На «Донне Вете» машины работали на пределе своих возможностей – левиафан стремился выйти из сектора обстрела и добраться в район Мачише, острова Аргидор, где стояли на якорях или курсировали в океане целые эскадры, в составе которых было восемь дредноутов и восемнадцать крейсеров, не считая эсминцев и миноносцев.
Кафеянин, занятый боем, упустил «Вету» и сейчас стремился только к одному – ближнему бою с «Победоносцем», который решит, чьи корабли лучше и боеспособнее – аргонские или кафейские. А с аргонского крейсера пристрелялись по канефлянину и, несмотря на его вечно меняющиеся галсы, точно попадали по палубе и надстройкам. Ни мостика, ни дальномера у кафеянина уже не осталось, и он прицеливался башенными дальномерами и управлялся с центрального поста. Когда расстояние между сражающимися крейсерами уменьшилось до пяти кабельтовых, «Победоносец» сменил тактику боя. Он начал снаряд за снарядом вколачивать противнику в легкобронированный корпус, стараясь сделать как можно большую пробоину в районе ватерлинии. Кафеянин сначала отвечал аргонскому крейсеру дружными залпами, но один из снарядов пробил его и взорвался в пороховом погребе носовой башни. Ее вырвало, как пробку от шампанского, и она, перелетев крейсер, плюхнулась в воду, чтоб навек успокоиться на океанском дне. Бой был закончен. Пылающий кафеянин с развороченным взрывом носом повернул на восток, в сторону Гестеи, и, огрызаясь кормовыми орудиями, начал набирать скорость, чтобы оторваться от преследующего его аргонского полудредноута, почти не поврежденного в бою.
Огромный корпус «Веты» уже исчезал за горизонтом – левиафан шел к аргонской военно-морской базе, где стоял Пятый Восточный Флот, и где можно было заправиться пресной водой для машин. До Пор-Балуфа, главного порта и столицы Южной Балии оставались считанные две сотни миль и крейсер, везущий на своем борту посла, отправился туда один, не пытаясь догнать «Донну Вету», заправляющуюся водой на Аргидоре.
Герцог Тепулльский, чрезвычайный и полномочный посол Аргонского Королевства при дворе калуфа балийского, с неуверенностью в сердце ждал прибытия в чужую страну, даже и не догадываясь, что судьба скоро уготовит ему трон Великой Аргонской Империи, которой пока не было даже в проекте.
А «Донна Вета» со всеми своими двадцатью тысячами пассажиров и бесчисленными тоннами груза, избежав плена, жалась к берегу острова Аргидора неподалеку от Мачише, вулканического происхождения. Полуостров поднялся вулканическими извержениями прямо из недр океана и здесь не было отмелей и банок, сразу у берега начинались большие глубины, достаточные для осадки гигантского корабля.
Встречать левиафан вышли три эсминца из состава военного флота. Один поплыл сзади, два стали по бокам, на траверзе. В хороший бинокль были видны дубовые леса Аргидора, круглые, беленые, лепленые из глины хижины местных жителей с высокими крышами, крытыми соломой. На базе флота для левиафана был выстроен специальный гигантский мол, к которому он и швартовался. По молу протягивали толстенные рукава гидрантов, под большим давлением нагнетавшие воду в паровые машины корабля.
База флота, построенная на берегу, состояла из разбросанных по пляжу и косогору одноэтажных и двухэтажных домов из дерева местных пород и бутового камня. Везде возвышались поленницы дров и горы угля – парового отопления здесь не было, оно просто не добралось до этой отдаленной окраины Шебранского материка. Тихо дышали трубы электростанции, работающей на дровах. Поставить элементарный ядерный реактор, видимо, было как-то недосуг, либо деньги, выделяемые на него, растворились в карманах «сухопутных адмиралов», неживших свои толстые зады на атласной обивке диванов Дворца Министров в Аргонске. Тащили толстые кишки гидрантов не моряки, а местные жители. Только пьяненький матрос на хромой ноге подавал воду на вентилях. Набиралась вода в течение часа. За это время гидранты подавали ее такое количество, которого хватило бы кораблю для завершения плавания.
Пока левиафан набирал воду, по пирсу к нему устремилась толпа местных жителей. С высоченного пирса они перелезали по трапам на нижнюю палубу, желая продать свой товар. Торговали копчеными гусями, окороками, салом. Вино в тыквенных бутылках, яблоки и виноград тоже разлетались среди пассажиров влет.
Одеты были туземцы просто – по случаю лета и мужчины, и женщины были в длинных посконных рубахах, имеющих лишь одну разницу – у женщин они были в большей степени разукрашены замысловатыми вышивками по вороту и подолу. На голове мужчин красовались тюрбаны – сказывалась близость с Балией, женщины носили длинные волосы, стянутые тонкими золотыми обручами, на ногах у всех были либо сабо, выдолбленные из дуба, либо кожаные мягкие туфли без каблуков.
Кайль купил себе в дорогу двух гусей и тыквенную бутыль крепкого вина, заплатив за это всего пять уплавов. Он посчитал, что этих запасов ему хватит до Новой Аргонии, до которой оставались какие-то четыреста миль.
Гидранты отключили, заполнив резервуары корабля водой, туземцы сошли на пирс и «Донна Вета» отправилась в свое дальнейшее плавание. На траверзе, на берегу Аргидора виднелись невысокие холмы, поросшие дубовым лесом, эсминцы ревунами салютовали проплывающим мимо дредноутам и крейсерам, совершающим свои учебные рейды возле полуострова Мачише.
Далее вошли в территориальные воды Южной Балии. Сказочный Пор-Балуф проходили ночью, и он светился достаточно тускло, его свет нельзя было сравнить с иллюминацией аргонских и кар-скандарских городов.
Прохедонское море встретило холодным южным ветром, близость студеной, но богатой Пелегвенеи чувствовалась уже явственно. Левиафан с эскортом из эсминцев огибал район, где боевые корабли Ново-Аргонского флота совместно с балийскими углежогами устраивали учения с артиллерийскими стрельбами. Кайль только заметил в бинокль, как утлый балийский пароходик тянул фанерные щиты, являющиеся мишенями для артиллерии.
Горден с Линдой все реже составляли ему компанию, уединяясь где-то в глубинах кают левиафана. Скоро должен был показаться остров, при произношении названия которого самых матерых аргонских уголовников передергивало – Мезда Проклятая. Сюда попадали за тягчайшие преступления и возврата отсюда уже не было.
К скучающему Декардону подошел матрос и предложил ему экскурсию в этот ад. Дело в том, что брат матроса был офицером на эсминце «Дозорном», который принимал и отвозил уголовников из тюремного отсека «Донны Веты» на остров и вообще курировал связь Ново-Аргонии с этой Сумеречной Каторгой, так здесь иносказательно именовали Мезду Проклятую. Экскурсия должна была обойтись Кайлю в пятьсот уплавов, которые он, недолго подумав, выложил. Мало кто из людей ступал на земли Сумеречной Каторги, мало кто своими глазами видел этот плоский, как блин, болотистый остров, где средний срок жизни каторжанина не составлял и одного года.
Матрос записал номер каюты Кайля и обещал послать за ним при прибытии «Дозорного». Расплатится Кайль должен был уже на нем. Возвращаться на «Донну Вету» с эсминца уже не было смысла, ведь с Сумеречной Каторги он шел в Новые Кулачки.
Кайль еле нашел Гордена с Линдой и предложил им составить ему компанию, но те отказались, рассказав ему радостную весть, что они собираются обвенчаться в первом же ардинаристском храме Кулачек.
«Дозорный» подошел поздней ночью. Моряк не обманул и постучался в дверь каюты Декардона, который уже собрал вещи. Оказалось, что смотреть остров отправляется с добрый десяток человек, всех их собрали и повели к ходившему через грузовую палубу «Донны» … трамваю.
Пересечь длинную и широкую палубу от конца в конец до носа пешком было просто нереально, и поэтому по ней проложили рельсы, по которым бойко бегал вместительный вагон трамвая. На носу корабля была такая же жилая надстройка, как и на корме, только раз в десять меньше размерами и гораздо ниже. Там располагались каюты многочисленного экипажа и тюремный блок. Кают для каторжан не было предусмотрено, и их везли в большом помещении, разделенном стальными решетками на ячейки. Каждая ячейка вмещала до пятидесяти заключенных. Параши не было – все ячейки были оснащены гальюнами. Кормили из собственного пищеблока, еще хуже, чем в общественных столовых корабля. Ни соли, ни масла, ни каких-либо других добавок к вареной моркови и брюкве не полагалось.
В принципе, в своих решетчатых ячейках зэки были предоставлены сами себе – военная охрана только ходила по коридору и пересчитывала охраняемых по головам. Драки среди заключенных прекращались с помощью шлангов с холодной водой, подаваемой под большим давлением. Бывшие смертники, которых везли бессрочно на Сумеречную Каторгу, находились на нижнем ярусе баковой надстройки. Они сидели в одиночках без иллюминаторов и без света. Из всех благ цивилизации пожизненники видели только гальюны. На данном рейсе закованных в кандалы будущих обитателей Мезды Проклятой было пятнадцать. Все они были осуждены за тягчайшие преступления, но смертная казнь крестованием была заменена им на вечную ссылку.
«Дозорный» подошел к носу левиафана ближе к утру. Чуть выше ватерлинии в борту «Донны Веты» открылись порты, через которые вытащили и перекинули через борт эсминца трап с зарешеченными стальными сетками. Пожизненных вели в кандалах, одетых как на ноги, так и на руки, по одному. На палубе эсминца, за баковым 152-х миллиметровым орудием стояла большая клетка, в которой горемык и содержали до прибытия на Сумеречную Каторгу. Их, голодных и донельзя оборванных, держали под открытым небом.
Не выдержавших испытаний и умерших в пути за борт не выкидывали, а везли на Мезду. Живущие на каторге бедолаги ждали прибытия трупов – ведь лишенные всего и предоставленные сами себе ссыльные попросту разделывали и съедали с голода тела своих менее (а может и более) удачливых собратьев.
Офицер с «Дозорного» спустился по трапу в чрево «Донны» и собрал деньги с желающих посетить Каторгу. Перед каждым он козырял и представлялся.
– Мэйлик Демитроп, ваш гид в аду!
Экскурсанты прошли вслед за ним и поднялись на борт «Дозорного». Им предоставили мощные бинокли и Кайль сразу же начал искать на горизонте плоский блин Мезды Проклятой. Оказавшись на эсминце – маленьком и легком корабле, Кайль пожалел о съеденном гусе и выпитом вине – корабль качало, в отличие от гигантского левиафана, нешуточно, и все съеденное и выпитое им поднималось из желудка до самого горла. Кайля вырвало за борт – теперь он узнал, что такое морская болезнь. Он на глазах позеленел, и его уже пустой желудок все еще сжимался в спазмах. Демитроп подвел экскурсантов к стальной клетке, сделанной из витой нержавеющей стали.
– Вот самые отпетые преступники Аргонии, из числа тех, что не были крестованы. Король заменил им смертную казнь вечной высылкой на Проклятый Остров.
В клетке сидели, позвякивая толстенными цепями, четырнадцать голодных, заросших бородами оборванцев. Пятнадцатый лежал при смерти – то ли от голода, то ли от какой болезни. Здесь это никого не волновало. Судьба пятнадцатого была быть съеденным на острове.
Мэйлик повел экскурсантов на маленький мостик, способный, однако, вместить рулевого, Мэйлика и всю его экскурсию.
– Смотрите в бинокль по курсу. Мезда Проклятая в пятнадцати милях от нас. Сейчас станем на редан и дойдем до нее с ветерком!
Демитроп взялся руками за леера.
– Полный вперед, курс на Проклятый Остров. – Как и все аргонские большие и малые торпедоносцы, эсминец «Дозорный» имел подводные крылья и при случае мог идти по воде так, что корпус судна приподнимался, в воде оставались только задняя часть с гребными винтами. А передняя приподнималась над водой, оставляя в ней только широкие крылья. В таком положении эсминец развивал бешеную скорость, что было хорошо для торпедной атаки. Впрочем, с самого момента постройки «Дозорный» ни разу не выпустил торпеду по вражескому кораблю и использовался только как судно для сношения колонии Новая Аргония с Сумеречной Каторгой.
Когда корабль стал на крылья, качка прошла, превратившись в дрожь. Желудок Кайля стал на место, наконец успокоившись, зато застучали зубы. Бинокль, приложенный к глазам, мелко трясся.
Декардон обернулся – громадина «Донны Веты» становилась все меньше и меньше, тая вдали. Кайль мысленно попрощался с кораблем, на котором он пробыл целых две недели. Впереди, точно по курсу, росла шапка облаков – Мэйлик объяснил, что эти облака – продукт испарения болот Сумеречной Каторги, и скоро она покажется в видимости.
Непонятно, как приливы не затапливали остров – он возвышался над уровнем моря метра на полтора-два, не более. Вокруг острова на отмелях пенилась грязная желтая пена, сам остров был не зеленый от растительности, а какого-то буровато-болотистого цвета.
Размерами он был достаточен, чтобы найти на нем дичь и другое пропитание, щетка каких-то веток оказалась порослью еле живых на болотистом грунте елей. Эсминец правил к середине острова, где от него отходил в море выложенный из дикого камня мол, к которому и приставал обычно «Дозорный».
Демитроп дал команду, и эсминец сбавил обороты, лег корпусом на воду и уже достаточно медленно подошел и пришвартовался к молу. Из надстройки вышел отряд матросов, вооруженных короткими карабинами с примкнутыми штыками. У двоих из них были специальные крюки, которыми они, зацепив их за кандалы, вытягивали каторжников по одному. В руках одного из них был плазменный резак, которым он ловко удалял заклепки с кандальных браслетов, затем заключенного, ошалевшего от нахлынувшей «свободы» штыками сгоняли на мол.
Так поступили со всеми четырнадцатью ходячими. Лежачего под дулами карабинов расковали прямо в клетке и как куль с овсом вытащили на мол.
С берега раздавался разбойничий свист – собратья по несчастью, выжившие в болотах Мезды, ожидали новоприбывших. Те же стояли кучей на моле и не знали, куда им идти. На эсминце стояли вооруженные матросы с наведенными на них карабинами, а что ожидало их на туманном, населенном маньяками, растлителями малолетних и людоедами берегу, было одному Богу известно.
Но Демитроп не церемонился с каторжниками. Он поднес к губам мегафон и прокричал им.
–Эй, рвань подзаборная! Бегите на свой остров и заберите с собой эту падаль, которая сама уже не может передвигаться!
И добавил, уже для вооруженных матросов.
– Переключитесь на резиновые пули. Беглым – огонь!
Матросы исполнили приказ и начали резиновыми пулями обстреливать преступников. Те, взяв ноги в руки, опрометью бросились на остров, оставив лежащего. Тот, получив пару свинцовых шариков, запакованных в толстый слой резины вдруг вскочил и вслед за остальными бросился на остров под шумное улюлюканье матросов.
– А если они сбегут с острова? – задала вопрос дама в брючном костюме и шляпке с вуалью, скрывающей ее лицо.
Демитроп сделал успокаивающий жест рукой и достал из кармана небольшой прибор, похожий на рацию. Понажимав разные кнопки в только ему известной последовательности, он указал экскурсантам на вечно облачное небо над островом. Из облаков вынырнули две боевые машины, похожие на небольшие самолеты, и пронеслись у всех на глазах над берегом острова.
– Два барражировщика – беспилотника с инфракрасными камерами и искусственным интеллектом постоянно дежурят над островом, бегущих они просто расстреливают, а кроме того, на острове нет древесины для изготовления плота или лодки, также нет и крупных животных, чтоб сшить лодку из их шкур. Еще вокруг острова постоянно курсирует один из номерных миноносцев, специально приставленный к этой каторге.
– Чем же питаются бедолаги? Ведь вы не привозите им еду!
Демитроп покачал головой.
–Конечно не привозим – заключенные здесь предоставлены сами себе. Ну… ловят рыбу, поедают ракообразных и моллюсков, ловят змей и лягушек. Да, змей здесь великое множество – из их шкур каторжники и изготавливают для себя обувь и одежду.
Офицер помолчал, затем добавил.
–Огонь здесь нечем поддерживать – елки растут не как елки, а как прутики, да и добывать его заключенные могут лишь примитивными способами, например, трением.
Дама с вуалью не успокаивалась.
– А как же они выживают зимой? Здесь наверняка все сковывается льдом, выпадает снег…
Мэйлик отрицательно покрутил головой.
–Снег бывает редко, тут все тает – болота незамерзающие – мимо острова проходит с севера теплое течение Аллентайль, которое мы по-аргонски называем Леталью. Это течение позволяет острову круглый год иметь плюсовую температуру. Правда респираторные заболевания и туберкулез свирепствуют на острове, выкашивая арестантов, но ничего не поделаешь, таков здесь климат.