В холл вошел слуга. Бросил невозмутимый взгляд на лужу, над которой трудился мех, и сказал:
— Мисс Ингрей. Ваша мать в приемной.
Проклятье! Это не просто информация к размышлению, а скорее всего, прямой приказ из уст самой Нетано. Ингрей подавила тяжелый вздох.
— Благодарю.
Она посмотрела на молчаливое, сутулое, изучающее пол Гарал. Ингрей не собиралась представлять его Нетано, по крайней мере не сразу. Но если она пошлет его в свою комнату или попросит постоять в коридоре, то это может вызвать любопытство и привлечь лишнее внимание.
— Нужно поговорить с мамой. Надеюсь, разговор будет недолгим.
Ей ужасно хотелось добавить: «Будь осторожно, не привлекай к себе внимания». Если Нетано заметит Гарал, она наверняка начнет задавать вопросы, тут и сказке конец. Гарал промолчало, даже пальцем не шевельнуло в ответ, но последовало за ней, когда Ингрей пошла к двери приемной.
Передняя стена приемной была сделана из синего и зеленого стекла, а напротив двери, через которую они вошли, находилось окно во всю стену. За ним виднелся омытый дождем сад: покрытые мхом валуны, серебристые мокрые ивы, три каменные скамьи, клумбы с цветами, поникшими от дождя и поблекшими от пасмурной погоды. С остальных двух стен свисали гирлянды из грубого шелка, свитые из красных, желтых и зеленых лент. Нетано Аскольд, почти такая же высокая, как Гарал, и внушительно полнотелая, сидела на низкой мягкой скамеечке со спинкой. Волосы Нетано, густые и темные — из таких шпильки уж никогда не выпадают, а уложенная прическа не рассыпается, — были убраны под ярко–желтую повязку, веером поднимающуюся над головой. Если Ингрей когда–нибудь и жалела, что она не родная дочь Нетано, так только из–за волос.
Нетано беседовала с двумя гостями, которых Ингрей никогда раньше не видела. Мужчина и женщина, одетые в самые обычные брюки и рубашки. Судя по бледной коже, ничем не примечательным лицам, акценту и особенно выдающемуся росту — жители Омкема, лежащего в двух шлюзах отсюда. Ингрей тут же вспомнила омкемца, который приходил в Службу для вновь прибывших, но эти двое ничуть на него не походили. Женщина сидела на скамеечке, мужчина расположился на полу, на подушках.
И, конечно же, здесь, как будто специально, чтобы засвидетельствовать крушение ее надежд, присутствовал ее братец. Он полулежал в широком кресле. Данак всегда был самым красивым из детей Нетано, высокий, статный, с мужественным широкоскулым лицом, с длин- ними густыми черными кудрями, которые росли очень быстро. Он всегда вел себя дерзко, уверенный, что его внешность способна очаровать любого. Всех, но только не Ингрей!
— Ингрей! — воскликнула Нетано. — Где ты была все это время? Недя Лак спрашивало о тебе.
— Я путешествовала, мама.
Данак хмыкнул, но промолчал. Ингрей понадеялась, что ее беспокойство из–за того, что за спиной стоит Гарал, сочтут за смущение от того, что ей пришлось предстать в таком виде перед гостями в главной приемной.
— Странствуешь, да? — спросила омкемка. — Помню, как я когда–то странствовала! Какое чудесное приключение! Конечно, я была совсем юной и ни о чем не задумывалась: могла заснуть где попало или устроиться на какую–нибудь ужасную работу на пару недель, чтобы скопить на билет на маленький грузовой корабль. Боюсь, сейчас такие приключения быстро бы утратили свое очарование. — Она улыбнулась. — Но я рада, что поехала в путешествие, хотя понадобился месяц или даже больше, чтобы потом прийти в себя. Однако оно того стоит, да уж! Знаешь, я отправилась в Нилт. Очень хотелось увидеть знаменитые мосты! Они впечатляют гораздо больше, когда смотришь своими глазами, а не в записи. Никогда этого не забуду, до конца своих дней. Оттуда я даже привезла с собой кое–что. Ты же знаешь, милая, странствуют с одной сумкой! Но кочевники, живущие там и пасущие стада бовов, делают ковры и одеяла с самыми прекрасными узорами на свете. Они сами прядут шерсть, ткут и окрашивают в необычайно нежные цвета. Я не могла противиться и приобрела ковер, хотя мне пришлось проработать пару лишних недель, чтобы купить билет домой.
Мужчина, сидевший у ее ног, смотрел куда–то вдаль. Как только женщина заговорила, он тут же стал разглядывать что–то перед собой, моргал, но молчал. Должно быть, они состояли в родстве. У омкемцев странные семейные традиции, они не могут называть имена некоторых родственников и напрямую разговаривать с ними. До недавних пор Федерация Омкем владычествовала над несколькими системами, они всегда снисходительно относились к Хвай, считая, что им не хватает культуры и изысканности, а хвайские Ассамблеи — это всего лишь одна планета и несколько станций. Среди хвайцев же во все времена большой популярностью пользовались анекдоты про омкемских туристов, которые не могут общаться друг с другом, потому что они родственники.
— Только подумай, какая ты счастливая, дорогуша, — продолжала женщина, полностью игнорируя своего спутника. — Тебе не нужно далеко ехать, чтобы посмотреть чудесные места! Со всей Вселенной люди слетаются сюда, чтобы увидеть то, что тебе кажется скучным.
— Да, светлость, — согласилась Ингрей, хотя опыт подсказывал ей, что только омкемцы восхищаются цветным стеклом. — Но мне стеклянные руины вовсе не кажутся скучными. Вы прилетели, чтобы полюбоваться ими?
— И не только, — ответила Нетано. — Они подали заявку на добычу стекла в заповеднике Эсвай.
— Всего стекла? — растерялась Ингрей. Она знала, что посетители из Федерации Омкем платили хорошие деньги за кусок стекла и тратили еще больше, чтобы доставить его домой. Но кроме окружного заповедника существовали и другие места для добычи. Стеклянные глыбы из Эсвай немного отличались от остальных. — Хотите забрать все разом?
— Нет, конечно. — Омкемка снисходительно улыбнулась. — Мы скорее ищем информацию, а не само стекло. Хотим разрешить конкретный вопрос и считаем, что знаем, где можно найти ответ, но для этого нам нужно провести очень серьезные раскопки.
— Как интересно! — сказала Ингрей, пытаясь подавить озноб. — Очень рада познакомиться с вами. Мама, можно я пойду, иначе слуги расстроятся, потому что я запачкала весь пол в доме.
Она услышала, как хохотнул Данак, но даже не посмотрела на него. Решила, что лучше продолжать вести себя виновато и смущенно.
— От транспортного узла долго пришлось идти под дождем.
— Значит, вы только что спустились на подъемнике со станции? — спросил омкемец. — Гек видели?
— Я была уже на полпути вниз, когда в новостях передали, что они прибыли в нашу систему, — солгала Ингрей. — Не думаю, что там есть на что смотреть. Они не любят выходить из кораблей, так же как и не любят улетать со своей планеты.
— В какие времена мы живем! — воскликнул он. — Кто мог себе представить, что мы все это увидим? Радч в хаосе, и все–таки созывается новый конклав. И какой конклав! Помню, что началось, когда впервые обнаружили Рррррр. Это было лет тридцать — тридцать пять назад. Или даже сорок? Но это… это что–то!
Пока он говорил, омкемка смотрела в сторону, делая вид, что мужчины нет в комнате и она его не слышит. Но она кривила губы, словно не одобряла его слов и хотела бы, чтобы он замолчал.
— Гек тоже прибыли с Тир Сииласа, — сказала Нетано. — Раньше они сюда не прилетали. Даже предста–вить себе не могу, зачем им это нужно, но, видимо, есть какая–то причина. Ингрей, милая, иди к себе и обсушись. — Она мельком поглядела на того, кто стоял за спиной приемной дочери, а затем снова сосредоточилась на ней. — Наши друзья погостят у нас несколько дней, так что свободных комнат нет. Твоему… другу придется пожить у тебя.
Сгорбившееся, уставившееся в пол Гарал выглядело совсем не привлекательно. Но это было как нельзя кстати, Ингрей убедилась в том, что Нетано не заметила его сходства с Палад, да и вообще не обращала особого внимания на промокшее и плохо одетое существо.
— Да, мама, — твердо сказала Ингрей. Вежливо кивнула Нетано и ее гостям, не удостоив Данака даже взглядом, и вышла из комнаты, надеясь, что Гарал последует за ней.
Комната Ингрей, далеко не самая большая в доме, имела собственную ванную, невероятно роскошную по сравнению с санузлом на корабле капитана Уйсина, а еще здесь находилось окно, выходившее в дождливый сад. Гарал сидело на скамье у инкрустированного перламутром туалетного столика, одетое в лунги Ингрей. Ему пришлось дважды обернуть ткань вокруг бедер, кроме того, лунги было на несколько дюймов короче, чем требовала мода. Гарал пило шербет, разглядывая раритеты, висевшие на стене над столиком. Ингрей вдруг стало стыдно. В ее коллекции содержались лишь приглашения на вечеринки, которые не имели никакого значения для других, только для нее. Например, на ужин по случаю ее совершеннолетия. А еще несколько дешевых сувениров из тех мест, где она побывала, кричаще розовые или оранжевые куски стекла, пластика или дерева с названиями мест и датами; пара листьев и цветков, залитых прозрачной смолой; маленькая гирлянда, сделанная из дюжины сложенных и скрепленных между собой кусочков бумаги — подарок от подруги, которую она почти не помнила и не видела с тех пор, как стала жить у Нетано Аскольд. Гарал — эксперт, понимающий толк в раритетах. О чем оно думает, глядя на все это?
Да какая разница! Ингрей никогда не увлекалась коллекционированием, в отличие от Данака. Она села на развернутый матрас, суша полотенцем концы волос, и напомнила себе, что есть более веские причины для волнения.
— Ты думаешь, — сказала она, положив полотенце на колени, — о том же, о чем и я?
Гарал оторвалось от разглядывания сувениров.
— А ты думаешь о том, какую взятку эти двое дали Нетано Аскольд, чтобы она помогла им получить разрешение на раскопки в заповеднике Эсвай?
Ингрей удивленно моргнула.
— Не совсем.
Она представляла себе, сколько это могло им стоить. По крайней мере, она точно знала, сколько Нетано потратит на прием гостей и на то, чтобы заставить омкемцев поверить, что она поможет им получить разрешение. Огромная куча денег. И вишенкой на торте она, вероятно, потребует долю от будущих продаж стеклянных глыб, которые они (или любой другой) захотят вывезти. Ингрей снова принялась вытирать волосы и сказала:
— Но ты право, взятка должна быть огромной. А вообще–то в последние пять–шесть лет Федерация Омкем уговаривает Ассамблеи Хвай позволить им провести свой военный флот через наш шлюз в Бейт.
— Потому что шлюз Омкем — Бейт разрушен, а это был самый удобный путь в Тир.
— Да. Они хотят восстановить шлюз, но это возможно лишь в том случае, если они будут контролировать оба выхода — и в Омкеме, и в Бейте. У Федерации есть корабли, которые открывают собственные шлюзы, но, видимо, их не так много, чтобы вернуть Бейт. — Она положила полотенце на колени. — Омкем недоволен тем, что приходится пользоваться шлюзом Хвай, чтобы попасть в Тир.
— Кому такое понравится, — ответило Гарал. — И если бы я правил Тиром, то был бы очень рад тому, что шлюз Омкем — Бейт не работает. Может, Федерация Омкем уже и не такая огромная, как раньше, но они никогда не довольствовались просто возможностью перелетов. Они всегда хотели владеть шлюзами.
Или хотя бы управлять ими. У Омкема, в отличие от Бейта (или же как в данном случае — Хвая) не было общих шлюзов с Тиром. Если Федерация захочет получить доступ к Тиру, имеющему десятки шлюзов, без всяких ограничений, то им каким–то образом придется восстановить шлюз в Бейте.
— Думаю, мама на то и рассчитывает, принимая от них такой подарок.
Несомненно, сам факт передачи такой огромной суммы денег выглядит так, словно Федерация хочет заручиться политической поддержкой Нетано, независимо от того, что говорят на словах. Ингрей прожила в доме Нетано слишком долго, чтобы поверить, будто это лишь знак дружеского расположения.
— Все это довольно странно, — согласилось Гарал. — Но разве дело не идет к выборам? Она могла бы использовать деньги для выборов на пост пролокутора и победить. Или проиграть, если омкемцы потребуют слишком много услуг взамен, и тогда она сможет публично отречься от их захватнических амбиций и открытой попытки повлиять на внутренние дела Хвай. Мой… — Оно вдруг осеклось, а потом продолжило: — Вряд ли в этой системе есть хоть один политик, который не брал взяток от Федерации в той или иной форме. Возможно, Нетано рассчитывает именно на это или же думает, что попытка получить пост пролокутора того стоит.
Немного поразмыслив, Ингрей ответила:
— Но разве Федерация не понимает, что если она войдет в число четырех пролокуторов, то не сможет сделать то, что они хотят, и при этом сохранить свой пост? Ей придется отречься от них, если они потребуют от нее чего–то существенного. Так что, возможно, эти люди прибыли сюда совсем не для того.
Только если Ингрей и права, эта сумма денег все равно вызовет подозрения у политических противников Нетано, которые смогут интерпретировать этот факт в свою пользу.
Гарал не успело ответить, открылась входная дверь, там стоял Данак с подносом в руке.
— Слуга собирался принести вам хлеба с сыром, чтобы вы не умерли от голода до ужина, а я сказал, что сделаю это сам, — неискренне улыбнулся он и поставил поднос на столик.
— Как мило, — ответила Ингрей столь же неискренне.
Данак уселся на пол, привалившись к столу, чтобы лишний раз продемонстрировать свой рост и широкие плечи. Знал, что он любимец Нетано, и, что он гораздо симпатичнее Ингрей, тоже знал. Улыбаясь, Данак заявил:
— Я бы спросил, сколько ты мне заплатишь, чтобы я не рассказывал Нетано о том, что ты сделала, но похоже, ты совсем на мели.
Старая знакомая игра. Ингрей улыбнулась еще шире.
— Даже не подозревала, что я сделала нечто такое, о чем маме вообще хотелось бы узнать, — сладенько пропела она. — А если и так, то ты все равно рассказал бы ей об этом независимо от того, сколько я бы тебе заплатила.
— Ну, во–первых, ты соврала, что получила новость о Гек, когда была на полпути вниз, — начал Данак. — Я разговаривал с Оро, и он сказал, что встретил тебя на станции и ты выглядела просто ужасно. А еще он утверждает, что сам сообщил тебе о Гек, когда ты сошла с корабля, прибывшего с Тир Сииласа. Я знал, что ты собиралась домой. В компании с человеком, за чей билет ты заплатила. Я заинтересовался и проверил, кто это. Знаешь, Ингрей, если тебе нужны были фальшивые документы, лучше бы ты обратилась ко мне. Может, тот, кто их сделал, более–менее компетентен, но серьезную проверку они не выдержат. Еще до того, как вы вышли из подъемника, я уже знал, что Гарал Кет не существует. Все утро думал, ради кого такие жертвы? Даже хотел подвезти тебя из транспортного узла, но решил, что лучше не связываться. И выходит, что оказался прав!
Он поглядел на Гарал, уставившееся в чашку с шербетом.
— Что ты тут делаешь, Палад Будраким? Я думал, что мы от тебя окончательно избавились.
Гарал выпрямилось, расправило плечи. Слегка улыбнулось, и Ингрей вновь поразилась его сходству с Палад Будраким.
— Здравствуй, Данак. Хотелось бы сказать, что мне приятно тебя видеть, но ты все такая же мелкая злобная мразь. — Оно повернулось к Ингрей. — Еще на Тир Сии- ласе ты говорила, что мы никогда не встречались. Но это не так, просто мы встречались слишком давно. Помнишь свой первый выход в свет? Во время предвыборной кампании, там собрались все новостные службы, а тебя совсем недавно взяли из приюта. Ты была еще малышкой. А твой старший брат Данак втихаря щипал тебя, пытаясь довести до слез, чтобы ты опозорила и себя, и Нетано на глазах публики.
Пораженная Ингрей даже не знала, что сказать. Откуда Гарал это известно? Она никому не говорила. И никто из взрослых не заметил того, что делал Данак, они как раз обменивались приветствиями. Выходит, кто–то да заметил. И Гарал, или как его там на самом деле зовут, просто знает всякие мелочи, потому что изучал жизнь богатейших и известнейших кланов системы. Именно такими мелочами и оперируют мошенники, подделывающие раритеты.
— Как твоя нога, Данак? — спросило Гарал. — Надеюсь, ты потом еще несколько дней хромал?