Ох уж эти глаза.
Эти проклятые глаза.
— Вы мне доверяете? — спросил Снейп.
И зачем он это сказал? Гермиона опять вперилась в него широко распахнутыми глазами: интуиция наверняка твердила ей, и вполне справедливо, что то, чего она просит, то, чего она хочет, — неправильно. Умные хорошие девочки не заговаривают со странными незнакомыми мужчинами в пабах, умные хорошие девочки не приводят странных незнакомых мужчин к себе домой и уж точно не предлагают странным незнакомым мужчинам съехаться в исследовательских целях.
— В достаточной степени, — ответила она, как клещами стискивая его рукав.
— Пойдемте, — сказал Снейп. Он взял её за руку и вместе они бросились бежать.
***
Снейп не понимал, как можно спать под скрежет и пыхтение поезда, бормотание голосов, постоянные объявления по громкоговорителю и шуршание миллионов пакетов, которые то засовывались на багажные полки, то доставались оттуда. Но Гермиона спала, а Снейп сидел рядом, вжавшись в дальний от неё подлокотник, чтобы не коснуться невзначай её ног своими, и читал её дневник.
Он был рад, что Гермиона спит и не видит, как он краснеет, читая строки, которые, по его мнению, прочесть не должен никто и никогда (и невольно думая: «Не слишком ли она юна, чтобы читать такие непотребства, не то что писать их?»). По-видимому, она питала слабость к рыжим и чувствовала себя обязанной воспроизводить на бумаге каждый свой опыт во всех мучительных подробностях.
Добравшись до второй такой записи, Снейп не нашел в себе сил читать дальше, поэтому сунул дневник обратно в карман пальто, заказал у хмурого продавца с тележкой чай и газету и весь оставшийся путь усердно старался игнорировать Гермиону.
— Коукворт-Норт, — пробормотала она, когда Снейп потормошил её на конечной станции. — Вы тут живёте?
— Для вас это проблема? — осторожно спросил он.
Он не удивился бы, услышав в ответ резкое «да» (сам Снейп на её месте так и отреагировал бы, сравнивая её не по сезону зеленый пригород Лондона со своим холодным промышленным городком), но Гермиона только зевнула:
— Никогда бы не подумала.
Снейп предложил понести её сумку, но она отказалась. Гермиона была слишком легко одета для центральной Англии. «Практически Йоркшир», — заметила она, когда они вышли с вокзала, хотя не так едко, как можно было ожидать, при виде высоченных труб, усеивавших горизонт за рекой. И шарф его не взяла, предпочтя дрожать, пока они в молчании шли к тупику Прядильщика, и не сказала ни слова, когда Снейп толкнул дверь и включил свет в прихожей, а лампочка лопнула.
— Какой тёплый приём, — сказал Снейп, и Гермиона в ответ то ли вздрогнула, то ли хихикнула. — Чувствуйте себя как дома.
Она прошла внутрь, скинула ботинки, хотя он сказал, чтобы она не утруждалась, и прошла в гостиную, не сняв ни пальто, ни перекинутой через плечо сумки.
— Туалет под лестницей, — сказал Снейп, соображая, что же делать дальше. Никто раньше не жаждал поселиться с ним под одной крышей. Да он даже гостей развлекать не привык. — Боюсь, во второй спальне нет кровати, но диван вполне удобный. — Он немедленно покраснел, будто ляпнул чудовищную бестактность, и добавил: — Впрочем, занимайте кровать, если хотите. Я и здесь спать могу.
— Нет, спасибо, — отозвалась Гермиона, пробравшись к двери в кабинет и сунув голову внутрь. Она нашла выключатель и ахнула при виде ломящихся под книгами полок, представших перед ней в ярком жужжащем свете.
— Кабинет, — без надобности объяснил Снейп.
— Красота, — вздохнула Гермиона.
Снейп опять залился краской. У Гермионы громко заурчало в животе, и тут уже смутилась она.
— Вы голодны, — сказал Снейп. И замер, понимая, что в шкафу у него, скорее всего, только упаковка макарон и банка консервированной фасоли. — Гм…
— Я знаю, — ответила Гермиона. Она расстегнула молнию на сумке и начала рыться в ворохе одежды. — Сейчас бы чего-нибудь индийского. Я заметила ресторанчик на углу. Как вам?
Снейп промолчал. Гермиона подняла голову, и падающий на неё сбоку свет пламенем всколыхнулся на завитках волос.
— Не любите индийскую кухню? — вздёрнула она брови.
— Вполне приемлемо, — хрипло ответил он.
— Отлично. — Откопав наконец кошелек, Гермиона сунула его в карман пальто. — Я угощаю.
Уже выйдя в коридор, она издала удивленный возглас, метнулась обратно в кабинет и секунд двадцать изучала полки, а потом вытащила книгу потолще и спрятала её подмышку.
— Я скоро, — улыбнулась она.
Каким-то образом ей случайно удалось так выровнять входную дверь, что та закрылась за ней до конца, впустив прежде внутрь сырой студёный воздух, стремительно пронёсшийся по дому. И Снейп спросил себя, понимает ли он, во что ввязался.
***
Повзрослев, Гермиона весьма искусно научилась наступать на горло своим разочарованиям. В более юные годы она имела печальную склонность жить с душой нараспашку. Это облегчало задачу её противникам — безмозглым задирам в начальных классах и уже более смышленым конкурентам в старших классах. Противникам ничего не стоило подорвать её уверенность в себе, заставить думать, что ей, возможно, следует стыдиться своей напористости, своего честолюбия, своей неутолимой жажды знаний, а не гордиться ими. Спасибо хотя бы, что её пробуждение случилось под конец школы, и не пришлось иметь дело, вдобавок к родителям, ещё и с одноклассниками, в то время как реальность расползалась по швам и ускользала из её отчаивающихся, слабеющих рук, некогда державшихся за эту самую реальность железной хваткой.
Её новообретённая способность скрывать эмоции стала проклятьем для родителей. Мать так и сказала перед тем, как Гермиона ушла, прихватив сумку: «Раньше ты всё мне рассказывала, Гермиона. Почему тебя это так пугает сейчас?»
Она не сказала маме, куда направляется. Впрочем, нет — соврала: сказала, что переночует у бывшего (рыжий, библиотекарь, совершенно безобидный) и, может быть, вернется завтра, если решит, что может общаться, не срываясь на крик. Миссис Грейнджер это совершенно не понравилось, но она и слова не вымолвила. Гермиона меж тем собрала сумку, так степенно, по-взрослому, как могла, и вышла из парадной двери, не прощаясь.
Теперь, за сотни миль от дома, Гермиона чувствовала, как давно и старательно поддерживаемая решительность рассыпается в прах. Её голос едва не дрогнул, когда она делала заказ у кассы. Ещё сложнее было сосредоточиться: открыв книгу Снейпа на первой странице, она обнаружила, что из всего богатства книжных полок выбрала древний учебник химии, устаревший на несколько десятилетий.
Гермиона изо всех сил пыталась читать, но постоянно отвлекалась — то на случайного пешехода (коих становилось всё меньше, поскольку уже темнело) за окном, промелькнувшего совсем близко от её лица, то на кота, который сидел на тротуаре и дёргал хвостом, следя за старушкой и терьером, проходившими под фонарём на противоположной стороне улицы. (У Гермионы кольнуло в сердце — она вспомнила об оставленной дома Косолапке. Впрочем, родители не дадут животному помереть с голоду.) Нетерпение росло, в животе урчало. Колокольчик на двери вдруг звякнул, и приятный голос приветливо обратился к скучающим за кассой мужчинам: «Добрый вечер, как вы?»
Гермиона подняла взгляд, заложив большим пальцем страницу в книге, которую не читала. Мужчины очарованно улыбались. Женщина стояла спиной к Гермионе. Тёмные рыже-каштановые волосы, чуть тронутые серебром, стянуты на затылке в конский хвост. В голове у Гермионы сработала настроенная на «то самое» сигнализация, затрезвонили колокола, загудели сирены, замигали яркие огни. Словно проглотив язык, она смотрела, как женщина делает заказ, как мужчины за стойкой спрашивают о здоровье её мужа, детей, и как она отвечает в притворном раздражении: «Да что им сделается-то? Как всегда, умирают с голода».
Наконец женщина достала газету и уселась через три стула от Гермионы, скрестив подтянутые ноги и спрятав лицо за огромным портретом очередного посрамленного политика на первой полосе «Гардиан». Поёрзав на месте, Гермиона отложила книгу и покашляла.
Женщина оторвалась от газеты, отогнув края вниз, открыв поразительно зеленые глаза и хорошенький вздёрнутый носик, обсыпанный веснушками.
— Простите, — сказала Гермиона, и женщина подняла брови. — Мы с вами раньше не встречались?
Женщина сдержанно улыбнулась, смотря на Гермиону терпеливо-снисходительно.
— Не думаю.
Она тряхнула газетой, вернув её в прежнее положение, но Гермиона не сдавалась.
— Я понимаю, это странный вопрос, но вы умеете колдовать?
— В смысле, фокусы показывать? — уточнила женщина. — Боюсь, что нет. — Улыбка исчезла с её лица, брови нахмурились. — С вами всё хорошо, милая? Помощь нужна?
Гермиона зарделась и снова взгромоздила Снейпову книгу на колени.
— Всё отлично.
Она открыла книгу, женщина расправила свою газету. Вот и поговорили.
========== О магии ==========
Снейп, в халате на босу ногу, замер на нижней ступеньке лестницы; воздух был влажный, холодный и липкий.
В гостиной кто-то ёрзал на месте, легонько вздыхая и переворачивая страницы.
«Гермиона», — напомнил мозг.
Он взбежал обратно вверх по лестнице, не ответив на раздавшееся снизу «Снейп?», и появился снова несколько минут спустя, уже в свитере и брюках. Гермиона сидела в своей импровизированной постели на диване, закутавшись в одеяла, похоже, всё ещё в пижаме, а колени её были завалены книгами, которые она стянула с полок в его кабинете.
— Я тут подумала, — начала она, едва Снейп вошёл в комнату, нетвердо держась на ногах спросонья и мечтая о чае. Она даже не взглянула на него, полностью погруженная в книги, — пожалуй, нам стоит сформулировать несколько гипотез, затем определить метод, которым их можно проверить, и… — Она вскинула на него глаза. — Простите, — слабая улыбка — кажется, она больше не пытается прятать свои передние зубы. — Сначала чай.
— Сначала чай, — согласно пробурчал Снейп и пошёл ставить чайник.
Окна на кухне покрылись инеем. Он поскреб стекло ногтями (нужно постричь) — заиндевело изнутри.
— Может быть, у нас будет снежное Рождество, раз мы так далеко на севере, — сказала Гермиона, и Снейп вздрогнул. Он и не заметил, что она последовала за ним.
— Может быть, — смилостивился он и вынул из шкафчика две кружки.
Больше он не сказал ничего и не хотел ничего слышать от неё — ни слова об этой кухне с фурнитурами времен пятидесятых, держащимися на честном слове и нуждающимися в замене. О ламинированных столешницах и фисташкового цвета двухкамерном холодильнике, который с треском провалился бы сквозь порог любой шкалы энергоэффективности. Холодильник включился, как только вскипел чайник. Снейп всё ждал, что Гермиона посмотрит на него (агрегат заваливался на бок — одна из его ножек подломилась ещё в Снейповом детстве) и скажет: «Вы разрушаете озоновый слой, между прочим» или «Вы бедный?». Но она только благодарно приняла кружку, даже не посетовав на то, что к чаю нет молока.
— Надо было заскочить в магазин по дороге домой вчера вечером, — сказала Гермиона. — Извините.
— Нет, это я виноват, — ответил он, чувствуя себя ужасно благопристойно, как на светском приеме. В слишком узкой кухне было ни развернуться, ни присесть. — Вернёмся в гостиную?
Снейп придвинул стул к освоенному ею дивану и сделал несколько ходок туда-обратно по дому, потому что сначала она напомнила ему принести её дневник, затем спросила, нет ли у него дорожных атласов. Наконец они уселись друг напротив друга, держа каждый свою кружку со стремительно остывающим чаем, разложив перед собой разнообразные по тематике, никак друг с другом не связанные книги.
— Я не понимаю, — сказал Снейп, раскрыв прошлогоднее издание атласа «Великобритания: от А до Я».
— Я и сама не вполне понимаю, — призналась Гермиона, прикусив губу. — Прямо перед тем как уснуть вчера ночью, я подумала о чём-то, но когда проснулась сегодня, мысль уже испарилась. Я обычно держу записную книжку у кровати, но тут… — Она кивнула на дневник, лежавший под Снейповой кружкой.
— Забирайте, — сказал Снейп, высвобождая дневник.
— Не сейчас, — ответила Гермиона. — Погодите. Мысль вернётся.
Они прихлёбывали чай в относительной тишине, пока не допили даже осадок вместе с чаинками. В гостиной было прохладно, но подкручивать радиатор они не стали. Снейп спросил себя, не стоит ли разжечь камин, а потом — когда в последний раз прочищался дымоход. Яркая тревожная картинка (что было странно, поскольку его воображение никогда не отличалось особой изобретательностью) вспыхнула перед глазами: Гермиона спит на диване, невидимая под грудой одеял, как принцесса на горошине наоборот, вся охваченная пламенем, а огонь распространяется с камина на корзинку с растопкой, пожирает сухую бумагу в кабинете, перекидывается на ковры и засаленную обстановку. Но нет — на стенах столько сырости (она и об этом промолчала), что огонь наверняка погас бы, не успев разгореться.
— Нашли что-то забавное? — спросила Гермиона, и Снейп дёрнулся.
— Нет, — ответил он, открывая атлас на карте Северного Уэльса.
Всего минуту спустя она высоким звонким голосом объявила:
— По-моему, мы должны дать этому какое-нибудь название.
— Этому? — спросила Снейп.
— Вы знаете, о чём я. — Гермиона отпихнула в сторону одну книгу и придвинула к себе другую. — Я тут подумала… может быть, нам нужна какая-то первооснова, что-то, что мы можем принять как факт, пусть оно и кажется нелепым. Может быть, нам нужно предположить, гипотетически, что оно — эта магия — реально существует, и мы имеем к ней какое-то отношение, но, наверное, по какой-то причине всё забыли. Поэтому первый наш вопрос — почему мы забыли? И второй — как нам всё вернуть?
— А мы хотим всё вернуть? — Снейп никак не мог угнаться за её мыслью. Магия? Вот о чём она думала? Мистические силы? Девчонка-то чокнутая. С большим таким приветом. А он её сам пригласил в свой дом, на свой диван…
— Только не изображайте шок и трепет, — проворчала Гермиона, прочитав выражение его лица так же легко, как читала его огромные скучные книги. — Вы увязли так же глубоко, как я.
— Что?
— Ну с чего бы нам не хотеть вернуть магию? — возмущённо выпалила она. — Представляете, каково это — иметь такие способности, такие возможности, помогать людям… — Она умолкла, воззрившись куда-то вдаль, и Снейп почувствовал покалывание в пальцах правой руки. Фантомная боль. Так у лишившегося ног солдата отрезанные ступни чешутся даже спустя много лет после ампутации.
Гермиона не договорила, но Снейп так и слышал окончание её предложения: «Представьте себе, каково это — обладать такой властью?»
— Впрочем, это всего лишь предположение. Мы не знаем, что это значит. Совсем не знаем. Мы знаем только то, что это нечто вне нас и что мы почему-то это чувствуем, а другие люди нет. — Она рассмеялась. — Может быть, мы колдуны.
— Гермиона… — предупредил Снейп.
— Послушайте, — вздохнула она, — человек тысячелетиями тянулся к метафизическому.
— Но это не религия.
— Нет, — согласилась она. — Это что-то… другое. Называть это магией вроде как глупо, но как ещё?
— Сила? — предложил Снейп.
— Мне не нравится это слово, — сказала Гермиона. — Им легко злоупотребить.
— Зачем этому вообще давать название? — спросил он. — Почему мы должны называть это магией? — Ему не понравилось, как слово сложилось у него во рту. Оно казалось детским, ограниченным и навевало мысли о полиэстеровых накидках, цилиндрах и махании палочкой.
— Потому что, — помрачнела Гермиона, — давая этому название, я чувствую себя не такой чокнутой, как думают все вокруг. — Она с силой захлопнула книгу, так что её кудри взлетели от напора воздуха. — И, осмелюсь добавить, вы наверняка чувствуете то же самое. Поэтому мы будем говорить «магия». Согласны?
— Да, — ответил Снейп, не в силах убрать ворчание из своего голоса. — Ладно.
Снова закололо в пальцах. Зудело в самых кончиках.
***
По очереди они проделали обычные утренние процедуры: приняли душ, позавтракали (Снейп нашёл в морозилке хлеб), между делом поглощая черный чай. В какой-то момент они вместе поднялись в незанятую спальню («И это вторая спальня? — впервые хоть как-то прокомментировала состояние дома Гермиона, войдя в комнату. — Какого тогда размера у вас?» Тут она сообразила, что именно брякнула, умолкла и с пылающим лицом плюхнулась за его компьютер. Снейп не стал объяснять, что это когда-то была комната его родителей и что он сомневается, что в таком месте вообще можно спать — её это совершенно не касалось).