— Потому что он рядом с палатой Ассамблеи.
— Правильно. То есть их планы не изменились, вот что я хочу сказать.
Гарал нахмурилось.
— Понимаешь? — продолжила Ингрей. — Что хранится в ларии? Хвайские раритеты. «Отказ от дальнейших обязательств перед Тиром», который провозглашает существование Хвай и определяет его таким, какой он есть. А что находится в палате Первой ассамблеи, даже если там нет представителей?
— О! — воскликнуло Гарал, которое наконец–то начало понимать.
— Колокол Ассамблеи.
На самом деле Колокол представлял собой огромную керамическую чашу, она появилась в те времена, когда Первая ассамблея была еще единственной и только начала собираться и обсуждать вопрос, что хвайцы больше ничего не должны Тиру. Все хвайцы знали, что когда–то чашу использовали для засолки капусты, пока однажды звук, раздавшийся от удара ложки о край посудины, не возвестил об официальном начале работы Ассамблеи.
— Ингрей, это всего лишь наши раритеты. Омкемцам нет до них дела.
— А как по–твоему, что искала Зат в заповеднике? Я знаю, ты говорило, что люди, не живущие в Хвай, смеются над нашими раритетами, для них они ничего не значат. Они ценны лишь для нас. По закону Первая ассамблея не может собираться без Колокола. Это, конечно, не то же самое, что контроль над членами Ассамблеи, но уже кое–что. Омкемцы увязли в ситуации и не отступятся. Они захотят удержать в своих руках хоть что–то.
— «Отказ» — несомненная подделка, — сказало Гарал. — И ты это знаешь. А Колокол Ассамблеи… Он относится к тому самому периоду, и да, первые заседания Ассамблеи проходили в небольших временных помещениях, так что я не удивлюсь, если кто–то постучал ложкой по чаше, чтобы призвать всех к порядку. Но, Ингрей, ты когда–нибудь видела другую посуду для квашения капусты, кроме Колокола?
— Нет. Но какая…
— Они выглядят совсем по–другому, — сказало Гарал. — У большинства из них ровные стенки, и верхняя часть обычно уже, чем сама посудина. Смысл в том, что капусту надо плотно закрывать, потому что при доступе воздуха она правильно не заквасится. В общем, то ли всю историю про квашеную капусту просто придумали, то ли Колокол Ассамблеи ненастоящий.
— Но ведь теперь он используется как Колокол Ассамблеи. Возможно, что–то случилось с тем самым, настоящим колоколом, и его заменили. То же и с «Отказом от обязательств». Если с ним что–то случится, это не будет означать, будто Хвай больше не существует. Омкемцы пришли сюда не для того, чтобы уничтожить нас, они не собираются нас захватывать. Они просто хотят вынудить Первую ассамблею сделать то, что им нужно. И если они отберут у нас символы Ассамблеи…
— То, что считает символами большинство хвайцев, — догадалось Гарал. — Теперь понимаю, что ты имеешь в виду. Но что изменится, если ты будешь там?
Ингрей набрала побольше воздуха.
— А то… Что, может, нам удастся все это выкрасть.
— Нам? — спросило Гарал, как обычно, ровным голосом, но Ингрей показалось, что она услышала горькие нотки. — Ты забыла, что я — Гек.
— Не забыла. Просто подумала, что ты могло бы дать мне дельный совет. Или предложить что–нибудь.
— А еще ты забыла, что я ничего не крало. — Гарал с отвращением оттолкнуло от себя миску с лапшой.
— Нет, я это помню. Но ты знакомо с грабителями, так ведь? Ты говорило, что занималось подделками. Самая искусная ложь всегда основывается на правде. Может, ты рассказывало и не о себе, но о каком–то реальном человеке. Возможно, ты встретилось с ним в «Милосердном устранении», а потом опознало его работу в нашем доме. Может, ты само и не подделывало раритеты, но многое об этом знаешь. Ты само ничего не крало, но можешь дать мне совет. Это не будет считаться нарушением соглашения, ведь мы просто болтаем за завтраком.
Она взяла чашку, которую поставило перед ней Гарал, и отпила немного. Скривилась, распробовав тепловатую соленую воду.
— Фу, гадость! Это и есть пойк?
— Я же сказало, к его вкусу надо привыкнуть. Да, ты права, я многое узнало в «Милосердном устранении», но все это тебе не поможет. Такая кража, в какой меня обвинили и которую ты думаешь провернуть, по большей части совершается лишь при наличии превосходящей физической силы. Наши силовики уже сделали бы это, если б считали, что такой план может сработать, так что тебе не нужны мои советы. А если сила не применяется, то обычно кражу совершает тот, кто имеет прямой доступ к раритетам, — добровольно либо из–за того, что на него оказали давление. Все совсем не так, как в развлекательных шоу, где используются древние инопланетные артефакты, отключающие сигнализацию, или еще какие- нибудь хитроумные планы. — Гарал хлебнуло пойка и скривилось. — Иногда, конечно, и планы разрабатываются, но чаще всего что–то идет не так, и преступники попадаются.
— Тогда мне такой план не нужен. — Ингрей постаралась сказать это как можно более спокойным голосом. Ей нужен был такой план. И помощь Тира или кого угодно. — Хочу, чтобы сработало. А если у меня и не получится, то надо хотя бы освободить маму и детей.
— А что недя Лак думает об этом?
— Ты шутишь? — Ингрей попыталась выудить лапшу пальцами. — Я ему ничего не говорила. Оно, скорее всего, скажет, чтобы я ничего не делала.
— Чем больше узнаю твое недю, тем больше оно мне нравится.
— Если бы я все время советовалась с недей Лак, ты до сих пор сидело бы в «Милосердном устранении», — заметила Ингрей. Она сунула холодную размокшую лапшу в рот и тут же пожалела. Вкус был просто отвратительным, но Ингрей заставила себя прожевать ее и проглотить. — Рада, что тебе удалось оттуда выбраться.
Гарал вздохнуло и прикрыло глаза.
— Ты же все равно поступишь по–своему?
— Да, — сказала Ингрей, мучительно желая, чтобы она хоть наполовину была так же уверена в себе. — Сделаю!
Глава 16
Оказалось, что достаточно лишь назвать свое имя, чтобы обер–капитан Утури из Службы обороны системы Хвай обратила на Ингрей внимание. Обер- капитан встретилась с ней в небольшой комнате, затерявшейся где–то в закоулках станции. Коренастая Утури в золотисто–голубой форме производила впечатление, даже несмотря на невысокий рост, особенно эффектно она выглядела на фоне скучных бежевых стен и жестких пластиковых столов и стульев.
— Ни за что! — сказала она, когда Ингрей объяснила свои намерения. — Мы стараемся оградить гражданских от опасности, вместо того чтобы посылать их туда. И если совсем честно, то я согласилась встретиться с вами лишь потому, что мое начальство не желает расстраивать вашу мать. Лично я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, но, если вы хотите, чтобы жизни заложников ничто не угрожало, перестаньте тратить мое время впустую и позвольте мне исполнить мои обязанности. — После паузы она добавила: — При всем моем уважении, мисс.
— Но обер–капитан…
— Нет, — спокойно сказала обер–капитан Утури тоном, не терпящим возражений. — Я встретилась с вами. Выслушала вашу просьбу и дала отрицательный ответ. Вы немедленно отправитесь в ближайшее укрытие для гражданских и там будете ожидать окончания операции. Если я еще раз увижу вас, то арестую, для меня не имеет значения, кто ваша мать. Я понятно объяснила?
Слезы душили Ингрей. Но она не расплачется. Ни за что!
— Да, мадам.
— Хорошо, — сказала обер–капитан Утури и покинула комнату.
Спустя пару секунд вошел солдат.
— Я буду сопровождать вас в укрытие, мисс.
Ингрей больше не могла сдерживать слез. У нее ничего не вышло, все, что ей остается, — это сидеть в укрытии с незнакомыми людьми и ждать, чем завершится операция.
— А можно… — Она шмыгнула носом и утерла глаза. — Можно мне сначала в туалет?
— Я должен сопроводить вас прямо в укрытие, — сказал он. — Это приказ обер–капитана.
— Знаю. Но мне нужно умыться. И… вы же понимаете.
— Дверь в туалет прямо за вашей спиной, мисс. Я вас здесь подожду.
В туалете было очень мало места. Ингрей закрыла дверь. Высморкалась и помыла руки. Потом плеснула воды на лицо. Ей придется пройти в укрытие и ждать там. Другого выбора нет. Она сделала все, что смогла.
Выпавшая шпилька зазвенела, упав в раковину. Ингрей схватила ее прежде, чем ее смыло в трубу. И вдруг краем глаза заметила какое–то движение. Она огляделась, посмотрела наверх. На потолке сидел черный паук–мех, разглядывая ее множеством глаз на стебельках.
— Что ж, — тихо просвистел он. — Слышал, ты собираешься пробраться в ларий системы.
Ингрей промолчала.
— Это я, Тик, — сказал паук–мех. — Я могу довести тебя до лария, и, если силовики тебя вовремя не остановят, ты сможешь поторговаться с захватчиками. Если, конечно, и в самом деле этого хочешь. На мой взгляд, мысль не слишком хорошая.
— Я хочу этого! — тихо сказала Ингрей, помня о солдате, который ждал ее снаружи.
— Не могу обещать, что тебе удастся выкрасть «Отказ от обязательств» и Колокол Ассамблеи. И даже посоветовать ничего не смогу, пока не получу соответствующей информации и не узнаю, где расположены раритеты и что сейчас происходит в ларии. На это понадобится время. А твоя жизнь окажется в опасности.
— Тик, — страстно прошептала Ингрей. — Некогда разговаривать! Нужно действовать!
— Ладно. Давай сделаем это.
Фасад лария системы уходил вверх на целых два уровня, хотя широкие двери были обычной высоты. Темно–серые, опаленные и шершавые. Считалось, что их сделали из панелей первого корпуса станции Хвай. Сейчас они были закрыты, а небольшое гулкое помещение перед ними, выложенное черно–зеленой плиткой, с высокими потолками, где обычно толпились посетители и прохожие, пустовало. А может, так только казалось. Тик сообщил, что повсюду прячутся бойцы хвайской обороны, а за закрытыми дверями лария ждут боевые омкемские мехи.
А между ними она. И чем дольше ей приходится ждать, тем больше риска. Хотя, даже прибыв сюда, она уже подвергла себя опасности.
Ингрей набрала побольше воздуха.
— Меня зовут Ингрей Аскольд! — крикнула она по–йиирски, потому что не знала, понимают ли омкемцы по- бантийски. — Я дочь представителя Нетано Аскольд. Я находилась на месте преступления, когда убили светлость Зат, и смогу рассказать вам, что там произошло. Отпустите детей и мою мать, не причиняйте им вреда, можете взять меня вместо них.
В ответ тишина. Даже если Федерация и пойдет на такой обмен, им необходимо все обдумать.
— Мисс Аскольд! — Голос раздался не из лария, а позади нее.
Она оглянулась. Маленький квадратный мех–уборщик подошел к ней и остановился на расстоянии метра.
— Мисс Аскольд, что вы делаете? Обер–капитан решила не посылать сюда вооруженного меха. Мы уверены, что омкемские мехи стоят прямо за дверями у входа. Здесь опасно.
— Я знаю, — сказала Ингрей дрожащим, несмотря на все ее усилия, голосом.
— Тогда что вы здесь делаете?
— Я думала, это очевидно. Хочу предложить себя взамен детей и моей матери, которых удерживают омкемцы. Вернее, стараюсь.
— Как вы выбрались из убежища для гражданских? — спросил мех–уборщик. — Да и вообще, как вы сюда попали?
— Пришла.
Она почти не солгала.
— Мы не можем вам этого позволить. Я прошу вас последовать за мной и укрыться за нашими позициями. Если нам повезет, то проблем не возникнет.
— Простите, но я отсюда не уйду.
Ей удалось сказать это вполне беспечным голосом, хоть он до сих пор слегка дрожал. С каждой секундой придуманный план нравился ей все меньше и меньше.
— Боюсь, нам придется задержать вас и вывести отсюда, мисс.
— Да уж, в новостях это будет хорошо смотреться. Оборона силком удаляет меня, когда я пытаюсь помочь спасти детей. И свою маму! — Голос сорвался, она сглотнула.
Если она не сдержится, то начнет плакать и кричать, а может, свалится прямо на землю. Ноги едва держали ее. «Они попытаются убрать тебя, — сказал Тик. — Будь упрямой. Если, конечно, не передумаешь. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы остановить их». Но Тик покинул ее, когда она вышла на середину пустой площади напротив лария. Да и как он сможет противодействовать силовикам?
— Вы думаете, что вам позволят рассказать обо всем новостным агентствам?
— Попробуйте остановить меня!
Мех–уборщик промолчал. Ингрей отвернулась и посмотрела на двери лария, все еще запертые. Тишина. Ингрей хотелось закрыть глаза, но у нее кружилась голова, и она боялась, что упадет. Начала считать вдохи и выдохи. Если это сработало в скафандре, то и сейчас должно помочь не запаниковать. Минут через пять после того, как Ингрей отключила все средства связи с системой Хвай и перестала проверять время, мех–уборщик сказал:
— Обер–капитан хочет, чтобы вы знали, что она снимает с себя всякую ответственность, если с вами что–то случится, мисс.
— Конечно, — ответила Ингрей, не отводя взгляда от дверей лария.
— И если вам удастся выжить, то вы встретитесь с ней в суде.
В суде. Ну конечно. Она же мешает выполнению спасательной операции, которую проводят силы обороны системы. Все это неважно. Главное — попасть в ларий. Вывести Нетано и детей. И стащить раритеты, если повезет.
— Буду ждать с нетерпением, — проговорила она не слишком уверенно.
Она ждала, что еще предпримет мех–уборщик. Постарается переубедить или станет воздействовать на нее физически? Мех просто стоял, а спустя несколько минут развернулся и удалился.
Воцарилась тишина. Ингрей осталась совсем одна. «Я не могу пойти с тобой, — сказал Тик. — Твоя жизнь окажется в большей опасности, если они заметят мое присутствие. Мне придется пробираться внутрь другим путем». Возможно, именно этим он сейчас и занимается.
Трясущиеся ноги устали, и немного погодя Ингрей осторожно села на пол. А что, если омкемцы не приняли ее предложения? Что, если все это ничего не даст?
Неважно. Ну и пусть она сидит тут испуганная и чувствует себя круглой дурой. По крайней мере, шпильки из прически не выпадают, уже что–то. Хотя, конечно, это же паук–мех их воткнул, когда они обсуждали наскоро состряпанный план действий. Она поддалась искушению и, моргнув, посмотрела на часы. Миновало уже два часа с тех пор, как она сюда пришла. Она моргнула еще раз: какой смысл смотреть, как бегут секунды?
Щелкнул замок, и широкая дверь лария приоткрылась, оттуда послышался голос, говорящий по–йиирски с сильным акцентом:
— Мы согласны на обмен. Вам нельзя ничего проносить с собой. Вас обыщут. Встать!
Ингрей осторожно поднялась.
Дверь открылась еще шире, и из нее медленно по одному начали выходить дети в помятых бежевых рубашках и брюках. Все двадцать четыре. Из общественного приюта. Возможно, даже из приюта, расположенного на станции, потому что некоторые шмыгающие, с заплаканными лицами заложники были совсем малышами, и вряд ли их взяли бы в долгое путешествие. Один малыш повернулся и посмотрел на Ингрей. Шмыгнул. Открыл рот, но старший зашипел на него:
— Тихо! Просто иди вперед!
И они шли тихо и торопливо. С мокрыми глазами.
Вереницу детей в форме замыкала Нетано. Даже несмотря на то что она провела в заложниках несколько дней, выглядела она вполне опрятно. Лишь пиджак и брюки немного помялись, но ни один волосок не выбился из туго заплетенных кос. Ингрей хотелось позвать ее, но она подавила крик. Нетано взглянула на нее, словно откликнулась на зов дочери, но лицо ее осталось бесстрастным. Если бы Ингрей была чуть моложе или чувствовала себя чуть более виноватой, то ее бы передернуло от выражения лица матери. Но теперь она уже знала, что Нетано просто умеет скрывать любые сильные чувства, а не только гнев и разочарование.
— Начинаем обмен, — громко и монотонно сказал по- йиирски голос из–за дверей. — Идите вперед. При любых осложнениях вы будете застрелены.
Не оглядываясь, Нетано пошла вперед.
На секунду Ингрей задумалась, почему они отпустили детей прежде, чем убедились, что она в их руках. Но размышлять было некогда, она двинулась навстречу матери.
Вслед за Нетано вышла еще одна вереница детей, более короткая. Все не старше восьми–девяти лет, Ингрей узнала их сине–желтую форму. Конечно, Нетано же встречалась с детьми из округа Арсамол. Ингрей тоже взяли из этого приюта.