========== Золотое и алое ==========
Алая кровь была неразличима на алой ткани плащей, но даже спустя несколько дней Джейме казалось, что он видит эту кровь. Он не видел тел принцессы и её детей, но слышал о том, что сотворили с ними. В прошедшие с их смерти ночи Джейме не раз видел их во снах, слышал крики несчастной Элии, плач маленькой Рейнис. После таких снов он просыпался с дрожащими руками и долго не мог уснуть. А в последнюю ночь ему явился Рейегар, принц смотрел холодно и напомнил о том, что свою семью он оставил под защитой Джейме, что он должен был уберечь их.
Больше Джейме уснуть так и не смог. Мыслей было слишком много и они не давали спать. К утру их, однако, осталось совсем мало. Джейме не смог исполнить свой долг, не смог защитить тех, кого должен был, он не мог остаться, просто не имел права. Даже ради Серсеи, он был недостоин сестры. А ещё он не был уверен, что сможет служить королю, перед которым положили тела двух детей и ни в чём не повинной женщины. Он должен был уехать отсюда, от родных, чьи ожидания он обманул, от людей, способных хладнокровно убить женщину и двух детей, от призраков тех, кого он не смог уберечь и… от самого себя, от мальчика, который хотел стать похожим на легендарного Меча Зари, но, кажется, свернул куда-то не туда.
И сейчас, стоя на коленях перед новым королём, он знал, что если Роберт Баратеон сдержит своё слово и помилует его, то он попросит освободить его от службы в Короевской гвардии и покинет столицу и Вестерос на первом же корабле.
— Сир Джейме Ланнистер, королевским указом с вас снимается все обвинения, все ваши прегрешения будут забыты. — Оруженосец, читавший указ, важно надувавший щёки, был не младше самого Джейме, но, кажется, верил в произносимые слова, а может просто не задумывалтся над их смыслом, наслаждаясь важным поручением. Джейме же понимал всю их бессмысленность. Король может снять обвинения, но заставить забыть ошибки… Нет, его ошибки с ним навсегда, что бы не думали Роберт Баратеон и его оруженосец.
— Поднимайся, Ланнистер. — Баратеон вполне жизнерадостен, кажется, он уже позабыл и о своей якобы похищенной невесте, которую так стремился спасти, но на поиски которой не уехал вместе со Старком, и об убитой принцессе и её детях, если вдруг дал себе труд задуматься о них. — Тяжело это, наверное, постоянно разным коронованным болванам кланяться?
— Таков долг королевского гвардейца, ваша милость. — Джейме поднялся с колен, не говоря Роберту о том, что на его памяти было лишь два короля, и один из них был безумцем, но не болваном. — Хотя это действительно непросто. — Но против Баратеона лучшее оружие не вежливость, а шуточки примерно столь же глупые, как его собственные. — И мне бы хотелось избавиться от этого долга навсегда.
— Королевскую гвардию нельзя покинуть. — Джон Аррен, наконец, заговорил, а то Джейме стало казаться, что он нацепил цепь десницы и встал рядом с Баратеоном просто для красоты. — Единственная возможность прекратить службу — умереть.
— Да. — Баратеон, казалось, задумался. — Но ведь так было раньше, а мы не для того сражались с отродьями драконов, чтобы оставить всё как раньше. Кроме того держать у себя за спиной цареубийцу небезопасно, вдруг убивать королей у него войдёт в привычку. — Роберт расхохотался и совершенно не по-королевски хлопнул Джейме по плечу, ощущение было, будто опустил знаменитый молот, но улыбнуться всё равно пришлось, когда король шутит, принято смеяться. — Можешь покинуть гвардию, Ланнистер. Утёс Кастерли, несомненно, более уютное место, чем этот провонявший город.
— Благодарю, ваша милость. — Джейме склонился в поклоне, а когда выпрямился, рядом уже стоял отец.
— Ваша милость, если вы позволите, я хотел бы поговорить с сыном с глазу на глаз. — Лорд Тайвин спокоен всегда, но блеск глаз выдавал, что он весьма доволен. Интересно насколько силён будет его гнев, когда он узнает, что Джейме не собирается возвращаться в Западные Земли и вновь занимать место его наследника?
— Поговорите, мне ещё кого-то простить надо. — Баратеон отмахнулся и повернулся к Аррену, а Джейме последовал за отцом прочь из зала, пытаясь понять, действительно ли Роберт настолько глуп или глупость лишь одна из искусных масок.
— Хорошо, что ты сам попросил освободить тебя от обязанностей гвардейца. — Лорд Тайвин, кажется, не считал, что нужны какие-то ещё слова. — Баратеон глуп, но если бы просьба исходила от меня, то Аррен мог бы слишком многое потребовать. Теперь, когда белого плаща у тебя больше нет, ты, наконец, можешь вернуться в Утёс и занять место, что принадлежит тебе по праву.
Нужно сказать отцу, но решимости у Джейме не хватает, единственное, что пришло в голову — сестра. — А Серсея? Она останется на Утёсе?
— Разумеется, нет. — Отец нахмурился, он всегда считал, что Джейме не хватает хитрости, умения мыслить, как политику, раньше Джейме не было дела, но теперь, когда политические мысли отца привели к смерти женщины и двух детей, он был рад, что так и не научился мыслить подобным образом. — Она станет королевой, женой Роберта Баратеона.
— А сам Баратеон об этом знает? Он ведь помолвлен с леди Лианной. — Джейме не много знал о северной девушке, но знал, что принц не похищал её, он был уверен, что Лианна никогда не вышла бы за Роберта, что для неё так даже лучше, но та легкость, с которой забыли о той, что была символом восстания, была неприятной.
— Не думаю, но скоро узнает. Мой договор был заключён с лордом Арреном, а он куда более надёжный человек. — Видимо решив, что на этом разговор исчерпан лорд Тайвин развернулся, и Джейме понял, что нужно говорить сейчас, если он всё же хочет сообщить отцу о своём решении, прежде чем покинуть столицу.
— Отец. — Собрать всю решимость, как в детстве, когда приходилось держать ответ за шалости, и говорить, пока она не испарилась. — Я не вернусь на Утёс Кастерли и не стану вновь твоим наследником. Я решил покинуть Вестерос, и я не изменю этого решения.
Он повернулся с всё тем же холодно-спокойным выражением, по которому нельзя было понять, что же он чувствует. — Ты понимаешь, что говоришь? — И голос столь же спокойный, но это спокойствие обманчиво, именно таким отец страшнее всего. — Ты мой наследник, ты должен им быть, Эйрис забрал тебя у меня и теперь, когда тебя вернули мне, ты хочешь сбежать?
— Да, я хочу сбежать. Я просил короля освободить меня, для этого, а не для того, что бы вернуться домой. — Слушать размышления отца почему-то смутно неприятно, хотя его слова и правильные. — Я не изменю своего решения.
— Как скажешь. — А вот теперь голос отца стал ледяным. — Но знай, что если сейчас ты покинешь дворец, то я перестану называть тебя своим сыном, и ты можешь не ждать помощи от меня, чтобы ни случилось.
Такого стоило ожидать и всё же слова прозвучали как удар, как приговор. Уехать, разорвать связь со своей семьёй, потерять их навсегда или остаться, но всю жизнь ощущать свою вину, понимать, что недостоин здесь находиться. Страшный выбор, но Джейме уже всё решил. — Что же, значит, будет так. — У него есть деньги, немного, но хватит на корабль до Эссоса. — Мне жаль, что так всё вышло. Прощайте, отец.
========== Дитя бури ==========
Корабль кидало из стороны в сторону, огромные, как горы, и чёрные, будто вороново крыло, волны вздымались валами, жалобно стонали и скрипели мачты, а на них трепались чёрные паруса. Один и тот же сон снился Визерису почти каждую ночь, один и тот же кошмар. Но и пробуждение не доставляло облегчения, а лишь погружало в другой кошмар, которым стала теперь его жизнь.
Всё было не так с тех пор, как старший брат не вернулся с войны. На следующее утро после того, как прилетел ворон, Визерис с мамой и многочисленной свитой уехали на Драконий камень. Тогда он был этому даже рад. В столице оставалась жена брата и её дети, которые никогда не нравились Визерису. Они были слишком не похожи на драконов, отец говорил, что они змеёныши, а не драконы. Змеёнышами эти двое, по мнению Визериса, всё же не были, змеи должны быть опасны, а эти скорее напоминали глупых неуклюжих щенков. Визерис был рад оказаться подальше от них и от жены брата, смотревшей на него так, будто он был, в лучшем случае, чем-то вроде червя. Он был рад, что уезжает с мамой, что сможет проводить с ней всё возможное время. И сперва всё было чудесно, но потом стали прилетать вороны, и его мама, любимая мама назвала его королём и заставила свиту преклонить перед ним колени. Визерис не сразу понял, что это означает, сперва он вовсе ничего не понял. Он не должен был стать королём. Королём был отец, а после трон должен был перейти к старшему брату, а затем его сыну; если мама назвала королём его, то это могло значить только одно — все остальные мужчины из дома Таргариен были мертвы, Визерис остался последним, и он должен был быть достоин своих предков, должен был защищать свой дом.
Он решил начать с выяснения того, кто же убил его отца, посмел поднять руку на короля. И он выяснил. Мама старалась скрыть это от него, но Визерис подслушал разговоры слуг и узнал, что напасть на короля посмел один из его гвардейцев. Сир Джейме Ланнистер, сын Тайвина Ланнистера. Узнав о том, кто убил отца, Визерис сперва не поверил, думал, слуги врут, ведь гвардеец не мог поднять руку на своего короля. Он даже хотел приказать наказать болтливых служанок, но решил всё же сначала проверить. Он спросил у мамы про смерть отца и про его убийцу. Она не ответила почти ничего, но того, что она сказала, оказалось достаточно, чтобы понять — слуги не врали. Отца действительно убил один из тех, кто клялся защищать его ценой своей жизни. В тот же день Визерис поклялся, что однажды убийца и предатель сполна заплатит за всё совершённое.
Вот только день этот вовсе не торопился приходить. Ни одна армия не пришла на помощь Таргариенам, напротив, все дома присягнули узурпатору, занявшему его, Визериса трон. Потом оказалось, что у него вскоре родится брат или сестра, но Визерис даже не знал, радоваться этому или огорчаться. Было бы здорово, если бы рядом был ещё один Таргариен, кто-то, на кого можно было бы положиться, но с другой стороны этого ребёнка ещё надо было вырастить и воспитать из него настоящего дракона, но Визерис был королём и был слишком занят, чтобы заниматься чьим-то воспитанием, а мама, как бы он её ни любил, и сама не была настоящим драконом. Дракон должен был быть сильным решительным жестоким, а мама была для дракона слишком тихой вежливой и нежной. Он так и не смог решить, хочет ли он, чтобы ребёнок рождался, когда случился тот жуткий шторм.
Он помнил, как грохотали волны, как сверкали молнии, как дождь колотил в окна замка, а каменные скульптуры, сорванные волнами, со страшным шумом рушились вниз и разбивались о камни. А ещё он помнил, как кричала мама. Он хотел к ней, требовал, чтобы его пропустили, но охранявшие её покои стражи так и не позволили войти, не обратив внимания ни на просьбы, ни на королевские приказы. Его пустили лишь, когда мама перестала кричать. Она лежала на постели такая бледная и измученная, что-то говорила ему, вроде, просила беречь себя и присматривать за сестрой, но он никак не мог понять, что же происходит, почему мама такая бледная, почему говорит так, будто прощается с ним, почему плачут люди вокруг. А потом мама затихла и перестала отвечать, и Визериса, который так и не смог ничего понять, вывели из комнаты.
А спустя несколько дней Виллем Дарри посреди ночи влетел в его комнату, схватил за руку и выволок в ночь, не дав ничего взять, одеться и даже времени, чтобы проснуться. Чёрный корабль с чёрными парусами летел сквозь ночь, уносил Визериса от мира, который он знал и которому привык, от дома… и от мамы. Было так трудно поверить, что мамы больше не было, что вместо неё остался лишь комочек одеялец, всегда такой тихий, что порой даже не верилось, что ребёнок внутри живой.
Корабль унёс его, унёс сюда, к берегам Браавоса, где никто, кроме старого сира Виллема, да немногочисленных слуг не воспринимал его как короля, где нужно было постоянно скрывать свою личность, чтобы его не нашли убийцы узурпатора и где нужно было терпеть младшую сестру. Визерису она не нравилась. Слишком уж маленькой и тихой была, даже не плакала почти, казалось, от дракона в ней совсем ничего не было. А ещё она убила маму. Последнюю, кто у него оставался. Визерис и вовсе считал, что стоило бы забыть о девочке и начать собирать армию для уничтожения узурпатора, но сир Виллем почему-то не торопился. Дни проходили за днями, и Визерису всё больше и больше казалось, что все его мечты и стремления тают и растворяются. У него не было армии, с которой он мог бы уничтожить узурпатора и вернуть себе свой трон, не было возможности отомстить убийце отца, даже возможности вырастить из сестры кого-то, хоть отдалённо напоминающего дракона. Весь мир жил, не обращая внимания на Визериса. Но так не должно было быть, так никогда не было, всегда был, просто обязан был быть тот, кто считал за великое счастье исполнить любое его желание. Всегда кто-то был, должен был быть и сейчас. Возможно, стоило поискать такого человека, но сир Виллем не отпускал Визериса одного в город, кроме того, он не знал как найти нужного человека, раньше люди возникали сами и Визерис совершенно не представлял с чего стоит начать поиски, больше всего ему хотелось, что бы человек вновь возник сам собой, будто из ниоткуда. Что бы дал армию, ободрил, не дал погаснуть уверенности в том, что в Вестеросе помнят своего законного короля, помнят, ждут и всей душой желают свергнуть узурпатора.
Ветер шевельнул одну из ветвей лимонного дерева, под которым сидел Визерис, на секунду закрыв вид на канал. Жаль, что от запаха так легко было не избавиться. Весь Браавос пропах рыбой, сыростью и какими-то неведомыми приправами. Грязная вода его каналов, вечно серое небо и грязные стены домов были отвратительны Визерису, он бы хотел никогда не видеть их, но сидеть в своей комнате было ещё более тошно. Здесь, во дворике он хоть в какой-то мере мог чувствовать себя свободным, там же стены смыкались вокруг, будто клетка, хотелось броситься куда угодно, только бы подальше от этого дома, который удерживал его, как капкан.
Ветвь дерева вернулась на место, вновь открыв вид на канал, по водам которого сегодня скользили слабые лучи столь редкого в этом городе солнца. По той стороне канала ходили люди, серая неинтересная толпа, Визерис не обращал на них обычно внимания, не обратил бы и сегодня, не отразись солнечные лучи от доспехов мужчины, замершего напротив их дома. Доспехи мужчины блестели в солнечных лучах и отражались в канале, золотом в свете солнца отливали его волосы и, несмотря на расстояние, черты его лица показались Визерису смутно знакомыми. Но мужчина не стал дожидаться, пока Визерис вспомнит, легко качнул головой, может, кивнул самому себе, а может, отогнал что-то летающее, развернулся и, влившись в толпу, пошёл прочь. Визерис ещё мог бы попытаться вспомнить кого же напомнил ему незнакомец, но думать о подобном было слишком не по-королевски и не по-драконьи. Визерис тряхнул головой и нахмурился. Как же всё же хотелось, чтобы рядом был кто-то, способный решить все его проблемы.
========== Пересечение путей ==========
— Поговаривают, двое Таргариенов выжили и теперь где-то в Браавосе скрываются. — Такими были слова, что смогли внести сумятицу в его жизнь.
За последний год Джейме смог наладить её, хотя, когда он взошёл на борт корабля, шедшего в Лис, казалось, что в ней уже никогда ничего не будет. Он потерял все — юношеские идеалы, веру в самого себя, семью, любимую женщину. Не осталось ничего, впереди маячила только смерть. Но вопреки всему, умирать не хотелось. Он не боялся смерти, нет, и всё же никогда ему так сильно не хотелось не просто выжить, но и жить: назло отцу, считающему, что Джейме не справится в одиночку, безумному королю, никогда не считавшемуся с ним, королевству, считающему его убийцей без чести и даже, совсем немного, но назло Серсее, уверенной, что он не сможет жить без неё. Но самое главное — назло себе, самому себе доказать, что способен справляться с проблемами и бедами без поддержки отца, что способен на большее, чем роль истукана у трона, что у него есть честь и что он сможет жить даже без самого дорогого человека!
И он смог. Доказал самому себе, а когда сделал это, стало уже не важным, знают ли другие. Главное, что знал он сам. С его навыками мечника найти себе дело вовсе не составляло труда, напротив, пришлось выбирать. Его не прочь были видеть в своих рядах наёмники, городская стража и гильдия купцов Лиса, не купцом, разумеется, лишь охранником. Последних он и выбрал. Войны ему, пусть он и не участвовал ни в одном из сражений восстания Баратеона, хватило если и не на всю жизнь, то очень надолго. Служба же в страже для него — сына лорда, к тому же достаточно долго прожившего в столице и знавшего, кто такие Золотые Плащи, казалась невероятно унизительной.