мы идем уже больше нескольких миль. Неужели перемещаться по-другому здесь действительно невозможно? — он бы не жаловался, нет. Но боль в ногах от долгой ходьбы дает о себе знать. “И где это чертово дерево?”.
— Нас не должны заметить, — он не видит ее лица, Грейс обогнала его, намеренно или нет, и идет впереди.
Лес вокруг сгущается все больше. И становится все опаснее. Растения здесь менее зеленые, скорее, коричневые, с шипами, ярких, ядовитых цветов. Некоторые с хлопком закрываются, стоит их легонько коснуться, и будто что-то жуют, и Гарри готов поклясться — они были бы рады, окажись внутри его рука.
— Я помню дорогу лишь по подсказкам, оставленнымх дедом в детских сказках. Как видишь, у меня даже детство не было обычным.
— Тебе грустно из-за этого? — Гарри пытается вспомнить, как с ним в сложных ситуациях разговаривал Дамблдор. Его совет определенно нужен Грейс. Возможно, он бы упомянул о миссии, и что на каждого возложена своя, и справиться с ней сможет только она? Быть может, так, но Гарри совсем не хочется обрекать ее на одиночество. Дед готовил ее с детства стать оружием в этом странном мире, совсем как Дамблдор — Гарри. Она останавливается и оборачивается:
— Знаешь, я уже не спрашиваю себя, каково мне… Гораздо более важно, что мне делать, и все ли я делаю правильно.
— Ты боишься подвести деда? — Гарри рад, что она заговорила.
Она хмурится, словно ей сделали больно:
— Я в любом случае это сделаю.
— Но почему? Ты ведь точно знаешь, что тебе делать, и… — Гарри старается придать голосу подбадривающий тон.
— Да ни черта я не знаю! — резко обрывает она. Впервые за долгое время в ее глазах виден страх. — Это все жуткая сказка, ради которой мне надо вырвать собственное сердце, потому что его ждут здесь давно, это словно плата, такая вот обменная живая монета, и что бы я ни сделала, все будет не так, потому что изначально все паршиво! — она отворачивается и закрывает рукой глаза, стыдясь своей тирады, но многочасовой поход с Поттером за спиной успел вымотать. Хотя, где-то в глубине души она знает — дело вовсе не в этом.
Гарри с усилием вновь старается представить совет Дамблдора, но в итоге осознает — тот бы не нашел для нее нужных слов. Ведь почти все его слова в итоге обрекали на одиночество.
— Забудь об этом. Со мной все в порядке, и не будем больше о моем деде, — она разворачивается к Гарри лицом, давая ему возможность увидеть решительность в ее глазах. — Пошли дальше, — легкая улыбка касается ее губ, но, как только она отворачивается, уголки рта ползут вниз, и она больно щиплет себя за предплечье. Определенно, близость с ним была ошибкой, и теперь словно рухнула стена защиты, он проник в сердце и смотрит, как оно лихорадочно бьется, несмотря на ее воинственный и беззаботный вид. Такой, по крайней мере, ей хочется казаться. Возможно, когда она услышала историю его битвы с Тем, Кого Нельзя Называть, стало даже хуже. Теперь не ударить в грязь лицом надо и перед ним. Грейс никогда не умела быть женственной, и мысль о том, чтобы плакаться Поттеру в плечо, кажется унизительной. Но вместе с тем, этого ей хочется больше всего. Он ведь смог в прошлый раз со всем покончить и выиграть войну…
Гарри, нахмурившись, идет позади, озадаченный ее поведением. Возможно, не стоит лезть со своими советами? В свое время советы только раздражали его. В таком случае, необходимо знать план действий.
— Грейс, постой, — зовет он, и она напрягается, но останавливается.
— Что?
— Обернись. Я хочу знать, что будет, когда мы дойдем до места. Каков план?
Она оборачивается. Долго молчит, глядя ему в глаза, гадая, с какой целью задан вопрос — он ведь прекрасно знает, что ее ждет самопожертвование. Неужели о подобном можно забыть? Она решительно произносит:
— Будет гораздо проще, если дальше я пойду одна.
— Что? — искренне удивляется Гарри. Он ведь бросил друзей ради нее!
Она мотает головой:
— Ты слышал. Просто уйди.
Гарри теряется с ответом. Разговор с Грейс всегда выбивает из колеи. О чем эта девчонка?!
— Что…
— Не надо, — ее ладонь, выставленная вперед, кажется невероятно хрупкой. — Не говори ничего. Я пересмотрела свои планы, и будет действительно лучше мне дальше идти одной, а ты можешь вернуться к своим друзьям.
— Ты очень ошибаешься, нельзя оставаться одной и все нести на своих плечах, я прекрасно знаю, каково…
— Замолчи. Прошу тебя, закрой свой рот и убирайся! — она кричит. Гарри она напоминает раненое животное. И волна нежности и заботы вновь накрывает его. Он старше и сильнее, и сейчас, пока она изо всех сил пытается отстраниться, это его радует — он крепко ее обнимает. Истерика, у нее просто истерика.
— Ненавижу тебя, тупой болван! — возможно, пару синяков она ему все-таки оставит. — Ты просто…
— Силенцио, — Гарри улыбается. Ее глаза широко распахнуты — крайняя степень возмущения. Гарри читает по ее губам — она говорит много некрасивых для девушки слов. Но он смеется и корчит ей рожи в ответ. Наконец, она выбивается из сил и беззвучно плачет.
— Все будет хорошо, — тихо шепчет он ей, гладя по волосам. Иногда эти слова лучше всяких советов.
Краем глаза Гарри замечает движение. Это что-то большое, но сложно различимое в гуще растительности. Гарри напрягается и вытаскивает волшебную палочку:
— Кажется, у нас гости, — шепчет он на ухо Грейс.
Раздается треск крыльев — словно их много, и трепыхаются они быстро-быстро — и существо взлетает. Это огромное насекомое, похожее на богомола, и оно с большой скоростью движется в их сторону, издавая неприятный щелкающий звук. Гарри пугается и атакует. Оно тут же обездвиженно падает навзничь, и Гарри доволен собой. Но Грейс отталкивает Гарри в сторону, кидается к насекомому, падает рядом с ним на колени и режет себе руку, в которую оно тут же впивается своим ртом, жадно втягивая живительную кровь.
— Что ты, черт возьми, делаешь? — в недоумении спрашивает Поттер.
Грейс что-то шепчет на своем языке, и вокруг нее и богомола образуется магическая защита. Гарри не может подойти ближе. И это его оскорбляет — словно он настолько бесполезен! Или даже не так — он крайне ущербен, и только барьер спасет от его бестолковости.
— Зачем это? Что я сделал не так?! Это чучело нас чуть не атаковало!
Грейс удваивает защиту еще одним заклятием.
Гарри борется с желанием бросить ее тут с этим насекомым. Наверняка оно составит ей лучшую компанию.
— Может, хотя бы объяснишь, что не так? — складывает он руки на груди. Ждать приходится долго. Вокруг темнеет, но появляется множество сверчков, и Поттер ложится на траву, всматриваясь в сияющий вокруг мир. А в небе далеко-далеко виднеется луна. Та самая, на которую он всю жизнь смотрел по ночам, и которая здесь кажется такой размытой и едва различимой в неспокойном небе.
— Это был посланник от Каррехена в Первое Подземелье, и он торопился. А ты чуть не убил его. — Грейс покидает насекомое и садится рядом, прижимая раненую руку к груди.
— Я когда-нибудь научусь понимать этот мир? Хотя бы немного? — почти с отчаянием спрашивает Поттер.
— Ты тут надолго не задержишься. Это ни к чему.
— Но все же не помешало бы хотя бы различать местных от врагов.
Она ведет плечом:
— Этому не повезло.
Внезапно Грейс смеется. Ее смех заразителен, и Гарри не может сдержать улыбки.
*
Столько вопросов, они задают столько вопросов! Но у Гермионы в голове лишь мысли о неправильно прожитых годах и сделанных ошибках. Ошибка… неужели она так же думает о своем ребенке? Подобные мысли бросают в холодный пот, и одно она знает точно — рыжий цвет заставляет ее чувствовать себя виноватой. Это так глупо… Рыжий цвет волос… от него никак не может получиться белый. Это необъяснимо, но ей придется именно это объяснять при рождении ребенка.