Снейп запустил для неё свой ноутбук, и Гермиона сидела, прижимая ладони к клавиатуре, задумчиво жуя нижнюю губу. Вдруг она вздрогнула и выдохнула:
— У вас есть Интернет?
— Да…
Курсор взлетел к иконке на экране, двойной клик. Пальцы нетерпеливо метались по клавишам, пока она ждала загрузки.
— Простите, — сказал Снейп. — Надо бы новый приобрести.
Гермиона оставила это без внимания.
— Я помню, — сказала она и, ничего не объясняя, ввела в строку поиска название паба на Чаринг-Кросс-Роуд. — У этого паба и площади Гриммо должно быть что-то общее, — произнесла она, когда сайт начал со скрипом оживать. — Я посмотрела в Интернете перед тем, как вышла из дома. Площадь Гриммо — помните, то место, где мы стояли? Между номерами одиннадцать и тринадцать. Я думала, там нумерация идёт через один и чётные номера на другой стороне улицы, но нет. Нет никакого номера двенадцать.
— Возможно, стены между домами просто снесли, — ответил Снейп, еле поспевая за неуправляемым полётом её мыслей.
— Одиннадцатый и тринадцатый одинакового размера, а на остальных повсюду А и Б… там дома делят на квартиры, а не объединяют их.
— Точно, — согласился Снейп. — Но это может быть просто ошибка в нумерации.
— Да, но я подумала… — продолжила Гермиона, нетерпеливо ожидая проявления страницы паба. Она раздражённо переходила по ссылкам, пока не добралась до страницы «Контакты», и тогда, торжествующе улыбаясь, ткнула указательным пальцем в экран. Снейп склонился ближе под неловким углом, стараясь не касаться её, и она сдвинула палец вниз, чтобы он мог прочесть: «Скрещенные ключи, Лондон».
— Номера нет, — сказала Гермиона. — Нет даже названия улицы. Только почтовый индекс.
— Но он на Чаринг-Кросс. — Снейпу казалось, будто он находится в состоянии свободного падения. Он терпел неожиданное поражение в том, что каким-то образом превратилось в битву умов.
— Он немного отстоит от дороги, возможно, паб построили раньше, чем дорогу, — протянула Гермиона. Она вернулась к результатам поиска, пробежалась по спискам телефонов, но нашла тот же адрес. — Но хоть какой-то указатель ведь там быть должен, — продолжила она. — Хотя бы «Переулок такого-то» или «Такой-то проезд». — Выпрямившись, она потёрла пальцем переносицу. — Мы с вами, не сговариваясь заранее, повстречались именно в этих двух местах — неужели вы не согласитесь, что это что-то да значит?
— Итак… одного из этих мест не существует, а у второго нет нормального адреса, — отозвался Снейп. — И это что-то значит.
Гермиона проворчала, раздосадованная его нерешительностью:
— Это действительно что-то значит, профессор.
Пауза.
— Как вы меня назвали?
— Что, простите?
— По-моему, вы только что назвали меня профессором.
— Правда? — Гермиона невозмутимо перешла по ссылке на другую страницу. — Ну, вы же говорили, что работаете в академической сфере…
— Я не профессор, — возразил он, хотя от самой этой мысли внутри потеплело.
— Ну, извините. И как мне вас тогда называть?
— Северус. Просто Северус.
— Как это по-древнеримски, — рассеянно заметила Гермиона. Она потрясла мышкой; нога её под столом подёргивалась. Сколько в ней энергии, сколько энтузиазма — и как только Снейпу за ней угнаться?
— Ладно, Северус, — сказала она, упражняясь в произнесении его имени. — Вы захватили дорожный атлас? У меня идея.
И снова эта её улыбка, и Снейп, к огромному своему удивлению и вопреки всем своим сомнениям, понял, что ему крайне не терпится услышать, что же такое задумала Гермиона Грейнджер.
========== Лучшие планы ==========
Именно Гермиона распределила между ними карты, но именно Снейп предложил работать в разных комнатах. Гермиона сомневалась, ответив на его «Лучше будет, если мы не будем влиять друг на друга» несколько ворчливым «Ну, наверное».
Какое-то ребячество, это её нежелание уходить. Будто если она выйдет, он исчезнет вместе с комнатой.
Гермиона подхватила свой атлас (ещё один экземпляр «Великобритании от А до Я», на шесть лет старше того, что лежал раскрытый на коленях у Снейпа) и направилась к двери, а он только улыбнулся ей, слабо, тускло, и сказал, словно читая её мысли: «Я никуда не ухожу, я буду здесь, когда вы вернётесь».
В гостиной опять было жутко холодно. И солнце висело слишком низко, а дома напротив были слишком высоки, так что света внутрь проникало не много. Она опять включила лампу для чтения, зарылась в гнездо из одеял на диване, прижавшись спиной к подлокотнику, кусая нижнюю губу, и перевернула первую страницу.
Её былая уверенность испарялась тем быстрее, чем усерднее она старалась сосредоточиться на номерах страниц. «Должно ведь получиться, правда?» — думала она, но как-то неуверенно. Гермиона не была в состоянии фуги в тот первый раз, когда пришла на площадь Гриммо, не была в трансе. Не зная, почему она оказалась на той конкретной ветке метро в тот конкретный момент и ехала в том конкретном направлении, она, однако, знала, куда едет. И позже, надежно запершись в своей спальне и взглянув на карту, она сумела точно найти место, в котором была. Она спросила Снейпа, и Снейп рассказал то же самое: он не собирался туда, но знал, куда едет. Его поездки в Лондон были совершенно импровизированными, но дорога занимала слишком много времени, поэтому он никак не мог совершать такие вояжи незаметно для себя самого. И когда Гермиона развернула перед ним карту Лондона и попросила указать, где он был, его палец ткнулся в Чаринг-Кросс-Роуд, как она и хотела.
Но теперь Гермиона сидела в одиночестве в гостиной, и чем больше страниц она перелистывала, тем меньше надежды в ней оставалось. «Как всё это глупо, — злилась она на себя. — Я спятила, я псих». Сердце вдруг запнулось, и она виновато покраснела — мама не любила это слово. Предположительно хрупкое психическое состояние Гермионы внесло существенный вклад в Семейный Список Недопустимых Слов Грейнджеров.
— Совсем рехнулась, — прошептала Гермиона, ощущая странное удовлетворение от такого самоуничижения.
Снейп был первым за долгое время человеком, без обиняков назвавшим её сумасшедшей. Но он не посмотрел на неё как на сумасшедшую, когда она развернула два дорожных атласа и сказала: «Предлагаю эксперимент». Наоборот, его лицо было так напряжено, его тёмные глаза так сосредоточены, что он казался… возбуждённым.
Как взведённая пружина.
И вместе с тем он был уважителен и почтителен. Словно понимал её.
А её давно никто не понимал. Гермиона так давно не ощущала такого чувства товарищества — хотя Снейп сейчас даже не находился с ней в одной комнате. Это было неважно. В приливе чувств Гермиона перепрыгнула на следующую страницу и обозначила голубым маркером кружок. Провела большим пальцем по направлению к востоку. По комнате прошел сквозняк, чахлые изгороди за окном покачнулись под шквалом внезапного ветра, и напор студёного воздуха повёл её пальцы через Корнуолл, Девон, Сомерсет. Даже внутри, среди землистых запахов старого дома, Гермиона могла бы поклясться, что уловила в ветре запах снега.
Ещё кружок.
Древесный дым, мускус.
И ещё один в дюйме к югу от второго.
К тому времени, как Гермиона закончила, стемнело, и в животе у неё урчало. Она взглянула на свой телефон. Три часа пополудни. Четыре пропущенных звонка, все четыре — от родителей. Она набрала короткое сообщение («Все нормально. Мне просто нужно время»), отодвинула одеяла, потянулась и поднесла дорожный атлас к свету. Страницы были усеяны маленькими голубыми кружками. Гермиона провела пальцем по бумаге, будто соединяя точки кончиком ногтя. Она помнила, как рисовала их — стремительный поворот запястья, кислый запах маркера, скрипящего по бумаге — но спроси её Снейп, почему она отметила именно эти места, она бы не нашлась, что ответить.
— Гермиона? — позвал он сверху. — Вы закончили?
— Да, — откликнулась Гермиона. Она покашляла и облизнула губы. — Я сейчас. — Большой палец заколебался, заныл, скользя по северу Шотландии. — Чаю хотите? — спросила она оживлённо, с силой надавливая на бумагу, оставляя на странице вмятину.
— Да, пожалуйста, — безысходным вздохом отозвался Снейп.
***
Карта была готова. Кому-нибудь другому она показалась бы грубоватой: кутерьма голубых линий и чёрные чернильные звёздочки на полотне дорожного атласа. Гермионе же виделся шедевр.
Они начали далеко на юге, на самом кончике Корнуолла. Гермиона почувствовала себя неуютно, когда Снейп глянул на поставленную ею голубую точку и сказал: «Нет, на моей этого нет». То же с деревенькой в горах Девона. Она перешла к следующей точке, наблюдая за его лицом, пока он следил за её пальцами, и заметила, что он сглотнул. Снейп перевел взгляд обратно на свою страницу, где желтым пятнышком было отмечено место всего в нескольких миллиметрах от метки на её карте.
— Почти, — сказал он.
— Сойдёт, — ответила она. Её сердце бешено колотилось где-то в глотке.
У Гермионы начали трястись руки, а они все просматривали страницы, дороги, зелёные и жёлтые пятна. Не совпавших мест было довольно много, но мест, отмеченных обоими…
— Поразительно, — пробормотал Снейп, и Гермиона поставила ещё одну звёздочку над своей голубой точкой в Уилтшире.
— Я же говорила, что это что-то значит. — Она старалась, чтобы её голос не прозвучал слишком самодовольно, хотя чувствовала себя почти опьянённой собственной сообразительностью.
Минуту спустя Гермиона нарисовала ещё одну звёздочку в лесу Дина и ещё одну чуть дальше к югу. Ещё несколько в центральном Лондоне, сгруппированных вокруг Чаринг-Кросс-Роуд и Вестминстера. Излингтон — площадь Гриммо, конечно. Гермиона настояла, что нужно поставить звёздочку в Лидсе, но Снейп только покачал головой, а затем фыркнул, когда она указала на Коукворт.
— Я не знаю! — защищалась она. — Вроде бы глупо было не отметить.
— Уверяю вас, — сказал Снейп, переворачивая страницу, — в этом городе нет ничего волшебного.
На следующей странице у Гермионы было только две точки к северу от Йорка, обе в северной Шотландии.
Как и у Снейпа.
— Ну что ж, вот оно, — сказала Гермиона. Она скрестила ноги и нарисовала две последние звёздочки на своей карте. — Эмпирическое доказательство того, что мы не сошли с ума.
— Коллективные галлюцинации, — ответил Снейп, тоже, впрочем, улыбаясь (самую чуточку).
— Конечно, — откликнулась Гермиона. Её мозг гудел как улей, её пальцы вцепились в карту с такой силой, что грозили оставить отметины от ногтей.
И вот она уже не знает, что ещё сказать. Их взгляды встретились; Гермиона сглотнула, поежилась, вдруг опасаясь следующих слов, которые слетят с его губ. На секунду ей подумалось, что Снейп может не сказать вообще ничего. Просто откажется открыть рот и произнести это вслух.
Признать, что она была права.
Снейп какое-то время молчал. Только длинный палец его скользнул по её карте, остановившись на звёздочке в Уэст-Кантри, прямо над выступающим холмиком её бедра.
— Что ж, мисс Грейнджер… — сказал Снейп, вдавливая звёздочку в её кожу, оставляя глубокую вмятину, которая, как показалось её измученному разуму, горела от желанной похвалы. — Билеты на поезд вы хотите купить сами, — спросил он, — или это сделать мне?
========== Странная парочка ==========
Миссис Джонс привыкла, что в её небольшом пансионате близ леса Дина останавливаются разные странные люди. Впрочем, она никого не осуждала. Хотя вполне могла — каких только чудиков ей не довелось повидать на своём веку. Зато уж её-то не будут полоскать в новостях, дескать, старая карга отказалась сдать свой лучший двухместный номер милой парочке геев. Справедливости ради следует сказать, что мистер Джонс очень возражал бы против такой либеральности, но мистер Джонс умер, поэтому его мнение никакого значения не имело в любом случае.
К миссис Джонс приезжали в основном изнеженные отпускники, которые находили не слишком комфортной туристическую стоянку неподалеку. Она обычно сразу видела, что именно свело вместе тех или иных людей — чаще всего, двое были просто похожи, если не складом ума или манерами, то внешне. В маленькую гостиницу никто не водил проституток (или же хозяйка этого совершенно не замечала): миссис Джонс всегда считала, что её по-домашнему уютные вязаные куклы были бы несколько противоестественным фоном для недозволенных свиданий.
Поэтому когда эти гости — которые осведомились по телефону о наличии свободных мест всего за двадцать минут до своего прибытия — вошли и сняли обувь, дабы не заляпать грязью ковер, миссис Джонс слегка растерялась.
Они составляли странную пару: девушка на добрых двадцать лет моложе своего спутника, но определённо одетая слишком скромно (и со слишком неуемной прической) — непохоже, чтобы тут затевалось какое-то сомнительное предприятие. Миссис Джонс привыкла, что постояльцы обмениваются взглядами, когда их спрашивают о том, какие им нужны номера, хотели бы они плотный английский завтрак или континентальный. Однако она никак не ожидала, что эти двое повернутся друг к другу и станут переговариваться осторожно и тихо, будто обсуждают государственную тайну.
— Ну, я вас оставлю посовещаться, — сказала миссис Джонс, делая знак своей болонке следовать за ней обратно на кухню.
Она ненадолго задержалась у двери — ей никогда не удавалось убедительно изображать занятость, если заняться было нечем (на экране телевизора в гостиной всё ещё шла с отключенным звуком скучная серия «Жителей Ист-Энда») — гадая, за каким чёртом странная парочка явилась к ней в пансионат. А они всё шептались, будто завтрак был вопросом чрезвычайно серьёзным.
Ну нет, вряд ли это что-то предосудительное. Рождество ведь на носу.
Зазвенел колокольчик. Миссис Джонс вернулась, опираясь на трость, слегка пыхтя и надеясь, что гости не решат, что она подслушивала (она бы и подслушала, кабы могла, да проклятый слух подводил). Девушка протягивала две сложенные банкноты и заполненный бланк.
— Пожалуйста, номер с двумя одноместными кроватями. — Миссис Джонс, должно быть, нахмурилась, потому что девушка добавила: — Есть у вас такой свободный?
Миссис Джонс моргнула, кровь прилила к её лицу. Она и не думала, что в её дряхлых венах оставалось столько крови, и сказала:
— Да-да, дорогуша, конечно. — Выбрав один ключ из связки, она передала его девушке. — Вверх по лестнице, первая дверь направо. Ванна, туалет и всё такое. Надеюсь, вам понравится.
Гости поколебались. Девушка сжимала ключ в ладони.
— Завтрак включён? — спросила миссис Джонс. Конечно, можно было просто взглянуть на заполненный бланк, где было указано, что так оно и есть. Но она не двинулась с места, ожидая разглядеть в новоприбывших что-то… какую-нибудь зацепку. Рассказали бы хоть что-нибудь. Развлекли бы её хоть малюсенькой сплетенкой.
— Да, — только и ответила девушка, явно сбитая с толку.
— Позвольте, — сказала миссис Джонс хриплым от скопившейся в горле мокроты голосом. Она прокашлялась и начала опять, улыбаясь несколько криво. Нужно будет поправить зубные протезы. — Позвольте узнать, что привело вас сюда в это время года? Для осмотра достопримечательностей холодновато.
— Нам нравится холод, — ответил мужчина, и это были первые его слова, которые она услышала. Его глубокий и звучный голос настораживал. Он слишком стар для этой девушки. И они определённо не были родственниками — не кровными уж точно. Всё страньше и страньше.
— К родным приехали на праздники? — полюбопытствовала миссис Джонс, почему-то не в силах оставить их в покое. Даже собака проявила больше понимания и такта — ухватившись за подол хозяйкиной юбки, Генри тянул её обратно в кухню, наверное, в надежде, что там она вспомнит наконец о его пустующей миске.
— Нет, — отрезал мужчина, а девушка просто взяла ключ и сказала: — Спасибо большое. Увидимся утром.
— Спокойной ночи, — отозвалась миссис Джонс с той же кривой улыбкой. — Дайте мне знать, если вам что-нибудь понадобится. — Она двинулась обратно на кухню, неплотно прикрыв за собой дверь.
Генри, примостившись у миски, смотрел на неё большими, полными упрека глазами, а над их головами слышны были шаги двух пар ног.