— Я тебя не помню, — сказала Ингрей.
— А я готов забыть прошлое, — отозвался Данак, взяв с подноса кусочек хлеба. — Если ты расскажешь мне, где лежат раритеты Будракимов.
Неужели все так просто? Ингрей представляла, что ей придется долго убеждать братца в том, что Гарал и есть Палад и что оно знает, где находятся раритеты. И надеяться, что Данак этим заинтересуется.
— Нет, Данак, — сказала она, вновь принимаясь сушить волосы, словно все происходящее ее нимало не волновало. — Не думаю.
— Ты все это время провело на Тир Сииласе, Палад? — спросил Данак, игнорируя сестру. — Представить не могу, чтобы они тебя и впрямь отправили в «Милосердное устранение», ты бы оттуда никогда не вышло. Значит, тебе каким–то образом удалось этого избежать. Наверняка стоило это очень дорого, видимо, ты заплатило часть денег, вырученных за украденные раритеты. И, вероятно, ты вернуло их, получив плату от моей сестры, если она, конечно, не потратила все свои деньги и в придачу то, что ей не принадлежало, чтобы найти тебя.
Гарал молчало и загадочно улыбалось, попивая шербет.
— Каким бы ни был твой план, — продолжил Данак, — раритеты так или иначе должны в нем фигурировать. Ведь тебе больше нечего предложить. Вот именно. И где они? Возможно, ты продало их во внешние системы, потому что в Хвай таких дураков нет, сколько бы денег у них ни было и как бы сильно им ни хотелось их купить. Ты здесь, а значит, у тебя есть на то какие–то веские причины.
— Ты прав, — сказало Гарал. — Раритеты продать невозможно. Так зачем бы мне их красть?
— Чтобы насолить, — весело ответил Данак. Он куснул бутерброд, прожевал и проглотил. — Из протеста. Все твое будущее, со дня уиновления, заключалось в том, чтобы стать хранителем лария Будракимов. На твоем месте я бы мечтал сжечь этот ларий дотла. Хотя знаешь, я представлял себе наследника моего отца на этом месте, да и себя тоже. Думаю, у тебя было несколько способов, чтобы сделать это.
— Так почему же я его не сожгло? — спросило Гарал.
— Потому что ты не такое умное, каким себя считаешь, — ответил Данак. Говорил он ровно и без эмоций, словно о погоде или финальном счете вчерашней игры в кибол. — Да и Ингрей не слишком сообразительная. Казалось бы, после всех этих лет могла бы и поумнеть, но нет. — Он улыбнулся сестре. — Ты всерьез попала. Если хоть кто- нибудь узнает, что ты вытащила Палад Будраким из «Милосердного устранения», само собой, чисто теоретически, то даже мама не сможет тебе помочь. Если, конечно, предположить, что она вообще захочет тебе помогать.
Ингрей хотела сообщить братцу, что если он получит от нее плату за молчание или информацию, где хранятся украденные раритеты, то у него начнутся точно такие же проблемы, если кто–то об этом узнает. Но она прикусила губу, стараясь не выдать своих чувств, и продолжила сушить волосы.
— А с тобой будет покончено, Палад, — продолжил Данак, намазывая сыр на хлеб. — Тот, кто помог тебе избежать «Милосердного устранения», побоится огласки, так что ты останешься без поддержки.
— Не уверено, — сказало Гарал. — Как вообще можно будет обвинить меня в преступлениях человека, который с юридической точки зрения уже умер?
Данак хрюкнул.
— Ты в самом деле тупое. Все, что нужно, — это сделать запрос в архив на подтверждение личности Палад Будраким и сравнить образцы ДНК. Так что документы на имя Гарал Кет не выдержат серьезной проверки.
Гарал немного подумало о словах Данака.
— Хорошо. — Оно поставило чашку на столик. — Вижу, ты все продумал. Похоже, у нас нет другого выбора, придется все тебе рассказать.
— Нет! — воскликнула Ингрей. Тревога в ее голосе была настоящей. События развивались слишком быстро, и она хотела все сначала обсудить с Гарал. — Нет, не надо!
— Прости, Ингрей. Ты хорошая, и я благодарно за то, что ты мне помогла, но в «Милосердное устранение» я не вернусь. Все гораздо сложнее, чем мы рассчитывали. — Оно вновь повернулось к Данаку. — Настоящие раритеты находятся в заповеднике Эсвай.
Ингрей едва не расхохоталась. «Ты думаешь о том же, о чем и я?» — взглядом спросила она и прочитала в глазах Гарал утвердительный ответ. Она еще крепче прикусила губу и нахмурилась, чтобы не рассмеяться.
Данак на нее не смотрел. Его немигающий взгляд был обращен на Гарал.
— Ты серьезно? Зачем прятать их там?
— Там они защищены, — ответило Гарал. — Без разрешения никто не станет там копать. И потом, это же Арсамол, округ Нетано.
— Значит, если кто–то найдет их там, то все будет выглядеть так, словно это сделала она? — догадался Данак. — Либо если кто–то их найдет, то обязательно сообщит ей, а она сможет использовать их против твоего отца?
— Думай как хочешь.
— Боги загробные! — воскликнул Данак и бросил хлеб на стол. — Ты надо мной издеваешься? — Он ткнул пальцем в пол. — Наши гости обещали пожертвовать большую сумму в ее фонд, такую большую, что ее хватит на кампанию по выдвижению на пост пролокутора. А Нетано, по чистой случайности, подписывает их заявку на добычу стекла в заповеднике Эсвай. Это огромный проект, и они неприлично богаты, а значит, они наймут копателей. Только вот автоматизированных мехов на раскопках они использовать не хотят, это как–то связано со слоями почвы, как мне сказали. По–моему, смысла в этом никакого. Но дело в том, что по всей территории заповедника будут ходить толпы механиков–пилотов. Пройдет несколько месяцев, прежде чем работа начнется, если, конечно, мама сможет протащить это решение через комитеты. В любом случае им придется проводить предварительную разведку. Эти двое завтра собираются ехать на место. Предположим, они заметят участок, где земля была потревожена, раскопана и закопана, потому что именно такие места они и будут искать. А ко всему прочему, Нетано ищет возможность выйти из Окружного совета. Она всерьез задумалась об этом почти сразу, как Ингрей улетела на Тир Сиилас, а такая большая сумма денег еще быстрее подстегнет ее. Чертовы вознесшиеся святые угодники! Нам нужно добраться до раритетов раньше них. Где точно они находятся?
— Не знаю, — сказало Гарал. — Я не думало их забирать оттуда, поэтому не уделяло месту особого внимания.
Данак уставился на него:
— Мне следует просто сдать тебя властям.
Ингрей, старательно хмурившая брови в течение всего разговора, бросила полотенце и скрестила руки на груди.
— Я сдам вас обоих. Думаешь, кто–нибудь подпишет им разрешение после того, как все узнают, где находятся эти раритеты?
Данак и Гарал повернулись к ней.
— Мы заключили с тобой сделку, Гарал, — сказала она.
— Когда мы ее заключили, мы еще не знали о том, что кто–то собирается добывать там стекло.
— Ты нас не сдашь, — презрительно бросил Данак и повернулся к Гарал: — Она скоро остынет, а тебе лучше вспомнить, куда ты упрятало раритеты.
Данак моргнул, уставившись на несколько секунд в пустоту, а затем вновь посмотрел на них.
— А мне пора готовиться к вечеринке. Сегодня Токрис Итеста выбирает имя.
— Что? — Ингрей тут же позабыла, что должна изображать гнев. — Окрис наконец–то сделала выбор?
Окрис была ровесницей Ингрей, тихим ребенком, избегающим больших компаний. Ингрей она нравилась, но с тех пор, как она сама выбрала свое взрослое имя, она редко виделась с Окрис и почти забыла о ней.
Данак хохотнул.
— Я думал, оно, простите, она никогда этого не сделает. Никогда не решится, так и останется ребенком, всю свою жизнь будет играть в полицейских и бандитов. А что? Пока богатое недитель тебя содержит, можно делать что хочешь. Только я слышал, будто ее недитель пригрозило, что перестанет выдавать деньги на карманные расходы, если она наконец–то не определится. Честно говоря, большинство друзей давно отвернулись от нее. Я бы и сам не пошел, просто у нее очень богатое недитель, а мама думает выдвигаться на пост пролокутора. Так что деваться некуда. — Он встал. — Завтра утром поговорим.
И ушел.
Ингрей посмотрела на молчавшее Гарал.
— Ну, — сказала она, немного волнуясь, что слуги или Данак могут подслушать их. — Видимо, тут уж ничего не поделать. Но остались… финансовые вопросы.
Данак заглотил наживку, и крючок, и леску — все целиком, она такого даже не ожидала, и произошло это гораздо быстрее. Но получить от него деньги при таком раскладе не представлялось возможным.
— Не беспокойся, — беспечно ответило Гарал. — Мы что–нибудь придумаем. Раз уж твоей матери не будет дома, может, поужинаем прямо здесь? Стоит изучить кое-какие карты и изображения. Посмотрим, вдруг я смогу… что–нибудь вспомнить.
— Увы! — сказала Ингрей, просматривая домашнее расписание. — Гости Нетано на вечеринку не пойдут. Завтра утром они встанут рано, чтобы добраться до заповедника Эсвай. Возможно, они тоже захотят поужинать у себя в комнате, а может быть, и нет. Так что я скажу слугам, чтобы подавали ужин в обычное время, примерно через полтора часа. После этого мы спустимся в гостиную. Можем поиграть в фишки.
— Похоже, будет весело, — с серьезной миной отозвалось Гарал.
Глава 6
Заповедник Эсвай находился примерно в часе езды от дома Нетано. Землей когда–то владел один из ее предшественников по Ассамблее, и много лет тому назад он пожертвовал ее жителям округа. Обширная холмистая местность, заросшая дикими травами и деревьями; ручьи, сбегавшие вдоль выходящих на поверхность стеклянных жил, впадали в реку Йог. Весь заповедник был усыпан огромными валунами и россыпями цветного стекла, люди верили, что даже холмы здесь состоят из него. В большей части парка стеклянные обломки скрывались под обычной землей. Не слишком удобное место для домов или сельскохозяйственных угодий, поэтому его отвели под национальный парк.
Пару лет назад Ингрей приезжала сюда на фотосессию. В то время Нетано среди прочих решений протолкнула резолюцию о восстановлении туристических маршрутов в заповеднике, поэтому их семью пригласили сюда на открытие. Чистенькие, опрятные, они улыбались на фоне главной достопримечательности заповедника — горы из стеклянных валунов, красных, синих, желтых и зеленых, самой невероятной формы, некоторые больше десяти метров в длину. Один склон, спускавшийся к реке, состоял из валунов, пластин и скрученных арок цветного стекла. На остальной части холма росла трава, а на самой вершине — пучковые деревья.
В честь открытия изготовили специальный общественный раритет из гладкого куска базальта, лежащего в подножии холма прямо у тропы, на нем стояла дата принятия резолюции.
Омытое вчерашним дождем небо было голубым и безоблачным, день выдался ярким и теплым. Весна почти закончилась, и пучковые деревья уже отцвели, хотя серые шелковистые пучки все еще валялись в траве.
Ингрей никогда не интересовалась стеклянными руинами так, как омкемцы. Но именно это стекло на холме считалось самой известной достопримечательностью Арсамола, откуда она была родом. Поэтому мысль о том, что какие–то мехи станут выкапывать его…
— Вы же не собираетесь его разрушать? Этот холм? — спросила она у чужестранки. Женщину звали Зат, всю дорогу, пока они ехали сюда в машине, и потом, когда шли по тропинкам заповедника, она пребывала в приподнятом настроении.
— Нет, конечно! — ответила Зат.
Ее спутник шел рядом, на полшага позади. Ингрей спросила, как его зовут, и он представился Хевомом. Зат никогда не звала его по имени и не обращалась к нему напрямую.
— Как бы я хотела раскопать его! Получить подтверждение своим гипотезам либо опровергнуть их. Да, такая вероятность тоже существует. Возможно, то, что я обнаружу здесь, поможет убедить других, и они поддержат исследования холма. Но сейчас он вне пределов досягаемости. Хотя даже по фотографиям можно прийти к определенным заключениям. Может быть, я и без раскопок смогу многое узнать.
— А вы его еще не фотографировали? — спросило стоявшее рядом Гарал, одетое в бело–зеленую рубашку и короткие, не доходящие до лодыжек брюки, висевшие мешком. Обуви, которая бы ему подошла, Ингрей найти не удалось, и оно шло босиком. Гарал сказало, что это неважно, не жаловалось и как будто совсем не испытывало неудобства во время утренней прогулки. На плече оно несло свою черную сумку, хотя Ингрей даже представить себе не могла, зачем она ему.
— Простите меня, светлость, — продолжило Гарал по–йиирски. Все утро они общались именно на этом языке. — Я мало знаю о подобных исследованиях, но, насколько понимаю, обычно их начинают с осмотра или фотографирования. Чтобы найти указания, что находится в недрах и в каком количестве.
Зат просияла, радуясь его интересу.
— Да, вы правы. Именно так и надо начинать, с осмотра. С фотографирования и… как это… с прогулки. Обычно я запускаю на разведку несколько мехов, а затем просматриваю сделанные ими записи. Но вы же понимаете, что Ассамблеям не понравится, если чужие мехи займутся аэрофотосъемкой вашей планеты или станут прочесывать заповедник. И толпы чужих студентов, прилетевших полюбоваться красотами, им тоже не понравятся. Будем полагаться на то, что удастся увидеть нам с малышом Уто. — Она показала на ярко–розового квадратного меха, шагающего рядом на гибких тонких ногах. — Надеюсь, со временем я доберусь до материалов ваших ученых, хотя рассчитывать на это нельзя, так что придется планировать без их учета. Получив разрешение, мы наймем людей для разведки и раскопок здесь, на Хвай. А пока есть только мы. — Не обращая внимания на Хевома, она взглянула на розового малыша Уто.
— Вы и впрямь думаете, что здесь когда–то был город? — спросила Ингрей. Вчера вечером за ужином Зат объяснила им, что ищет и почему надеется провести раскопки. — Считаете, это руины жилых домов?
— Здесь много чего. — Женщина кивнула в сторону склона, усыпанного огромными стеклянными блоками. — Доказать этого я пока не могу, но думаю, что холмы были созданы намеренно. Храмы, дворцы, сокровищницы. Только представьте, что может веками скрываться в них.
— А разве не странно, что когда–то тут был город, а сейчас его нет? — возразило Гарал. — Разве обычно города не строят на старых развалинах или где–то поблизости?
— Скорее всего, это нечеловеческие города, — вклинилась Ингрей. — Стеклянные руины находили с тех самых пор, когда первые люди обнаружили планету.
— Неужели? — сказала Зат. — Вряд ли. Люди могли прилететь сюда раньше, чем мы думаем. Я в этом почти уверена.
— Вряд ли намного раньше, — выпалила Ингрей и тут же сообразила, что стоило промолчать. Зат все–таки гостья Нетано, которая может принести ей финансовую выгоду. — То есть я хотела сказать, мы же понимаем, сколько времени им бы на это понадобилось.
Очень–очень много времени, потому что тогда еще не строили межсистемных шлюзов.
— Да и атмосфера на планете, когда первые люди здесь высадились, не была приспособлена для дыхания.
Кажется, ее наставник говорил, что до начала терраформирования атмосфера была слишком тонкой и состояла в основном из двуокиси углерода и серы.
— Так говорят официальные историки, — возразила Зат. — А что, если они ошибаются? Что, если место, которое историки считают колыбелью человечества, таковым не является? Или если люди покинули родной мир намного раньше, чем считает официальная наука?
Ингрей не уделяла особого внимания урокам по древней истории.
— Полагаю, это бы многое изменило, — согласилась она. — Но… при всем моем уважении, светлость, зачем вам столько проблем? Я, конечно, понимаю, что хочется знать, как оно было, и понимаю, что вы идете на определенные лишения, чтобы узнать. Но зачем прилагать столько усилий ради ответа на один–единственный вопрос?
Зат все еще улыбалась.
— Большинство хвайцев думают так же. Даже твою достопочтенную мать, по–моему, заботят лишь пожертвования в фонд выборов. При всем моем уважении, светлость, но я тоже этого не понимаю. Вы живете посреди такого великолепия. — Она показала руками на заповедник и стеклянные руины. — И совсем им не интересуетесь! Только иногда используете стекло в строительстве. Полы в доме одного из Основателей выложены ужасной, уродливой и потрескавшейся плиткой, которой не больше трехсот лет, а вы считаете ее настоящим сокровищем и спорите о ней с пеной у рта. Даже сейчас я вижу выражение твоего лица. Уверена, настоящая красота не сможет оставить вас безучастными, и когда–нибудь вы осознаете, что лишь через прошлое можно понять, кто мы.