Из-за стола поднялся герцог Йорк. Тяжело нависнув над картой, развернутой на столе, он провел пальцем по линии французского побережья.
— Ваше величество, во Франции сейчас тоже хозяйничают черные рыцари. Если мы отобьем у Равенны наш флот, король Карл поддержит нас.
— Потому что ненавистные англичане лучше, чем слуги колдуньи, я прав?
Губы короля сложились в тонкую линию, что придало его лицу жестокое выражение.
— Сейчас у нас слишком мало людей, флот захватывать некому. Но даю слово, что, когда победим здесь, мы освободим Францию и истребим всех черных рыцарей до единого.
— Если предприятие герцога Эксетера удастся, на нашей стороне будут все соотечественники. Узнав, что их король вернулся, они поднимутся против Равенны. Тогда мы сможем бросить силы на Францию.
Йорк говорил с необычайным воодушевлением. Его голос дрожал не то от слабости, не то от переизбытка чувств, но в любом случае дело освобождения Франции было для герцога очень личным. Разумеется. Ведь личное поражение — не оно ли порождает страстную, неудержимую жажду реванша?
— Я знаю, мой любезный герцог, — сказал Генрих так, что глаза Йорка просветлели. И в эту минуту Изабелла поняла, почему приближенные так любят своего короля. Просто он сам искренне любит их и понимает не то что с первого слова, но даже с первого взгляда.
Еще некоторое время обсуждались детали похода. Совет завершился незадолго до зари, и Изабеллу уже начало клонить в сон. Однако она заметила упрямый взгляд, который Эрик Хант бросил на короля, и любопытство, в той или иной мере присущее каждой женщине, побудило ее остаться в зале. Скрытая тяжелым гобеленом, она стояла не двигаясь и прислушивалась к разговору Генриха и Эрика.
— Ты отсылаешь меня! — почти прокричал Хант. — Я поклялся тебе в верности, а ты решил избавиться от меня. И титул рыцаря, и эти побрякушки, — он небрежно коснулся серебряной фибулы на плаще, — все это для того чтобы откупиться?
Генрих, стоявший вполоборота, развернулся так стремительно, что корона на его голове чуть съехала набок.
— Не горячись, — произнес он, поправляя венец. — Я не отсылаю тебя, а даю особое задание.
Король приблизился к Эрику, и Изабелле пришлось прислушиваться, чтобы различить слова.
— Войско Хаммонда будет самым подвижным и рассредоточенным. Исчезновение нескольких человек вряд ли заметят. Возьми пятерых самых отчаянных и уничтожь зачарованный лес вместе со всеми тварями, которые в нем обитают.
Эрик заметно успокоился. И вроде он не прочь позлиться на кого-нибудь, хоть бы и на короля, а позлиться не получается. Изабелла вдруг представила, каким свирепым может быть этот человек в битве, и поняла, что не хотела бы стать его врагом.
— Почему ты не сказал на совете? — негромко спросил Хант, почесав подбородок.
— Кто знает, не проникли ли сюда соглядатаи, как проник тот шпион на турнире. Твари зачарованного леса — это самая главная сила Равенны после черных рыцарей. Если мы уничтожим чудовищ, то лишим врага одного из преимуществ.
— Они могут сбежать и напасть на жителей ближних деревень.
— Мы будем готовы.
Генрих коснулся фибулы на плаще своего рыцаря.
— Я приказал изобразить на ней молот. Это оружие во многом напоминает тебя: в нем есть сила, мощь и стремительность. Оставайся таким же, каким я узнал тебя в лесу, и победа всегда будет на твоей стороне.
Пока Генрих говорил, Изабелла смотрела на Эрика. За несколько дней она почти свыклась с тем, что время от времени наблюдает за этим человеком. Но столь растерянным и взволнованным она его еще не видела, и это было открытием едва ли не большим, чем то, что простолюдин может за считанные дни стать лучшим другом короля.
Замешательство Эрика было недолгим. Он расправил плечи и твердо сказал:
— Я не подведу тебя, обещаю.
Король отпустил его. Изабелла напряглась, когда Эрик прошел почти рядом с ней. Внезапно факел вспыхнул особенно ярко, откуда-то раздалось шипение и следом — перезвон, хотя источников музыки поблизости не было. Женщина взглянула на Эрика, и ее обдало удушливой волной, а внутри все сжалось. Все потому что этот странный и опасный человек вдруг посмотрел прямо на нее. И Изабелла из древнего рода Хашбагунд, лучший стрелок Золотых Рыцарей, воин без страха и упрека, смутилась под этим взглядом, как провинившийся ребенок.
Эрик не выдал ее. Только чуть замедлил шаг и сразу прошел мимо. То и дело оглядываясь на короля, Изабелла покинула свое укрытие, оставив Генриха наедине с картой и планами похода. Очень хотелось спать, но, придя в свою комнату, Изабелла не смогла заставить себя даже переодеться. Она до рассвета просидела у окна. Мысли беспорядочно сменяли одна другую, пока не стало понятно, что они только мешают сосредоточиться. Тогда Изабелла поднялась со стула, сняла со стены лук и колчан и отправилась во двор. Протяжный и мягкий свист стрел, усиленный эхом, не смолкал два часа.
***
Изабелле Хашбагунд потребовалось двадцать семь лет жизни, чтобы узнать одну важную истину: мелкие происшествия, незначительные события способны связать людей крепче чего бы то ни было.
Вот, например, она и Эрик. Они же совсем не общались до того случайного обмена взглядами. А вечером на другой день он неожиданно подошел к ней, когда она сидела у очага в малом зале. Огонь горел уже не так ярко, но Изабелла не замечала этого. От мыслей ее отвлек глухой стук дерева о дерево и последовавший за ним треск.
— Если ты заболеешь, прикрывать Уорика будет некому, — сказал Эрик, садясь рядом. Он держал в руке флягу, с которой, судя по всему, редко расставался.
— Привычка пить неистребима? — Изабелла кивком указала на флягу, и Эрик с досадой цокнул языком.
— Ты прямо как наш король. Он воротит нос от вина, как будто не он раньше был принцем Хэлом и не он с утра до утра пропадал в «Кабаньей голове».
— Может, поэтому и воротит нос.
— Ну а ты? Какое прошлое было у тебя? Трудно быть Золотым Рыцарем?
Уважение или насмешка прозвучали в последней фразе Эрика — этого Изабелла не смогла разобрать. Решив не придавать этому значения, ответила как есть:
— Трудно видеть, как родные братья погибают у тебя на глазах, и потом бежать несколько суток по следу черных рыцарей, чтобы отомстить. Трудно осознавать, что братьев больше нет, а ведь они были лучшими. Все шестеро были лучше меня. Лучшими стрелками, лучшими воинами и уж точно лучшими людьми.
— Но их нет, а ты — жива, — жестко произнес Эрик. — Ты еще не завершила свою месть. Наш главный враг — Равенна.
— И тебе поручили лишить ее главного преимущества, — сказала Изабелла и приняла протянутую ей флягу.
— Да, поручили.
Пламя полностью освещало Ханта. Изабелла глядела на собеседника сквозь дрожание воздуха над огнем, и силуэт расплывался, становясь похожим на мираж. Сказалась ли усталость или волнение перед походом, но только Изабелле странным образом почудилось, что это уже было в ее жизни — Эрик, их разговор, волнение. И тогда тоже был огонь.
— Ты напоминаешь мне кого-то, — прищурилась она. — Где мы могли видеться?
Собеседник взглянул удивленно.
— Нигде, поверь. Я бы тебя узнал.
Они надолго замолчали. Потрескивание огня и отдаленные голоса за пределами зала были единственными звуками, нарушавшими тишину. А потом Эрик посмотрел как-то особенно внимательно и серьезно спросил:
— Зачем тебе было подслушивать?
Изабелла ожидала, что он напомнит об этом, это было лишь вопросом времени. Но достойного ответа, за который не было бы стыдно, она не могла дать. Оставалось, как и прежде, говорить как есть:
— Любопытство. Оно иногда подводит меня, но не в этот раз.
— Да, потому что я тебя не выдал.
— Я не шпион, — отрезала Изабелла.
— Я верю, хотя любой шпион стал бы отрицать, что он шпион, — Эрик легко и наверняка неосознанно коснулся фибулы. — У меня есть более важные дела, чем всех подозревать. Задание, которое король мне поручил, не из легких. Надо все продумать.
Изабелла энергично закивала. Она узнавала саму себя.
— Истинный воин должен думать только о пути. Никогда не знаешь, где тебя ждет смерть.
Из боковой двери вышел король. Если он и был обеспокоен, то ничто в его облике беспокойства не выдавало. Наоборот, в глазах Генриха сияли решимость и бесстрашие, а это совершенно точно должно было воодушевить войско. Но все-таки было в поведении короля что-то искусственное, ненастоящее, и вскоре Изабелла в этом убедилась.
Генрих сел напротив нее, рядом с Эриком. Немного помолчал, подбирая слова, затем наконец произнес:
— Друзья, мы действительно в большой опасности. И значит, мы должны быть еще храбрее. Перед вами обоими стоит трудная задача. Возможно, она потребует вашей жизни, и я не имею права…
— У вас на все есть право, — оборвала Изабелла, в который раз забывая, что Генрих король. Лишь бы этого не забыл он сам. — Вы король, а мы ваши рыцари, которые будут рисковать жизнью, если понадобится, и сложат свою голову, если будет нужно.
«Генрих дико, страшно боится», — поняла Изабелла. Это на его плечах лежит слишком большая ответственность, и это перед ним стоит самая трудная задача, а ведь он всего на год старше ее.
— Значит, до конца? — спросил он, и Изабелла не узнала его голоса.
— Именно. Если мы будем заодно, заклятие падет. Мы разобьем и его, и саму Равенну.
В этот момент долгий утробный звук рога разрезал воздух. Это был знак общего сбора, и он отсекал все лишние дела, заставляя забыть обо всем, кроме самого главного. Изабелла снова посмотрела на короля. Уверенность вернулась к нему. Вряд ли надолго: в такое время невозможно постоянно держать себя в руках, тем более эмоциональному человеку с переменчивым настроением. Но поход начинался с добрых знаков — с рукопожатий, пожеланий удачи и со светлого, хотя и усталого, взгляда короля.
Войско, покинувшее замок, могло заставить сомневаться в своих силах даже Равенну, однако не мечей и не копий стоило бояться королеве-ведьме, и даже не храбрости, которой были полны все до последнего воины короля. Только одно оружие могло победить Равенну. И это было единство.
========== Глава девятая. Накануне ==========
Бледное солнце поднималось из-за горизонта, накрывая город рассеянными лучами. Великий бог Один любил солнце, его сияние и то, как оно согревает и смертных, и богов. Но этот призрачный диск, еле просвечивающий из-за облаков, вселял в душу Одина тревогу.
Хотя, конечно же, дело не в солнце. Там, в смертном мире, далеко внизу, пересеклись судьбы короля, воина-одиночки и рыцаря. С тех пор тревога не покидала Одина.
Верная Фригг вышла к нему на балкон и остановилась рядом.
— Ты по-прежнему думаешь, что это была неудачная идея? — спросил он, не оборачиваясь.
— Вовсе нет. В том, что ты сделал, было больше жестокости, чем мудрости, но в итоге все обернулось к лучшему.
Один воззрился на жену с удивлением.
— Они ступили на тропу войны. Единственный неверный шаг — и они проиграют. Ошибка одного будет стоить жизни всем троим. И это — к лучшему?
— Они действуют заодно, — Фригг положила руку ему на плечо. — Тор и Локи выдержат это испытание, я уверена.
— А девочка?
— Если она так умна, как о ней говорил Тор.
Один заметил, что жена снова прищурилась. Она делала так всякий раз, когда речь заходила о Джейн Фостер, и его это не удивляло. Фригг — мать, а когда оба ее сына — и родной, и приемный — влюбились в одну смертную, правительница Асгарда места себе не находила. Они чуть не убили друг друга в поединке. Весы, удерживающие мир и покой Асгарда, пошатнулись, и Один был вынужден… был обязан… Но об этом все еще больно вспоминать.
Один взял руку Фригг в свою и поцеловал. Нежность отразилась во взгляде женщины.
— Что говорит Хеймдалл?
— Король Генрих идет отвоевывать Лондон. Изабелле он поручил тайный ход, а Охотнику — уничтожить тварей в зачарованном лесу.
Один одобрительно кивнул. Он поступил бы так же на месте Локи. Нет — Генриха. Его зовут Генрих, и он король. Возможно, лучший, чем мог стать Локи. Что до Охотника и Изабеллы…
— Похоже, Тор и Джейн снова нашли друг друга, а Локи больше им не враг.
Фригг подождала с ответом. Она вышла вперед, и солнце, уже освободившееся от облачной завесы, осветило ее всю: волосы цвета свежей пшеницы, мягкие черты лица, гладкие руки с медными браслетами на запястьях, струящееся шелковое платье. Она сама была солнцем, приносящим свет и тепло в жизнь Одина.
Его сердце дрогнуло, а Фригг разомкнула губы и сказала:
— Что-то остается неизменным. А что-то меняется очень сильно.
***
Сначала они ехали вместе. Ветер был такой яростный, что приходилось закрываться плащом, и говорить не хотелось. Но странным образом молчание объединило Охотника и Изабеллу. Она улыбалась, и он — тоже, ей в ответ. Хотя он думал, что давно забыл, каково это — улыбаться женщине.
Она была красивой, Эрик заметил это сразу. Потом словно забыл, а вновь увидел в Золотом Рыцаре женщину только у того костра, когда в ее глазах плясал огонь. Это был огонь мести и болезненных воспоминаний, но он что-то пробудил в Эрике, и его взгляд стал все чаще останавливаться на Изабелле.
Приближалось время разделяться, и с каждой минутой Эрик становился все мрачнее. Мысли одолевали его — странные, непрошеные и никчемные.
— Ты чего так невесел? — спросила Изабелла, поравнявшись с ним.
«Я иду на смерть», — хотел сказать он, но сдержался.
— Зачарованный лес убил мою сестру. На моем месте ты бы захотела возвращаться туда?
— Ты боишься смерти?
— Не смерти, а того, что после, — признался Эрик. Он не хотел этого: нельзя раскрывать душу перед малознакомым человеком. Однако слова полились сами собой. — Моя мать умерла, когда мне было десять. Я плохо помню ее. Отец говорил, как она любит меня и Аделаиду. Однажды я сказал: «Любила. Ведь мамы больше нет». Отец ответил, что это не так. «Она всегда будет с тобой», — сказал он. Я тогда не понял, а потом умер и отец. До гибели сестры я не задавался такими вопросами, но теперь меня страшит неведомое. Разве сестра может быть где-то еще, если ее тело в земле?
Изабелла прикусила губу и, не говоря ни слова, вынула из седельной сумки флягу с водой. Сняла крышку — и жидкость медленно потекла на землю.
— Когда-нибудь фляга придет в негодность, и ее выбросят. Может, еще раньше. Возможно, я потеряю ее в пути, — собеседница передернула плечом и продолжила очень серьезно: — Вода — совсем другое дело. Она напитает землю и в виде пара поднимется к небу. Она будет проливаться в этот мир дождем, бить градом и засыпать землю снегом. Потом — снова на небо, и это продолжается тысячи лет. Так и душа с телом.
Эрик наклонил голову. Изабелла ушла вперед, унося с собой его страх и сомнения. На свету они ненадолго задержались, а затем испарились, как вода.
========== Глава десятая. Штурм ==========
Передвигаясь по сырому ходу Тауэра, Изабелла думала о братьях. Она знала их как превосходных воинов и почти совсем не знала как людей. Бывали ли они в местах, подобных этому? Чувствовали ли холод каждую проклятую секунду? Сжимались ли их сердца, когда в любом неясном шорохе слышалась поступь врага? Изабелла старалась быть им хорошей сестрой и достойной продолжательницей рода Хашбагунд. Она давно уже убила в себе страх перед опасностью и смертью, но битва, предстоящая ей очень скоро, должна стать особенной, и Изабелла трепетала. Такие сражения называют переломными. Вот только что переломит эта битва — судьбу? Или саму жизнь?
Факел задрожал в руке идущего впереди рыцаря. Человек полуобернулся к Изабелле, и ей показалось, что огонь прошелся по его лицу.
— Не отставайте, миледи.
Его звали Джон Доброе Сердце, и он всегда был с ней ласков. Молодая женщина улыбнулась и продолжила путь.
Ход вел вниз, потом поворачивал и круто забирал вверх, затем продолжался уводящими по спирали ступенями. Сколько их было? Сто пять или сто пятнадцать? Изабелла сбилась со счета. Один раз кто-то из ее людей не выдержал и слишком сильно взмахнул мечом, убирая паутину. Сталь проскрежетала по камню. С десяток пар недовольных глаз уставились на невольного нарушителя тишины.