— Час от часу не легче. Окей, буду следить за языком, мистер, — поморщился Фил, массируя скулу. Ставр имел хорошо поставленный удар. В голове гудело, а рот наполнился горячей соленой кровью. — Что вам нужно?
— Другое дело. Кратко и доходчиво. Меня не интересует, куда ты отвез попутчика. Это и так понятно. Куда интереснее слухи о пропаже того, что он вез. Осмелюсь предположить, что ты знаешь, о чем речь, — Фремиту говорил очень вежливо, но Филу отчетливо слышалась в его голосе издевка, словно волк решил отдать должное зайцу, перед тем, как его сожрать.
— К сожалению, нет, — покачал головой Фил. — Я смотрел только на дорогу и не видел, что вез пассажир. Не часто ко мне в машину окровавленные типы заваливаются.
— И ты ничего не забирал из машины? — елейно спросил гость. Фил выдержал его взгляд и снова мотнул головой. — Совсем ничего?
— Только документы и магнитолу. Машина сдохла на сороковом шоссе. Наверное, так там и стоит, если бродяги еще не поработали. Не выдержала твоей тяжести, господин Фремиту.
— Осторожнее, человечек, — блеснул глазами вожак. — Помни, что я говорил о шутках.
— Я говорю на полном серьезе, а шутками пытаюсь забить страх, — злобно крикнул Фил. — Я понятия не имею, что там вез этот мужик и вез ли вообще. Да, его друзья мне заплатили денег за разбитую машину, можете сами удостовериться. Они в кармане пиджака на столе.
— Охотно верю. И не стоит повышать на меня голос, — тихо и угрожающе ответил Фремиту. Он встал и подошел вплотную к креслу, в котором сидел Фил. Затем, дав знак Ставру, оскалился, когда крепыш навалился на Фила всем весом, не давая даже пошевелиться. Зубы у него тоже были странными, но острые клыки, раза в два больше человеческих, выделялись особенно. Фремиту задумчиво прикусил губу, а потом резко провел кривым ногтем по щеке Фила. Ноготь был таким острым, что вспорол кожу, как хирургический скальпель, а на месте разреза выступил жирный и набухший кровяной червяк. Фил замычал и попытался вырваться, но Ставр держал крепко и слабо порыкивал от удовольствия, когда Фремиту аккуратно расстегнул пуговицы на рубашке Фила и вонзил указательный палец ему в грудь. — Игры кончились. Где шкатулка, человечек?
— Я не знаю, — хрипло выплюнул Фил, когда гость резко вытащил палец, а потом снова вонзил его в грудь и облизнулся. — Я не знаю, о какой шкатулке вы говорите? Боже, я всего лишь таксист, мать вашу!
— Знаешь, — лениво протянул Фремиту и резким движением дернул руку Фила так, что она хрустнула, а стены квартирки потряс дикий крик. — Это была первая рука, человечек. У тебя есть вторая, а еще ноги, пальцы и зубы. Все это можно сломать, вырвать, раздробить и высосать досуха. Где шкатулка, человечек?
— Да не знаю я, ебаные вы психи, — всхлипнул Фил, сжавшись в комочек, когда давление огромных ручищ Ставра спало. — Я просто случайный человек, который подвез раненого, куда он просил. И все.
— И все? — передразнил его Фремиту, после чего разочарованно вздохнул и кивнул второму крепышу, стоящему возле двери. — Если ты меня обманул, человечек, то я вернусь. Вернусь и сделаю больно. И боль, которую ты испытаешь, не описать словами. Ты будешь умирать всю свою жалкую жизнь, а когда сдохнешь, будешь слизывать говно с моих ног. Синек, дай знак!
— Domeo, — тихо и уважительно ответил второй, протягивая Фремиту золоченую клетку, в которой, нахохлившись, сидел белоснежный голубь. Вожак, открыв дверцу, резко схватил птицу и, поднеся её ко рту, одним махом оторвал голову, после чего бросил трепыхающуюся тушку на пол и рассмеялся, увидев безумные глаза Фила.
— Передай им, что мы вернулись, человечек, — хрипло произнес Фремиту, жадно облизывая окровавленные губы. — И мы вернем то, что они у нас украли.
Когда квартира опустела, Фил шумно выдохнул и, с трудом выбравшись из кресла, направился на кухню. Там он присел на кособокий табурет, достал из кармана дрожащими руками сигареты и жадно затянулся первой же затяжкой. Чайник почти выкипел и сейчас полузадушено свистел, наполняя жаром небольшое помещение, но Филу все равно было холодно.
По груди стекала сукровица от ран, нанесенных грязным пальцем Фремиту, грудь горела дьявольским огнем, сломанная рука ныла, а на скуле наливался жуткий синяк, но перед глазами все еще стояла трепыхающаяся тушка голубя и странные слова ночного гостя.
Выключив чайник, Фил направился к креслу, бережно поднял разбитую рамку с фотографией с пола, а потом резко потерял сознание, свалившись мешком на не слишком чистый пол. Он не видел снов, не видел даже слабых видений. Вокруг была тьма, а в центре этой тьмы серебряная луна, освещающая бледным светом голубя с оторванной головой.
— Осторожно, у него рука сломана, — мягкий голос ворвался в сознание, как скоростной локомотив, наполняя голову образами, мыслями и болью. Фил застонал, когда кто-то коснулся его руки, но прикосновение было приятным, а пальцы, хоть и твердые, дарили измученному лихорадкой мужчине живительную прохладу.
— Руку поправим. Бальзам Санави и не такие раны лечит, — второй голос был обычным, чуть жестким, усталым и хриплым. Словно принадлежал человеку, который успел пожить достаточно на свете и сейчас ждал момента, когда предстанет перед Всевышним. — Сложнее с ранами на груди. Не знаю, чем их нанесли, но они с трудом подаются заживлению.
— Ритуал Правды?
— Возможно. Либо его ослабленная версия. Ублюдки проникли в дом, когда тут никого не было. Приспособились обходить проклятие. Подержите его, пожалуйста. Мне нужно взять образцы крови из ран. И приготовьтесь к тому, что когда я запечатаю раны зеленым воском, он будет вырываться, — уверенно произнес второй голос, а затем, когда груди Фила коснулось что-то холодное, дополнил. — Дьявол!
— В чем дело? — спросил первый голос. Фил напряг память, но почему-то не смог вспомнить, где он его слышал. Образы и мысли сплетались в причудливое полотно, больше похожее на какую-то дикую оргию, чем на воспоминания.
— В ранах яд. Много яда. Необходимо промыть, но без лаборатории я не справлюсь.
— Хорошо, — чуть подумав, ответил первый голос. Он принадлежал женщине. Властной женщине, которая привыкла к подчинению. Фил снова напряг память, но безрезультатно. — Мы заберем его в замок.
— Разумно ли, госпожа? — с сомнением спросил второй. Ответа Фил не дождался. Сознание снова обожгло болью, и оно угасло во тьме второй раз.
Он не услышал, когда она скользнула к нему в кровать. Почувствовал. Почувствовал прохладу замёрзшего тела, которому нужно тепло и ласка. Почувствовал гладкую кожу, которая покрылась мурашками от его прикосновений. Немного болела рука, но это не помешало ему осторожно обхватить пальцами сосок, который тут же затвердел. Он улыбнулся, когда она наощупь отыскала его губы и прижалась к ним своими губами. Жадными, голодными и прохладными. Чуть терпкими, как хорошее вино, и дарящими небывалое наслаждение. Она задрожала от водоворота охвативших её чувств и прижалась к нему еще сильнее, сдавив запястья тонкими пальцами, впиваясь наманикюренными ноготками в кожу. Укусила его за шею и изогнула спину, позволяя ему проникнуть в себя. Улыбнулась, когда он застонал, широкой улыбкой победительницы. Обрушила ему на лицо темную гриву своих волос и закусила губу, когда он впился пальцами в ягодицы. Её клыки удлинились, и она потянулась к сонной артерии стонущего человека. Впиться долгим поцелуем, забрать жизнь и ощутить соленый вкус крови на своих губах. Пусть только выкрикнет имя. Её имя.
— Эйрин… — прошептал он, прижимая её к себе. Но она отпрянула. Закусила губу. Моргнула, обрушив дрожащий хрусталь с ресниц на кожу. Он выкрикнул имя. Но не её имя. И выскользнула из кровати, когда в комнату ворвался третий.
— Не смей. Он гость!
— Я не знала!
— Прочь отсюда.
— Я не знала!
— Жадная маленькая эгоистка!
— Я не знала… — прошептала она. — И я не Эйрин…
Проснувшись, Фил с удивлением сел в кровати и, разинув рот, медленно обвел взглядом самую роскошную комнату, в какой когда-либо спал. Роскошным было все: и постельное белье из тончайшего китайского шелка, и массивная большая кровать из красного дерева, и мозаика на полу, изображающая луну в окружении звезд, и картины, висящие на стене в тяжелых, отделанных позолотой, рамах.
Даже воздух был роскошным. Пахло какими-то неизвестными Филу травами, свежезаваренным кофе — настоящим кофе, а на той растворимой гадостью, которую он литрами поглощал ежедневно. А еще пахло женщиной и страстью. Фил нахмурился, а потом растеряно пожал плечами, пытаясь хоть что-нибудь вспомнить. Но память обрывалась на моменте, когда он поднял с пола разбитую рамку с фотографией.
— Добрый день, господин Уорд, — Фил вздрогнул, когда дверь в комнату открылась, впуская в помещение высокого красивого мужчину в бежевом костюме. У незнакомца были точно такие же глаза, как и у странного попутчика, и он был точно так же красив, словно сошел со страниц модных журналов. Мужчина катил перед собой небольшой столик, на котором стоял поднос с дымящейся чашкой, тарелка с тремя хлебцами и небольшая розетка свежего паштета. — Как вы себя чувствуете?
— Спасибо… Хорошо, — промямлил Фил. — А где я…
— В замке де Луна, — пояснил мужчина. — Я доложу владыке, что вы проснулись.
— А мои штаны?
— В шкафу. Вторая полка сверху. Мы позволили себе привести вашу одежду в порядок, господин Уорд, — дежурно улыбнулся мужчина, но Фила мороз пробрал от этой улыбки. Зубы незнакомца были слишком идеальными и слишком острыми.
— Эм… Спасибо.
Не успев насладиться кофе, Фил снова вздрогнул, когда в комнату вошел коренастый мужчина, чьи волосы были подернуты сединой, а лицо было испещрено морщинами. Но сильные руки и цепкий жесткий взгляд говорили о том, что сил у мужчины порядочно.
Он подошел к кровати и, отодвинув столик, бесцеремонно принялся ощупывать руку удивленного Фила. Затем, внимательно осмотрев грудь и еле заметные шрамы от пальцев Фремиту, шумно вздохнул и присел рядом.
— Они варят отличный кофе, — хрипло сказал он и хлопнул себя по лбу. — О, извини, дружок. Алистер Сайтлоу.
— Филипп Уорд.
— Ирландец? Рад знакомству, сынок. Хоть какое-то новое лицо. Тебе дважды повезло. Повезло, что мы успели найти тебя до того, как яд проник в сердце, и повезло, что мне не спится ночью. Молодежь часто идет на поводу у чувств, а от голода вообще голову теряют. Глаз да глаз за ними нужен, — ехидно рассмеялся он и, понюхав воздух, заговорщицки подмигнул. — Но ты-то не слишком расстроен, да?
— А вы кто? — робко спросил Фил и добавил, когда мужчина вытащил из кармана портсигар. — Можно мне тоже?
— Травись на здоровье, — хмыкнул тот, осторожно стуча папироской по руке.
— Но все же, вы кто?
— Тот, кто промыл твои раны и починил руку. Санавский бальзам дико печет в первые часы, так что тебе в который раз повезло, что ты валялся без сознания.
— Спасибо.
— Не за что. Это моя работа, сынок, — усмехнулся Алистер. — Знаю, голова у тебя идет кругом, но ты привыкнешь, если не сойдешь с ума, как некоторые.
— О чем вы? — нахмурился Фил.
— Погоди, — хмыкнул мужчина. — Ты ничего не знаешь, да? Ты непосвященный? Твою же мать! А чего я тогда распинаюсь? Де Луна мне задницу за это надерут и в качестве флага над главной башней повесят.
— Непосвященный?
— Ну да. Я думал, что ты уже в курсе всех дел, а ты оказывается залетный птенец, — резюмировал он и повернулся в сторону открывшейся двери.
В комнату вошла девочка, почти подросток, но Фил, открыв от удивления рот, без стеснения уставился на легкие прозрачные крылышки у неё за спиной. Они, словно тонкие, зеленые листочки слабо трепыхались и, если на них попадал солнечный луч, искрились всеми цветами радуги. Кожа девочки тоже была необычной и отдавала легкой зеленцой, как и глаза, лишенные зрачков.
Она улыбнулась, ощерив остренькие зубки, и, поставив напротив кровати резной стул из красного дерева, поклонилась Алистеру, а потом выбежала из комнаты.
— Что… — воздух и слова застряли в горле Фила и он растеряно посмотрел на улыбающегося Алистера.
— Говорю же, привыкнешь, если с ума не сойдешь.
— У неё…
— Крылья? Да. Юная фейри, которую Благой двор направил на службу семьи до совершеннолетия. Они милашки, но со своими тараканами, — пояснил Алистер, закуривая сигарету. — Таким палец в рот не клади. Мигом откусят и добавки попросят. Помнится, как-то раз юные фейри проникли в мужское общежитие Берлинского университета. Шуму-то было, дружок. Все, как один, твердили, что их феечки трахнули.
— Фейри?
— Тебя только это удивляет? — пожал плечами Алистер. — В день совершеннолетия девочки теряют крылья, а потом следует очень интересный ритуал… Впрочем, об этом потом поговорим.
Дверь снова открылась, впуская в комнату знакомую Филу красивую черноволосую девушку, которая забрала его пассажира у ворот, и высокого статного мужчину в черных одеждах. Волосы мужчины были белыми, как снег, но волевое лицо, словно его коснулся резец талантливого скульптора, дышало энергией и властью. Светло-серые глаза, как и у девушки, внимательно скользнули по Филу, который нервно теребил край шелкового одеяла и переглядывался с Алистером. Тот сразу же вскочил с кровати, как только увидел мужчину и, поклонившись, отошел к окну. Затем он еще раз поклонился и представил Филу вошедших.
— Позвольте вас представить, — кашлянул Алистер. — Глава семьи де Луна — Владимир и его дочь, Анна.
— Очень приятно. Филипп Уорд, — тихо произнес Фил, поднявшись с кровати. Он немного подумал, стоит ли кланяться, но в итоге лишь немного склонил голову.
— Рад знакомству, господин Уорд. Присаживайтесь. Это не официальный визит, а вы еще слишком слабы, — ответил мужчина. Голос у него был глубоким, низким и властным, но в речи сквозил слабый акцент. Он занял приготовленный для него стул и, повернувшись к девушке, кивнул.
— Господин Уорд…
— Можно просто Филипп или Фил. Как вам удобно.
— Хорошо, — слабо улыбнулась она, вызвав у Фила мурашки. — Филипп, расскажите, что произошло прошлой ночью, когда мы расстались. Кто на вас напал?
— Когда мы расстались, я решил заехать в бар, но машина сдохла на полпути, — тихо ответил Фил, выуживая из памяти мельчайшие детали. — Я забрал документы, магнитолу и то, что забыл попутчик…
— Почему вы не вернули шкатулку сразу? — в голосе девушки послышался холодок и Фил с сожалением понял, что уже тоскует по тому теплу, которое было в нем ранее.
— Я испугался, — честно ответил он и поперхнулся собственными словами. Да, он сказал правду, но не собирался её озвучивать.
— Что было дальше? — девушку ответ не удивил и Фил продолжил.
— Я поехал в бар, потому что ночь была безумной. Я видел слишком много странных вещей и на трезвую голову их сложно понять. В баре я крепко выпил и потом вернулся домой, где меня ждали эти странные люди.
— Странные?
— Да. Они были… уродливыми. Очень уродливыми. Знаете, я всякого повидал, когда колесил по ночным улицам Берлина, но эти словно из фильмов ужасов сошли. И еще от них воняло… псиной, — Владимир скривил губы и сжал подлокотник стула, на котором сидел, но затем быстро вернул своему лицу прежний скучающий и надменный вид. — Они стали меня спрашивать о той шкатулке, которую забыл пассажир. Забавно, шкатулка лежала рядом на столе, завернутая в пиджак, а они её словно не видели. Простите, отвлекся. Их было трое, а у главного еще странное имя такое, но я его не помню. Но имя точно было странным, как и его глаза.
— Глаза?
— Да. У него, наверное, были линзы. У всех троих. Оранжевые такие линзы. Как янтарь, — Фил сглотнул и помассировал виски пальцами. Почему он выкладывает все, как на духу, хотя собирался озвучить другое? — Я был пьян и нагрубил их вожаку, а тот, подойдя, сломал мне руку. Одним движением. И его ногти… они были острыми, как бритва. Он втыкал свои пальцы мне в грудь и задавал вопросы, а двое других скулили позади, как собаки. Боже…
— Почему вы не отдали им шкатулку? — тихо спросил Владимир. В его тоне тоже прорезался холодок, обдавший душу Фила бодрящим морозцем.
— Боялся, — снова честно ответил он. — Слишком уж лихо ночной попутчик разбил стекло и забрался на крышу, когда мы ехали в ваш замок. А он был ранен и все же сбросил что-то огромное и волосатое с крыши, а потом вернулся, как ни в чем ни бывало. Да и не думал я, что эти желтоглазые меня отпустят, если я им отдам шкатулку. Но они…