— Ани! — Теннари восхищенно развел руками, — Твой шантаж просто великолепен! Но как же быть с тем приступом?
— Теннари-сан, но ведь тогда не проводили глубокой проверки… Может, и не было у меня никакого приступа? Отравилась консервами — и все?.. А?
Она улыбалась. Хитренько так.
Конечно же, он не проводил контрольной проверки. Потому что отлично знал, что нет у нее никакой аста ксоны, симптомы нулевой стадии сымитировать — ерунда, это любой ребенок справится, догадается ежели. Он прекратил все тестирования, как только узнал, что это именно она запрашивала в информатеке файлы спайс-медицинской энциклопедии.
Он восхищался этим чудным ребенком уже тогда.
— Очень надо?
Она вздохнула.
— Очень-очень!
— Лады, — он хмыкнул, — Считай, что ты уже в списках. Предохраняться не забывай. Да, и — познакомишь потом как-нибудь, ладно?..
Она растерялась. Открыла рот, поморгала.
— Ой, а как… А откуда вы?..
Теннари засмеялся.
Забавно, но каждое поколение в этом вопросе почему-то именно себя считает Первооткрывателями. Словно самих их родители из пробирки достали.
Джуст.
«Проспект Тшикатилло».
Стась.
Две грудастенькие девочки на углу танцевали акробатический ролл. Танцевали они неплохо, хотя и со стилизацией, а вот люминесцентной краски, которой были они щедро заляпаны (ногти рук и ног, веки, губы, ноздри, соски и мочки ушей), из-за чего танец оставлял впечатление роящихся светлячков, Стась не одобряла. И вовсе даже не из-за вопиющего несоответствия подобного макияжа изображаемой танцем эпохе, карнавал — штука условная, детальной аутентичности не требует, лишь бы красиво было.
Это было красиво, кто спорит.
Вот только такая краска здорово сжигает кожу, провоцируя рак. Она въедается намертво, фиг отмоешь, и ногти потом начинают расслаиваться. Но где и когда пятнадцатилетних волновали отдаленные последствия?!
… Праздник Святой Селины…
«Почему бы тебе не попробовать?» — так сказала черненькая синеволосая малышка, с которой они вчера драили тротуар и покрывали стены праздничными блестками. «Почему бы тебе не попробовать? В конце концов — что ты теряешь?»
Что ты теряешь…
Стась закашлялась, прижалась спиной к ободранной стене, сдвинула кепку на самые брови и глубже засунула стиснутые кулаки в узкие карманы замшевых штанчиков. Обрезая янсеновский шмот под принятую у братишек униформу, она специально старалась не задеть боковые карманы, задними-то все равно пришлось пожертвовать, ибо ягодицы скрывать от честного народа эта братия считала недостойным. За что порою и отхватывала по этим самым, неприкрытым — к вящей обоюдной радости. Часть ритуала.
Глотать было больно — горло словно перехватили удавкой.
М-да…
Вот тебе и попробовала.
Затарахтели петарды, заливая тротуар потоками неровного света. Основным оттенком был, разумеется, красный — сегодня же все-таки день Святой Селины. Ностальгический милый праздник, их так мало осталось. Рождество, Случайность, да этот вот… Ну, еще День Независимости.
Но Независимость и Случайность — они же обезличенно-общие, а неофициальное, но тем не менее вполне сохранившееся Рождество — так и вообще сугубо мужской праздник, день рождения архаичного Бога-мужчины, который к женщинам вообще относился не больно-таки хорошо, мать его хотя бы вспомнить…
А Святая Селина женщиной была. До кончиков ногтей. И хотя заодно покровительствовала она довольно-таки пестрой компании (всяким там студентам, морякам и ворам), не этим она прославилась и не за это вошла в историю.
Правда, сейчас праздник ее давно уже перерос просто профессиональный уровень, превратившись в общеженский. Сегодня алым шелком по древней традиции затянуты все фонари, и даже шустрые луны кажутся алыми, и в «Квартале цветов» день открытых дверей, и любая может попробовать свои силы, никто не станет смеяться над неумелостью или лицензию спрашивать. Никто не будет ехидненько интересоваться: «А у кого, собственно, вы учились так топорно делать минет, деточка?» или проверять сертификат, сегодня День Святой Селины, а значит, никаких ограничений — было бы желание…
Вот именно что.
Хм… Чувство довольно-таки острое. Новое, доселе незнакомое. Забавно. За все двадцать лет — впервые. Новый опыт.
Чувство острого унижения…
Главное — даже сравнить не с чем. Ну, разве что с тем не слишком приятным случаем, когда тетя Джерри застукала ее в мужской игровой комнате в самом разгаре игры с «Живыми куклами Уолли». Впрочем, тогда преобладало раздражение — надо же было так глупо попасться!
А вот стыдно — не было. Почти совсем. Забавно…
И то, что тетя Джерри не захотела тратиться на ее стерилизацию, тоже не показалось тогда оскорбительным. Позабавило лишь. Ее все тогда забавляло.
Сегодня тоже было… забавно.
Нет, правда, ну разве не смешно, что на Стенде ее дожидаются почти полторы эры, а ей приходиться выбирать — бургер или ночь не на скамейке в парке?
Разве не смешно, что эту старую разваливающуюся лохань спокойно пропустили через три на самом деле опасных кордона и арестовали именно в этом порту, куда корабли залетают раз в неделю по обещанию? И за что?! За ничтожное превышение содержания какой-то дряни в посадочном выхлопе! И проявленное неуважение — уладить можно было небольшим штрафом, но капитан заартачился. Слово за слово — и арест транспортного средства с принудительным расторжением контракта со всем персоналом по форсмажорным обстоятельствам. А значит — никакого выходного пособия, скажи спасибо, что вещи забрать разрешили.
Разве не смешно, что в нагрудном ее кармане (бывшем кармане Уве Янсена) лежит маленькая такая полимолекулярная карточка-завещание, в которой, в частности, имеется упоминание о пяти тысячах на предъявителя при условии вручения карточки законному адресату. Только вот до законного адресата отсюда… поближе, конечно, чем до Стенда, но все равно. Ну вот что стоило проверить его карманы на Базовой! И далеко ходить бы не пришлось.
Пятьдесят веков — это, конечно, не полторы эры, но тоже… смешно. Мир — забавная штука.
И не смешно ли, в конце-то концов, что сегодня в местном борделе ее признали фригидной, абсолютно и окончательно?..
Смешно…
Что бы по этому поводу сказала великолепная Зоя? К черту! Какая тут, к оракулу, фригидность?! Фригидная не влипла бы под статью, на то она и фригидная. Если бы просто фригидность. Если бы…
Всю жизнь гордиться своей выдержкой, втайне забавляясь, что так ловко провела всех, даже тетю Джерри… Да, внутри я — огонь, но попробуйте-ка прошибить броню! И вдруг обнаружить, что броня твоя — не броня вовсе, так, скорлупка, и не ореховая даже, а под ней — ничего. Пустота. Не протухло даже — высохло просто. За ненадобностью.А может — и не было. Совсем… Забавно.
Стась оттолкнулась лопатками, пошла вдоль улицы. Мотнула головой, убыстряя шаг и чувствуя, как стягивает кожу на скулах. Новое ощущение.
Что, Зоя, забавно, да?
Если бы только фригидность…
Фригидность — ладно. Можно древних французов послушать — умные тоже люди были! — и на мужиков все списать, не виноватая я, мол, это они сами идиоты неумелые. Да ведь только был же, Зоя, папашка твой, сволочь эта ушастая. Был.
Так что иначе это называется.
Улыбка Стась стала хищной — в конце расцвеченной улочки она, наконец, увидела то, что давно искала. Расслабилась, переходя с инерционного Бега Преследования на легкий стелющийся Шаг Разведчика. На ходу привычно промяла суставы. Мышцами и связками мы, Зоя, с тобой и позже заняться успеем, это незаметно со стороны, а вот костями хрустеть у всех на глазах не стоит.
Сквозь плотную волнующуюся толпу она просочилась легко, но в первые ряды лезть не стала — зачем высовываться раньше времени? На площадке пока крутились юные качки, этих в расчет брать не стоит, все равно долго не протянут. Придется обождать. Ничего, Зоя, мы люди привычные.
Мы подождем.
====== У каждого судьи – свои правила ======
Базовая.
Космопорт.
Лайен.
Панель отошла легко, даже усилий особых прикладывать не пришлось. В узкой вентиляционной шахте было пыльно — киберуборщики сюда добираются в лучшем случае раз в два-три месяца. Не то чтобы очень грязно, но и не стерильно во всяком случае. А вот на перемычке пыли не было. Совсем…
Лайен поставил панель на место. Стиснул зубы. Зажмурился, чувствуя, как изнутри горячей волной обжигает щеки.
Он оч-чень отчетливо представлял выражение лица Каа, когда та спросит (а она обязательно спросит!): «И вам потребовалось почти неделя для того, что знает любой идиот еще со спецотрядовского возраста?!»
И — многозначительная пауза. Чего-чего, а уж паузу Каа держать умеет…
Что самое обидное — знал ведь про эти панели. Сам бессчетное количество раз играл в кошки-мышки, локти и коленки в этих шахтах сбивая. И ворохнулось же что-то недоверчивое, когда про мусорку заговорили, любой ведь ребенок знает… в смысле — любой умный ребенок, глупые-то как раз в этот тупик и лезут, легкой добычей становясь. И — не сообразил. Если бы не Дэн. Проклятье!
Хлопнув дверью кабинки так, что сломался замок, Лайен вышел из вокзального туалета. Пнул ногой ни в чем не повинную урну. Урна жалобно звякнула и поспешила отойти от греха подальше, смешно переваливаясь на толстых ножках. Лайен с огромным трудом удержался, чтобы не пнуть ее еще разок. Спросил хмуро у подпиравшего стенку Дэна:
— Ну?
Дэн отлепился от стенки, просиял счастливой улыбкой:
— Ты был прав! Я насчет трупов. Вообще-то за тот день подозрительных больше десятка, но парочка особенно… И один, заметь, рядом с портом. Причем не только остался без документов, но был еще и раздет, весь обляпан ее пальчиками и к тому же, заметь, преставился от лошадиной дозы мятки. Но там одна проблемка… Знаешь, чей это был трупик?
— Ну?
— Уве Янсена.
Возможно, умственная ограниченность — явление не столь быстро проходящее, как хотелось бы надеяться. А, может, виновата была та урна, по которой очень хотелось пнуть еще хотя бы пару раз — известно же, что подавление искренних и сильных желаний тем негативнее сказывается на способности к логическому мышлению, чем искреннее и сильнее были эти самые желания! — но, как бы то ни было, Лайен успел пробурчать, провожая удаляющуюся урну тоскливо-голодным взглядом:
— Уве Янсен, не Уве Янсен, какая, к дьяволу, разница, даже если и Уве Янсен… — прежде чем застыл с открытым ртом, потому что трижды произнесенное имя наконец-таки дошло до сознания.
— Черт!..
Спрашивать: «Что, тот самый?» было бы в данной ситуации верхом идиотизма — будь это просто однофамилец, Дэн не стал бы смотреть столь сочувственно.
— Что, тот самый?..
Дэн не ответил, лишь вздохнул.
— Черт…
А что еще тут скажешь? Только янсеновских молодчиков для полного букета не хватало. А если к тому же окажется, что это вовсе и не было самоубийством, то вообще самое умное — прикинуться ветошью и забыть обо всем, моля судьбу, чтобы и о тебе соответственно позабыли.
Эта малышка просто шагает по трупам. Если считать с теми, кто не выжил в порту при попытке ее поймать, Уве Янсен будет уже четвертым.
И это — тсенка в шестом поколении, в миротворки рекомендованная?!
Куда мы катимся…
Джуст
Отель Тортуга-14
Номер эконом класса.
Бэт
Экран в номерах эконом был хоть и без эффекта присутствия, но вполне себе трехмерный.
— …Знаешь ли ты, что такое — быть Зоей? — Прыжок. Скольжение. На секунду кажется, что пальцы вскинутой руки не достанут до очередной рейки.
Достали.
Прыжок повтором, в рапиде. На него накладывается абсолютно спокойный голос:
— Быть Зоей — это обязывает… Соответствовать необходимо… А иначе — нечестно.
Голос ровен, только чуть сбито дыхание, словно говорящая идет быстрым шагом вверх по склону не слишком крутого холма. Или перебирается на руках по хлипкому мостику над пропастью в одиннадцать этажей.
Замолчала, достала шуршащий яркий пакетик, захрустела оберткой. Ти-Эр свое дело знал, под этот хруст дал неторопливую панораму и вернулся к маленькой фигурке в форменном комбинезоне уже издалека, отчего она показалась еще меньше и беззащитнее. В свете прожекторов выгоревший комбинезон казался серебристым, рыжие волосы выбивались из-под беретика трогательными прядками, суетящиеся внизу приземистые коротконогие пехотинцы по контрасту казались еще более уродливыми и отвратительными, их пятнистая полевая форма нелепыми кляксами резала глаз на фоне почти черного пластбетона.
Ти-Эр был в ярости и прощать им повреждение съемочного хоптера не собирался.
И если поначалу, еще заочно, он более склонялся к вариации на тему: «Опасная маньячка и бравые парни доблестной пехоты», а, увидев декор площадки развернувшихся боевых действий и оценив юмор сложившейся ситуации, засомневался и уже решил было выдать «Взгляд беспристрастного наблюдателя», то сейчас в эфир шел откровенный и недвусмысленный слезодавильный трешак «Злые дяди и бедная крошка». Не прямой эфир, конечно, повторный показ, уже шестой по счету. ТиЭру даже не пришлось напрягаться, выбивая прайм-тайм — первые прокрутки так взвинтили рейтинг, что за этот ролик чуть не передрались все основные каналы, а уж распиратченные куски давно уже разлетелись по всей инфосети. Но с личным ТиЭровским копирайтом все равно котировались выше.
Комментатор рангом пониже уже давно не удержался бы от парочки злобных выпадов, и тем самым наполовину испортил бы ненавязчиво и потихоньку создающееся у зрителей впечатление. Ти-Эр же был неизменно корректен и безукоризненно вежлив. И вообще больше молчал.
За него говорили ракурс, форма, цвет. Укоризненное жужжание поврежденного хоптера. Выхватываемые время от времени крупным планом вооруженные до зубов пехотинцы. И — серебристая фигурка, зависшая в серебристой же металлической паутине между небом и асфальтом и рассуждающая о высоком предназначении Божественной Зои.
Легкий рапид на нее — так, самую чуть, ненавязчиво и почти незаметно, — не менее легкое ускорение на пехоту — и вот уже каждый жест одной приобретает утонченную плавность и отточенность, а другие же, наоборот, начинают выглядеть неприятно суетливыми и нервозными. В арсенале хорошего тивера есть немало подобных приемчиков.
А Ти-Эр был не просто хорошим.
Он был лучшим.
И он сделал все, чтобы сердца миллиардов тивизрителей переполнились негодованием как раз к моменту трагического финала.
— Хорошо висит! — сказала Рысь, профессиональный хитчер с двадцатитрехлетним стажем соседке по номеру, откликавшейся на славное имя «Железные Зубы», и шмыгнула перебитым носом. Железнозубка фыркнула через резиновый загубник, не прекращая послеобеденной разминки на портативном тренажере. Кроме них в номере было еще двое. Эркюль спал, поскольку есть пока не хотел, а тренажер был занят. Бэт сидел на краешке стола, грыз яблоко и морщился.
Эркюля и его соратниц по команде многие принимали за близнецов. Или хотя бы за очень близких родственников с какой-то крупной планеты — были они широкоплечи, крупноруки, накачаны до предела и стрижены коротко. К тому же — практически раздеты, хотя в номере было не жарко. Бэт же больше походил на гимнаста — маленький, гибкий, черноволосый, молния на воротнике свободной черной рубашки поднята до самого верха, липучки манжет тщательно замкнуты. То, что не был он хитчером — ясно было с первого же взгляда. Со второго некоторые понимали, что мнение это несколько скоропалительно. Если успевали, конечно. Драться Бэт умел. Но не любил. Зато он умел и любил находить тех, кто умеет и любит это делать.
И еще он умел и любил извлекать из этого их умения максимально возможную прибыль.
Потому-то остальные, в номере присутствующие, его уважали и почти боялись, а это что-то да значит в такой компании. В общении был он весьма неприятен, характером обладал скверным, а языком — ядовитости чрезвычайной.