Нарт Ачба
Покорно направляясь в грядущие времена
Ничто не ново под луной. Мир гибнет, и осталось
утешаться разве тем, что не пришлось родиться позже, когда его состояние будет хуже.
Франческо Петрарка
Пролог
Позади бесчисленное множество беспокойных дней и бессонных ночей.
За залитым дождем окном в опускающемся тумане с трудом различаются
очертания серой промокшей мостовой. В душе ни на миг не отступающая, а с
каждым днем с
геометрической прогрессией увеличивающаяся
беспросветная тоска. Почему я здесь? Ведь у меня была возможность
вырваться. Отправиться туда, где я мог обрести счастье и, что самое главное, отыскать, наконец, душевный покой.
Я часто просыпаюсь посреди ночи весь в холодном поту с учащенным
сердцебиением, тяжелым спертым дыханием и непрерывным, словно
молотом по наковальне, стуком в висках. Мир, в котором все гармонично, мир, в котором все прекрасно, – это рай. Мечта утопистов. Идиллия, царящая
там, не поддается объяснению. Эти слова, подобно зажеванной пленочной
кассете, вновь и вновь прокручиваются в моей тяжелой сонной голове. Я
должен об этом написать. Излить на бумаге все то, что терзает меня и на
целые дни лишает покоя. Освободить мозг от непосильной ноши. Я
прекрасно отдаю себе отчет в том, что любой человек, случайно
прочитавший мой рассказ, посчитает его нелепой выдумкой, порожденной
больной фантазией разочаровавшегося в мире человека. Но разве Христос
появляется перед прихожанами во время церковной службы, чтобы они
имели возможность удостовериться в его существовании? Если бы он
появился, то тогда они бы уже не верили, они бы доподлинно знали. Весь
смысл веры теряется и превращается в ничто. Так верить или нет в то, что я
напишу, решать не мне. Я буду просто писать, надеясь каждым оставленным
на бумаге словом облегчить свою исстрадавшуюся душу. Завтра наступит
новый день. Я забуду обо всем, что напишу, все останется здесь, на бумаге, пожелтеет, покроется трещинами, рассыплется и исчезнет навсегда. Но я
освобожусь, передам бумаге эту тяжкую ношу, а завтра… Новая жизнь
начнется завтра.
1
Это произошло около года назад. Темнело. На город опускались
вечерние сумерки. Укутавшись шарфом и застегнув плащ на все пуговицы, я
переступил порог дома и смело двинулся навстречу пробирающему до
костей февральскому ветру. Бросил взгляд на гараж, но затем почти сразу
передумал. На дороге гололед, а идти до работы всего лишь несколько
1
кварталов. Так не лучше ли поберечь машину да и самого себя, по старинке
воспользовавшись своими двумя…
Я работаю страховым агентом. Моя специализация – страхование
предпринимательских рисков. Работа в высшей степени неинтересная, но
приносящая неплохой и, что самое главное, стабильный доход. Родители
всегда пытаются реализовать себя через детей. Пытаются добиться, чтобы
детям удалось выполнить их нереализовавшуюся мечту. Поэтому, вопреки
собственному желанию, я был отправлен грызть гранит юриспруденции.
Несмотря на то что я не испытывал к сему действу ни капли положительных
эмоций, я все ж таки без проблем получил диплом и нашел работу. И – вуаля!
Я страховой агент. Теперь такие слова, как «страхователь»,
«застрахованный», «выгодоприобретатель», «полис», «страховой случай»,
«система пропорциональной ответственности», «система предельной
ответственности», «франшиза», стали не просто непонятным набором букв, а
приобрели величайший смысл. Не побоюсь этого слова – сакральный
характер для моей последующей жизни. Наша страховая компания с
неброским названием «ВМЕСТЕ В СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ»
располагалась на последнем этаже трехэтажного здания. На втором
находилось отделение одного из банков, а первый этаж был
пропорционально разделен на три отдела: магазин мебели, продуктовый
магазин и магазин канцелярских товаров. Да уж, не очень выгодное
соседство для величайшей страховой фирмы с многообещающим названием
«ВМЕСТЕ В СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ». Спрашивается: в счастливое для
кого?
Я возвращался на работу, потому что забыл некоторые необходимые
документы. Их не помешало бы изучить, сидя в теплой уютной комнатке, попивая чай или просто наблюдая, как тлеют в камине кроваво-красные
угольки, бывшие дрова, а те, в свою очередь, – бывшие деревья, которые
распускали густую зеленую листву навстречу поднимавшемуся над
горизонтом солнцу. Подойдя к трехэтажному зданию, примостившемуся
возле проезжей части, я, усмехнувшись, посмотрел на прибитую к фасаду
мраморную дощечку (будто надгробие над свежезасыпанной могилой), на
которой были выбиты следующие слова: «Третий этаж: страховая фирма
“ВМЕСТЕ В СЧАСТЛИВОЕ БУДУЩЕЕ”».
А у меня в голове проносятся строки Данте: «Оставь надежду, всяк
сюда входящий». По мне, так эти слова смотрелись бы предпочтительнее и
приближеннее к реальности, чем те, которые действительно выбиты на
мраморной дощечке.
Внутри здания меня встретила тишина. Гнетущая. Застывшая в воздухе, как густой кисель, который, казалось, можно было взять и потрогать.
– Тебе чего?
Вздрогнув, я резко обернулся.
Передо мной стоял внушительного вида охранник. Скрестив руки на
груди, он вопросительно уставился на меня.
2
– Рабочий день давно закончился! – продолжил он грубым голосом.
Почему ты такой злой? Может, потому, что всю жизнь мечтал стать
миллиардером, хозяином жизни, а реальность оказалась гораздо суровее? Ты
теперь ничем не примечательный сторож, живущий в жалкой конуре на
первом этаже. Четыре на четыре, как тюремная камера. С неказистым
столиком в центре, маленьким телевизором на подставке в углу. И кипой
журналов на тумбочке возле кровати. Ты, наверно, думал, что будешь
купаться в женском внимании. Станешь Дон Жуаном похлеще
мольеровского. Но кому нужен обычный, ничем не примечательный сторож?
– Я забыл кое-какие документы.
– Тогда проходи. Но надолго не задерживайся.
– Да, конечно.
Я поднялся на третий этаж. Типичное помещение, в котором положено
обитать офисному планктону. Десятки маленьких кабинетов, огороженных
пластмассовыми перегородками с одними и теми же предметами: стол, стул, компьютер и небольшой шкаф. Все серо и уныло. Впрочем, как и положено
такого рода заведениям. Я направился к своему кабинету, но, не дойдя до
него нескольких метров, остановился. Неужели я это видел? Неужели не
померещилось? В одном из кабинетов из приоткрытой двери я видел силуэт
человека, стоявшего спиной и смотревшего в окно на опускавшийся на город
покров темноты. Я медленно попятился и заглянул в приоткрытую дверь. Я
узнал его со спины. По шерстяному зеленому свитеру и лысине на макушке.
Я хотел окликнуть его по имени, поинтересоваться, что он забыл здесь в
такое время, но в ужасе замер, не в силах вымолвить ни слова. Мой коллега
держал в руке пистолет.
– Ты... Ты что? – прошептал я.
Он резко подпрыгнул и, развернувшись, направил дуло пистолета себе
в висок.
– Я выстрелю. Слышишь, не подходи. Клянусь Богом, я выстрелю.
– Это не лучшая идея.
– А какая, по-твоему, будет лучшая?
– Положить пистолет на стол. И пойти домой к жене.
– Замолчи, я не хочу жить.
– Почему?
– А для чего жить?
Я хотел было ответить, но во рту как будто пересохло. Его руки
тряслись, как в припадке. Единственное неосторожное слово – и его мозги
окажутся на подоконнике.
– Я не знаю, что произошло. Но ты не имеешь права умирать. Хотя бы
ради жены, родственников, друзей.
– К черту жену, к черту родственников, к черту друзей. Ответь, для
чего должен жить я? Именно я. Что, не знаешь, что ответить?
3
– Жить ради жизни, – ответил я, до дрожи в коленях боясь, как бы через
мгновение я не услышал звук выстрела и не увидел окровавленное тело
своего еще совсем недавно пышущего здоровьем коллеги.
– А разве это жизнь? Каждый следующий день, как под копирку, схож с
предыдущим. Мы живем, чтобы жрать, и жрем, чтобы жить. Наша жизнь
сводится к простейшему биологическому действию.
– Ты просто не в духе, прошу тебя, опусти пистолет и иди домой, отдохни, проспись. Завтра ты будешь любить жизнь больше всего на свете.
Сегодня был тяжелый день. Очень тяжелый. Но завтра, поверь мне, все
преобразится. То, что тебе сегодня ошибочно кажется черным, завтра
окажется ослепительно-белым, то, что кажется сегодня бессмысленным, завтра приобретет сокровенный смысл. Я умоляю тебя, сделай так, чтобы это
завтра для тебя наступило.
Он опустил пистолет на стол.
Я облегченно вздохнул.
– Может, ты и прав, – произнес он, не поднимая на меня глаз, и
поспешно вышел из кабинета.
Я взял пистолет. Рукоятка мокрая от пота. Подумать только, я спас
человеку жизнь. Интересно, этого достаточно для триумфального вхождения
в рай, если он, конечно, существует? Я зашел в свой кабинет, положил
пистолет в сейф и бессильно рухнул в кресло. Самое время закурить. Я
вытащил пачку сигарет. КУРЕНИЕ УБИВАЕТ. Эта надпись застыла у меня в
глазах. Я видел ее сотни тысяч раз и никогда не обращал внимания, но не
сейчас… КУРЕНИЕ УБИВАЕТ. Жизнь и так коротка, чтобы за нее
цепляться. Я достал зажигалку, прикурил. Сигаретный дым ворвался в
легкие, успокоив все фибры души, и медленно вырвался наружу, змейкой
извиваясь к потолку. КУРЕНИЕ УБИВАЕТ. Мы все планомерно умираем.
Рождение – это и есть начало конца. Жизнь конечна. И конец наступает
быстрее, чем можно предположить. Жизнь – это своего рода самая что ни на
есть незамысловатая форма самоубийства. Пускай я проживу сто пятьдесят
лет. Это все равно ничто. Что есть жизнь человеческая в масштабе истории, в
масштабе вечности? Ничто. Плевок в бесконечность. След кометы, пронесшейся в звездном небе. Он, безусловно, ярок, но столь
непродолжителен, что судить о его важности не имеет смысла.
Через два месяца мой коллега все-таки реализовал свое желание
расстаться с этой жизнью: он повесился. Я помню похороны. Помню
светловолосую жену в траурном одеянии, с поникшей головой. О чем она
думала в этот момент? Была без ума от горя? Или же думала, сколько ей
нужно прождать для приличия, прежде чем снова выйти замуж? Ведь возраст
уже не тот, чтобы годами соблюдать траур и чтить память покойного мужа.
На работе сошлись во мнении, что покойный в последнее время страдал
депрессией, что и послужило причиной самоубийства. Но о причине
депрессии никто не мог ничего сказать. Я никому не рассказывал о том, что
однажды уже спас его. После случившегося тогда я вроде не замечал за ним
4
чего-то экстраординарного. Мне казалось, что все пришло в норму. Он сидел
с нами в компании. Шутил, смеялся над нашими шутками, обсуждал
различные темы и только изредка замолкал, его глаза становились мрачнее, взгляд уплывал куда-то вдаль, на лбу появлялись продольные морщины.
Тогда я не обращал на это внимания. Одному только Богу известно, какие
мысли тогда прокручивались у него в голове.
После похорон прошел месяц. Покойного стали потихоньку забывать.
Он стал упоминаться все реже и реже, а потом его имя и вовсе исчезло из
лексикона сотрудников страховой компании. Его место занял другой
человек. И все пошло по-прежнему. Будто бы ничего и не было. Ну и что, что
умер человек, с которым ты еще совсем недавно работал бок о бок, разговаривал, уходил на обеденный перерыв, пускай он не был тебе другом, но все-таки ты проводил с ним большую часть дня. Он умер. Но все
продолжилось в том же ритме. Вселенная ни на миг не прекратила движения, планеты вращались по своим орбитам, метеориты летели в бескрайнем
космическом пространстве, и звезды падали с небес. Все было прежним. Все
оставалось безучастным. То же солнце, тот же дождь, то же небо в вышине.
А что, если бы умер я? Страховое агентство погоревало бы пару дней, посудачило, ну а потом все как прежде, будто бы меня и вовсе не
существовало. Будто бы и не рождался я на этот свет. Да и что такое
рождение? Странное дело, люди отчаянно думают о том, что станет с ними
после смерти, но реже думают о том, что было с ними до их рождения. Те
миллиарды лет, та целая вечность, что прошла до моего рождения: где был я
тогда? кем был я тогда? что было со мной тогда? Подумать только: жизнь –
всего лишь маленькое пятнышко. Едва виднеющаяся точка на фоне вечности, царившей до ее появления и вновь вступающей в свои права после ее
исчезновения. Удивительно.
Раньше я редко терзался этими вопросами, думал о смысле жизни, не
часто заглядывая в бездну. В эту огромную темную, непроницаемую для
солнечного света пропасть. Если заглядывать в нее часто, можно не
выдержать и добровольно распрощаться с жизнью, как мой покойный
коллега. Кто из людей, держа в руках пистолет, не испытывал пускай даже
мимолетного желания направить дуло к виску и нажать на курок? Или у кого, стоявшего на крыше многоэтажки, не возникало желания устремиться вниз, навстречу далекой зазывающей земле? Оставаться наедине с бездной – удел
по-настоящему сильных личностей.
Мы жрем, чтобы жить, и живем, чтобы жрать, – эти слова будто бы
раскаленным железом впечатались в мой мозг. Потребление возведено в
культ. Оно становится смыслом жизни человека. Нескончаемые походы по
магазинам, акции, распродажи, ненужная одежда, обувь, куча
разновидностей телефонов, мебели, которой мы заваливаем свое жилище.
Бесчисленная разновидность автомобилей, будто имеет значение, на каком
автомобиле я доеду из пункта А в пункт Б. Для чего мы покупаем вещи, которыми потом можем даже не пользоваться? Мы становимся рабами
5
вещей. Мы им прислуживаем. Стараемся, чтобы их стало как можно больше.
За всей этой шелухой теряется смысл нашей жизни.
Через три месяца после гибели моего коллеги у меня началась
бессонница. Кому-то это может показаться романтичным и даже
сентиментальным – не спать, когда в сон погрузился весь город, весь мир, вся
Вселенная. Бродить по пустынным улочкам, любоваться россыпью
сверкающих звезд или же наслаждаться застывшей в полном величии луной.