Медленно и размеренно они шли навстречу друг другу. Не дойдя нескольких шагов до Нетано, Ингрей, будучи не в силах сдержаться, воскликнула:
— Мама!
Она не заплачет. Ни за что!
— Ингрей, милая, — сказала Нетано, подходя к ней. — Я этого не забуду.
«Я этого не забуду». По спине побежал холодок. То ли от неопределенности слов, то ли потому, что до Ингрей наконец–то дошло, что она делает.
Нетано проследовала дальше. Дети, идущие мимо Ингрей, все как один смотрели на нее, не поворачивая головы и не замедляя шага.
Позади двери лария стоял массивный темно–серый мех с широким квадратным телом, четырьмя суставчатыми ногами и огромной пушкой в одной из трех рук. Ингрей тоже умела скрывать свои чувства. Почти как Нетано. Но она не научилась контролировать мыщцы лица так же уверенно, как ее мать. Теперь неважно: ей не придется занимать место матери, она никогда в жизни не станет следующей Нетано. Она всего лишь Ингрей Аскольд, но у нее есть информация, необходимая омкемцам. Ей удалось освободить детей. А еще Нетано, чтобы та смогла назначить себе наследника и передать 148
свое имя. Ингрей поступила так не ради Данака, но надеялась, что с сегодняшнего дня он всю жизнь будет помнить, что обязан сестре очень многим.
Чуть дальше стояли еще два меха. Она прошла мимо раритетов бывшего главного хранителя лария, мимо широченного полотнища, на котором рукой пролокутора Первой ассамблеи был написан устав лария, мимо киоска, в котором за небольшую плату распечатывались входные билеты с номером и датой. Ингрей даже подумала: а не позволит ли ей огромный мех остановиться тут на минутку? Несомненно, сувенир по такому поводу будет дорого стоить. Данак за него хорошо заплатил бы. Хотя, конечно, личный раритет дороже. Она может сама расписаться на билете и попросить омкемцев. Ингрей представила, как громоздкий боевой мех в одной руке держит маленький билет, в другой — кисточку, а в третьей — пушку, и ей пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться. Или чтобы не заплакать, она и сама точно не знала. Она посмотрела по сторонам в поисках паука–меха, но не увидела его. Интересно, Тик где–то поблизости? Вряд ли. Он сказал, что ему придется пробираться другим путем.
Сбоку от киоска лежала куча сине–фиолетовых палочек и коробок. О нет! Это же раздавленные мехи- экскурсоводы. Скорее всего, они были автоматическими, но омкемцы предпочли не рисковать.
— Ингрей Аскольд, идите сюда, — сказал один из ожидающих ее мехов на плохом бантийском.
Она пошла за ним, не оглядываясь и не зная, идет ли следом тот самый мех, что стоял у дверей. Мех привел ее прямо в центральный зал лария, где выставлялись раритеты времен основания Хвай. Раритеты из бумаги и холста и даже глиняные таблички располагались на темнозеленых стенах отдельными группами. Другие экспонаты, которые невозможно было повесить, стояли в стеклянных витринах вдоль стен: чашки, графины для шербета, бусы, даже пара сандалий.
На противоположной стене висел «Отказ от дальнейших обязательств», расположенный вертикально в индивидуальном стеклянном коробе на высокой дюритовой подставке.
Подходя к нему с этой стороны, Ингрей видела лишь его край, но она могла бы, не задумываясь, процитировать слова, начертанные кистью. «Этот документ удостоверяет, что Ассамблея представителей народа Хвай…» Даже если Гарал право и этот конкретный документ — подделка, важны ведь сами слова.
Без дополнительных слоев текста и изображений, которые Ингрей привыкла видеть, когда была подключена к средствам хвайской связи, длинный зал, с экспозицией раритетов, надписей и указателей для детей, казался на удивление пустым. Она вдруг поняла, что усиленно моргает, пытаясь подключиться, но у нее, конечно же, ничего не получилось. Прежде чем прийти сюда, она отрезала себя от связи, но даже до этого в новостях передавали, что с заложниками, захваченными в ларии, связи нет. Наверняка омкемцы каким–то образом заблокировали ее.
В зале находилось несколько мехов. Двое, которых Ингрей уже видела, один остался у входа, и еще один стоял в центре зала, охраняя двух людей, сидевших на полу в ожидании ее. Ингрей сразу же узнала коренастое, седовласое неино — пролокутора Первой ассамблеи по имени Дикат. Рядом с ним устроилась молодая женщина, немного старше Ингрей, но стройнее и выше, это было заметно даже несмотря на то, что заложница сидела на полу. Это была наследница старшего хранителя в зале раритетов послетирской эпохи.
Рядом с выставочной витриной, в которой висел «Отказ», стояли два меха поменьше, которые больше напоминали людей, чем машины. Когда Ингрей подошла, они тут же обернулись.
— Мисс Аскольд, — сказал один из них по–бантийски. — Пожалуйста, не подходите ближе.
Она остановилась. Меньший из двух человекообразных мехов шагнул к ней. Он двигался легко и плавно, и только тут она поняла, что это не машины, а люди в темно–серых доспехах. Как и большинство омкемцев, они были высокими, а доспехи придавали им весьма устрашающий вид.
Первый человек в доспехах что–то сказал, но Ингрей его не поняла.
— Мисс Аскольд, — обратился к ней второй по–бантийски. — Вы не могли бы вытащить шпильки из волос?
— Конечно, — ответила Ингрей.
Голос ее совсем не дрожал, и она обрадовалась. Она вытащила шпильки и протянула их человеку в доспехах.
— Что мне с ними делать?
Первый снова заговорил на непонятном языке.
— Пожалуйста, положите их на пол, — сказал другой. — И отойдите назад.
Она нагнулась, положила шпильки на пол и выпрямилась. У нее имелось устройство–переводчик для путешествий, которое работало без подключения к хвайской системе связи. Ингрей пару раз использовала его на Тир Сииласе. Она не нашла времени, чтобы разобраться с настройками и загрузить дополнительные словари, поэтому работало оно кое–как, но сейчас могло вполне пригодиться. Может, хотя бы язык опознает? Все лучше, чем ничего.
Первый посмотрел на шпильки и заговорил.
— Взять их с пола, — сказал монотонный голос у Ингрей в ухе.
Второй нагнулся и попытался поднять их, но три шпильки все равно выпали из руки, закованной в тяжелую рукавицу.
— Ерш твою меть! — выругался омкемец, согласно переводчику, разумеется.
Доспехи на руках начали складываться, исчезая где–то в районе плеч. Затем человек взялся за виски и снял с себя голову, вернее, шлем. Под ним оказалось бледное, но весьма добродушное лицо и густая темная шевелюра.
— Не знаю, как солдаты это делают, — сказал он, а потом в ответ на недовольный возглас первого добавил что–то на своем языке.
— Фуй, командор! Непристойности из ваших уст. Я — непристойный солдат! — перевело устройство.
Он наконец поднял шпильки, встал и улыбнулся Ингрей.
— Простите меня, мисс Аскольд. Пожалуйста, подождите меня здесь.
Он подошел к меху, стоявшему у ближайшего выхода, нажал что–то, открыл панель на боку, высыпал туда шпильки и снова закрыл ее.
— Пожалуйста, не бойтесь, — сказал он, вернувшись к Ингрей. — Нет причин для неприятного общения.
— Я и не боялась, пока вы это не сказали, — ответила Ингрей.
Он хмыкнул, но не засмеялся.
— Мы с командором хотели бы с вами кое–что обсудить. Но могу ли я прежде задать вам один вопрос? Как вы думаете, все это, — он показал на «Отказ от обязательств», — настоящее?
— Я… я всегда так считала.
Наверное, нужно радоваться, что ее догадка оказалась верной, что отряды Федерации, не сумев получить контроль над Первой ассамблеей, решили захватить ключевые раритеты Хвай. Даже после заявления Гарал «Отказ от обязательств» все еще является самым важным раритетом системы.
Человек повернулся к командору.
— Воспринимай. Как из моих уст.
— В обычных остаются, — сказал командор. — Обычное нет. Внимание есть, спор есть пролокутор. Требуется сомнение, и уровень понижен. Я теоретизирую, искать в другом месте.
— Оставайся, — сказал омкемец, который знал бантийский. — Недостаточность в другие дни, недостаточность в этот момент.
— Кто вы? — спросила Ингрей, мало что поняв из их разговора. — Зачем вы это делаете?
— Меня зовут Ченнс. Я… у вас это называется этнограф. Специализируюсь на хвайских культурах. А это, — он указал на человека в доспехах, — командор Хатквебан. А насчет того, что мы тут делаем… Удивлен, что все хвайцы задают нам этот вопрос, мисс Аскольд. Я лично знал светлость Зат. Не могу сказать, что она мне нравилась, потому что она была довольно заносчивой и презирала тех, кого считала ниже себя. Кроме того, Зат была абсолютно убеждена в правильности самых смехотворных исторических теорий. Честно говоря, мне неприятна даже ее попытка придать значимость этим бредням. Она продвигала свои совершенно безумные идеи и убеждала в них других, старалась заставить власти потратить время и важные ресурсы на то, чтобы воплотить их. Но смерти Зат все же не заслуживала.
— Не заслуживала, — согласилась Ингрей. — Но дело ведь не в ней. Во–первых, светлость Зат погибла лишь несколько дней назад, а ваш корабль вылетел намного раньше. А во–вторых, Зат убил ее сродич Хевом. Они остановились в доме моей матери, но никто из наших в этом не замешан.
— Светлость Хевом не заслуживает обвинения в убийстве, которое он не совершал, — сказал светлость Ченнс, будто не расслышав ее слова. — Ваша Служба безопасности задержала Палад Будраким по подозрению в убийстве. Как вы считаете, кто скорее мог убить Зат? Сбежавший преступник или ее сродич, который не имел права прикасаться и не мог даже говорить с ней. Я знаю, что для вас стеклянные руины — это лишь удивительный природный феномен или строительный материал, но теории Зат о появлении стекла имели политическую подоплеку. Обидную для большинства хвайцев.
— Да. Она хотела доказать, что омкемцы родились на Хвай. Ну или, по крайней мере, некоторые из ее предков. Я знаю. Она мне рассказывала. Бредовая теория, как вы и говорили. Но она могла бы выкопать все стекло на планете до последнего куска и все равно не доказать ее.
— Она бы подогнала находки под свою теорию, — ответил Ченнс. — И это бы имело определенные негативные последствия для Федерации. Поверьте мне, мисс Аскольд, все затевалось ради того, чтобы убедить возможных союзников в Федерации. Хвайцев она убеждать не собиралась. Ей не было дела до того, что скажут жители Хвай. Она заботилась лишь о том, чтобы получить то, что ей нужно. Не думаю, что ваша мать не понимала этого, когда пригласила Зат погостить у себя.
Ингрей с ним согласилась. О чем только думала ее мать? Хотя, с другой стороны, если бы Зат отказали в раскопках, она могла бы заявить, что это заговор, что ей мешают, потому что результаты раскопок всем бы открыли глаза.
— Послушайте, — сказала Ингрей. — Я была в заповеднике в тот самый день. Я была там, когда Зат умерла. Она взобралась на холм, тот самый, где один склон весь стеклянный и спускается к реке. Обычно он есть на всех рекламных проспектах заповедника. Думаю, она поднялась туда, чтобы осмотреть местность сверху, и послала своего маленького меха Уто обследовать поверхность склона.
Своего драгоценного малыша.
— Зат забралась на холм и села, — продолжила Ингрей. — Никто не подходил к ней до самого обеда, пока я не поднялась наверх, потому что она не отвечала на сообщения. Она была… — Ингрей запнулась.
«Она была мертва».
Ченнс молча наблюдал за ней.
— Гарал… Палад Будраким… Тогда я еще не знала, как его на самом деле зовут. Но мы с ним провели все это время вместе. И не говорите мне, что оно управляло мехом. Не управляло, мы постоянно с ним беседовали. Уто — единственный мех, который поднимался в то утро на холм. У Гарал нет нужных имплантатов, чтобы управлять мехами, сделанными в Федерации. Рядом находился лишь один человек, у которого они были, это Хевом. Хевом, который ненавидел Зат достаточно сильно, чтобы убить ее. Я свидетель.
Светлость Ченнс внимательно слушал ее, слегка нахмурившись.
— Зачем она привезла Хевома? Они не могли разговаривать друг с другом, разве не лучше было взять с собой помощника, с которым можно беседовать?
Ченнс скривился:
— Со стороны Зат было жестоко заставлять Хевома ехать вместе с ней. Даже более жестоко, чем вы можете представить. Некоторые старшие родственники Хевома имели разногласия с Зат по… политическим вопросам, можно так сказать. Их сродственность, полагаю, это подходящее слово, — он использовал неуклюжую конструкцию, йиирское слово с непривычным аффиксом, — сродственность должна была урегулировать дальнейшие споры, но сама Зат сделала все, чтобы как можно сильнее оскорбить семью Хевома. Хевом поступил неправильно, выразив протест. Зат заставила его отправиться с ней, чтобы преподать урок ему и всем его родственникам.
— Вполне себе мотив, — сказала Ингрей. — Раз уж он решился убить ее, свалить все на невиновного хвайца было проще простого. В конце концов, мы же… — Как там сказал Хевом? — Невежественные и бескультурные, а наша юридическая система — шутка. Похоже, и наши жизни для омкемцев тоже лишь шутка.
Светлость Ченнс вздохнул:
— Я бы не называл Палад Будраким невиновным.
— Теперь его зовут Гарал Кет. И оно не убивало Зат. Я свидетель. — Доказывать что–либо было уже бессмысленно. Федерация не получит Гарал, потому что оно стало Гек. — Все это происходит не из–за Зат с Хевомом. Ваши мехи и солдаты прилетели сюда через шлюз Энтен — Хвай задолго до того, как было совершено убийство.
Конечно, кто–то мог заранее знать, что Зат умрет, а Хевома обвинят в убийстве.
— Вы так и не поняли, — сказал Ченнс. — Не можете понять. Для того, кто находится в положении Хевома, убить Зат было бы немыслимо. Буквально. Если я даже и попытаюсь объяснить, вы все равно не поймете, потому что ваши семьи взаимодействуют совсем по–другому. Представьте… представьте себе человека, убившего своего родителя.
— Может, кто–то и назовет это немыслимым, — ответила Ингрей. — Я лично даже представить себе не могу. Но и такое случается.
Светлость Ченнс оглянулся на командора в доспехах, затем посмотрел на Ингрей.
— Вы находитесь здесь, мисс Аскольд, потому что стали свидетельницей гибели Зат. В ином случае командор Хатквебан никогда бы не согласилась на подобный обмен. Она хочет лично поговорить с вами. Не сейчас, в данный момент есть более важные дела, так что чуть позже. Она совсем не понимает бантийский. — Ингрей уже догадалась об этом. — И по–йиирски тоже говорит не очень хорошо. У нее есть устройство–переводчик, не самый плохой, но она ему не доверяет, поэтому я буду переводить по мере необходимости.
— Она тоже родственница Зат? — как можно невиннее спросила Ингрей.
— Нет, — ответил Ченнс. Он огорчился, или ей показалось. — Она родственница Хевома. Ей не понравится, что вы валяете имя ее… двоюродного брата, полагаю, это самые подходящие слова, что вы валяете имя ее двоюродного брата в грязи.
— И ее выбрали специально для этой миссии? Что за удивительное совпадение!
По лицу Ченнса пробежала тень, но Ингрей не смогла распознать его эмоции.
— Идите, мисс Аскольд, сядьте рядом с другими, — только и сказал он.
— Тот, кто все это придумал, не слишком беспокоился о том, что случится с Хевомом, — отозвалась она. — Полагаю, они пообещали, что вытащат его отсюда, но, видимо, не обеспечили ему того, что нужно.
Если бы это был сюжет развлекательной программы, то Хевома снабдили бы фальшивыми уликами: чужими отпечатками пальцев или образцом ДНК на ноже, тайными сообщениями, которые Служба безопасности «случайно» обнаружила бы и расшифровала. Наверняка Федерация могла все это обеспечить без особых усилий. Если бы сочла нужным. Очевидно, Хевома спасать они не собирались.
— Сядьте, мисс Аскольд, — повторил Ченнс. — Я не хочу прибегать к угрозам.
— Хорошо, светлость, — фальшиво улыбнулась Ингрей. — Командор и ее солдаты с радостью сделают это за вас.
Улыбаясь, она отвернулась от него, от витрины с «Отказом» и, не торопясь, прошла туда, где сидели заложники. Она двигалась медленно совсем не для того, чтобы показать всем, что не боится, напротив, ей казалось, что если она пойдет быстро, то не сможет сдержаться и бросится в панике бежать. Так ей проще было скрыть тот факт, что у нее поджилки трясутся от страха.