Капище, священное место, где далекие предки поклонялись своим богам то есть, располагалось на вершине холма, недалеко от берега неторопливо текущей к неведомому морю полноводной реки. Небольшое круглое пространство, огороженное плотным частоколом из необтесанных сосновых бревен, выдолбленные из вековых дубов изваяния богов, похожие на истуканов с острова Пасхи, и плоский жертвенный камень на почетном месте у подножия самого высокого идола (главного бога, судя по всему). От мысли о том, чем именно Ратмир планирует заняться с ним на этом самом камне, Кирилла затошнило.
Да ни за что! Лучше умереть тогда уж…
— И ты наконец поняла, что должна сделать? Только новый князь, волхв по рождению, сможет помешать приходу христианской веры… и ты станешь его матерью… А Святополк —твоим мужем, и будет считать себя отцом своего наследника. Все зависит от тебя, Любава… разве ты не понимаешь? Ты же моя дочь…
Ни хера себе… эффект бабочки какой-то.
Не говоря уже о более значимых возражениях, Кирилл совсем не хотел пересмотра сложившейся истории. Что тогда может произойти вообще… и как будет выглядеть Россия (и весь мир) через тысячу лет, если планы Ратмира осуществятся?
Да ну нахер!
Все, что он может сказать — более поэтично не получается, к сожалению.
— Нет, папа, — на волне накатившего отвращения сумел решительно произнести Кирилл. Свои колдовские штучки Ратмир то ли больше не включал, то ли они на этот раз не достигли своей цели, — не бывать этому.
И на всякий случай отступил к стене, занимая оборонительную позицию.
Хотя Ратмир и не был просто человеком, что-то подсказывало Кириллу, что в известном месте он не менее уязвим, чем обычные смертные мужчины, раз оно у него по тому же принципу работает. Старый развратник явно был не прочь поиметь свою красавицу-дочку, пользуясь удачно подвернувшейся исторической необходимостью. Но не на ту напал, что называется… точнее, не на того.
***
Свинцово-серое небо Петербурга, того и гляди готовое пролиться очередным типичным для странного города на Неве дождем, так и не сумело настроить Любаву на свой задумчиво-меланхоличный лад. К большому сожалению — немного спокойствия и сосредоточенности на прямых обязанностях ей не помешали бы. Любава продолжала ощущать себя ребенком, попавшим на экскурсию в сказочную страну. Понятия о сказках и обыденности у каждого свои.
Сейчас, стоя на газоне в красно-синей форме с номером четырнадцать, важно было выбросить из головы все посторонние мысли… и игроков соперника не рассматривать, особенно высокого нападающего, а просто стараться не дать мячу нежданно-негаданно залететь в ворота. Раз уж она теперь защитник, тем более экстра-класса. Бегала по полю Любава больше для вида и чтобы не замерзнуть прохладным питерским летом, да и неприлично как-то на месте стоять, не так поймут. Заклинания (как ее, так и Ратмира, нет худа без добра) здесь не действовали в полной мере. Но оттолкнуть летящий в нежелательном направлении мяч она могла издалека. Правда, глаза, как Любава уже убедилась перед зеркалом в номере, при этом сильно и жутковато менялись, вспыхивая голубым огнем. Но в пылу игры в ее очаровательные глазки никто особо заглядывать не будет, по крайней мере, Любава на это надеялась. Хотя, чтобы в них заглянул лидер зенитовцев и не прямо на стадионе, а в более приспособленном для этого месте, Любава совсем не возражала. Только отрезвляющая мысль, кто она сейчас, пресекала попытки размечтаться на корню.
Как бороться с неуместными реакциями своего тела, Любава так и не придумала. В прежнем облике с ней такого не случалось, попадавшиеся на глаза молодые мужчины, в том числе и симпатичные, чаще всего оставались вовсе незамеченными или притягивали взгляд ненадолго. А теперь… Любава даже пропустила один гол (пропустил вратарь, конечно, иногда даже с Игорем бывает, но она могла бы запросто помешать), засмотревшись на Дзюбу. И дала повод многочисленным фанатам Дзюбиньо в очередной раз объявить его богом футбола. Совсем никуда не годится.
Наученная горьким опытом Любава предпочла задержаться и пойти в раздевалку позже, дабы избавить себя от лицезрения едва прикрытых небрежно наброшенными на бедра полотенцами ягодиц одноклубников. И это еще в лучшем случае, некоторые охальники пренебрегали и такими фиговыми листочками. Невиданное прежде зрелище не только волновало ее, но и до слез смущало. Задержавшись у входа в подтрибунные помещения, Любава искоса наблюдала за раздающим автографы Дзюбой. Удачно, что все внимание на него.
А что если… от вдруг пришедшей в голову не самой хорошей, но такой привлекательной идеи Любава даже ненадолго задержала дыхание. Вернуть прежний облик невозможно, разумеется, но можно попробовать заставить его видеть не то, что есть на самом деле. Тратить время и силы на подобную ерунду в высшей степени безответственно, конечно, лучше бы подумала, как там Кириллу на ее месте живется. Ей-то вполне прилично, даже романчик пытается закрутить, а ему наверняка несладко и помощь нужна. А все из-за нее, между прочим. Любава ощутила болезненный укол совести, даже красавчик Артем неожиданно утратил значительную часть своей притягательности. Но еще немного это может подождать… совсем чуть-чуть. Ничего страшного пока нет, раз он к амулету не обращается. Она обязательно подумает, как все исправить, уже сегодня, чуть попозже.
Закончив наконец с автографами и даже пожертвовав своей майкой, усталый, но очень довольный Дзюба наконец направился в раздевалку. И тут без обнаженки не обошлось, да что ж такое. Прикусив губу, Любава оглядела безупречные кубики на плоском животе форварда «Зенита». Если подумать, у нее, наверное, и свои такие же… особой разницы быть не должно. Но сейчас задирать футболку уж точно не время и не место. До сих пор посмотреть с такой точки зрения на саму себя ей в голову не приходило. Это совсем уже безобразие.
Артему Дзюбе на самом деле явно нравилась суета вокруг него, заставляла млеть и наслаждаться, как сытого кота на солнышке. На этот раз у самого входа его все же ждала еще одна поклонница, симпатичная блондинка в футбольной форме ЦСКА. Артем точно видел ее впервые, красивые девушки ему обычно запоминались, но что-то смутно знакомое в ней было. Неясно что, но и не важно. Если милашка жаждет автограф и познакомиться поближе, то почему бы и да? Он всегда только за.
— Артем, можно вас… — начала блондинка, протягивая руку. Прикосновение пальцев опять оставило непонятное ощущение несоответствия.
— Ну какое «вы», ты что… — и плечи у нее гораздо более крепкие на ощупь, чем можно было ожидать. — Всегда пожалуйста.
Оставлять автограф где-то в районе груди Любава все же не позволила, держать иллюзию в столь сильном приближении могло и не получиться, и вообще она только на вид, а не на ощупь… к счастью. Поэтому окончательно испортить Кириллу репутацию у нее все же не получится, и Дзюбиньо тоже, хотя его как-то и не жаль особо. Мысленно хлопнув себя ладонью по лбу, Любава перестала покачивать бедрами и кокетливо улыбаться и изо всех сил постаралась придать походке размашистости, а лицу покерфейсности.
***
Зеркало! Можно использовать зеркало, как Ратмир. Она, конечно, не равна Ратмиру, увы… и половиной его могущества не обладает, но зато у нее есть амулет. То есть теперь он есть у Кирилла, но тем лучше. Забавно (если можно в подобной ситуации что-то находить забавным), что его сам Ратмир и изготовил, чтобы всегда чувствовать ее. Что ж, значит, теперь он будет работать против своего создателя, такое случается.
До отъезда в аэропорт оставалась пара часов, к ребятам она не пойдет. Помимо того, что ей не до этого, чем меньше общения, тем лучше. Времени хватит, много и не надо. Любава уже минут десять сверлила взглядом поверхность самого обычного зеркала в своем номере, пытаясь понять, что нужно сделать. Не важно, какое именно зеркало… они все могут стать окном. Но пока ничего не выходило, гладкая и чуть пыльная поверхность отражала только лицо Кирилла (своим Любава называла его только через раз) и стандартную, оформленную в нейтральных бежевых тонах обстановку номера. Прижав ладонь к стеклу, Любава закрыла глаза и постаралась в деталях представить свое украшение… дар Ратмира и его же проклятие.
Страж крови и души, заклинаю тебя… помоги душе найти кровь… тело без души ничто…
Слова сами собой сложились вместе, и, на секунду потемнев, зеркало обрело глубину, как иллюминатор подводной лодки (в ее родном мире подходящей аналогии не было), и тут же разгладилось. Сквозь легкую, на глазах тающую дымку Любава увидела двадцать лет знакомую обстановку, вернуться в которую совершенно не тянуло. Ни малейшего теплого воспоминания в груди не шевельнулось… и саму себя. Как будто и правда в чужое окно тайком заглянула, полюбопытствовать, чем хозяева занимаются.
О… а она не изменилась совсем. И вроде даже довольна жизнью, в данный момент, по крайней мере. Почему он косы не заплетает, должен же уметь?
Я их не расчешу потом.
Хотя по сравнению со счастьем достижения этого сладкого «потом», все остальное — несущественные мелочи.
Несмотря на то, что Кирилл стоял точь-в-точь напротив зеркала и очевидно как раз в него смотрелся, ее появление вместо своего отражения он сразу не заметил. И немудрено, так чувственно прикрывать глаза ресницами, слегка изогнувшись в талии и приоткрыв рот, она в прежней жизни никогда не пробовала. Не было ни повода, ни желания.
И класть руки на мои…хм… бедра, ему никто не позволял.
Хотя очень глупо, да, ясно, что он и руками трогал уже все, что можно, и что похуже делал… а как еще-то? Глупо такие претензии предъявлять, только смириться.
— Как тут у вас выражаются, я бы вдул. — без всяких предисловий заговорила Любава, жаль, что из-за попыток не рассмеяться популярная местная шутка прозвучала неразборчиво и пропала даром. Хотя наоборот к лучшему, не до смеха потому что совсем и не до ерунды всякой.
Она всегда такие большие глаза делает, когда пугается? Не знала…
Кирилл негромко вскрикнул и тут же прикрыл рот рукой, испуганно оглянувшись на дверь.
— Любаша? — ее, то есть его (как отделить одно от другого Любава не знала и окончательно запуталась), лицо озарилось откровенной радостью. — Не ты одна, к сожалению, — уже более мрачно добавил он. Расслышал все-таки.
— Что? — улыбка сползла с лица Любавы, веселиться расхотелось. — Что он сделал?
— Да пока ничего… — что Любава явно встревожилась за него, оказалось приятной неожиданностью. Кирилл в глубине души подозревал, что она предпочтет навсегда поменяться с ним местами и не париться, раз уж оно само так сложилось. — Сказал, что я все равно сделаю то, что ему нужно. Еще и сам предложу… то есть сама.
— Лучше говори «сама», — машинально поправила Любава, она тоже периодически путалась в местоимениях и родах, причем в самые неподходящие моменты. — Это плохо. Он что-то задумал. — Любава нервно заходила по номеру. — Позови меня, когда будет нужно. Просто обратись к амулету.
Очень надеюсь, что что-то получится.
Затягивать разговор не было сил, они в этом мире быстро иссякают. Да и отъезд уже совсем скоро.
***
Хьюстон, у нас проблемы!
Как к нему обращаться, амулету этому чертову, что говорить вообще? Если худо будет… может, пока недостаточно худо, потому и не срабатывает? Хотя куда еще хуже, представить трудно.
Все очень, очень, очень плохо.
Трусостью Кирилл никогда не отличался, в прежней жизни точно, случалось и в драки ввязываться и красные карточки за это получать… но то было совсем другое дело, как детские игры в песочнице, и сравнивать смешно. Получить горчичник от судьи или в самом худшем случае по морде в клубе одно, а здоровенную стрелу с зазубренным наконечником (неважно даже, в какое место) — совсем другое.
Ситуация намечалась прескверная и, если не считать призрачной надежды договориться с Любашиным амулетом, откровенно безвыходная. Слегка напоминающая старую комедию про Ивана Грозного и управдома, только не смешная, для него по крайней мере, от слова совсем.
С какого перепуга на деревню вдруг вздумали напасть кочевники, не понимал, кажется, никто. Местные жители и, что самое неприятное, княжеские воины оказались совершенно не готовы к подобному повороту событий. Его-то, понятно, жизнь к такому не готовила, но лучники Святополка расстроили, от них все же не ожидал. Любава в своем наскоро проведенном ликбезе раскрыть тему кочевников то ли не сочла необходимым, то ли просто забыла. Но так или иначе, казалось бы вполне доброе утро (Кириллу даже начала нравиться идиллическая деревенская тишина, особенно ощутимая на рассвете) вдруг перестало быть хоть сколько-нибудь добрым.
Непонятно почему преждевременно вынырнув из теплых объятий сна, Кирилл попытался было задремать опять: рано вставать никакого смысла не было, заняться все равно нечем уже почти целую неделю. Кирилл даже начал думать, что именно в этом и состоит коварный план Ратмира — заставить его умирать от скуки и на этой почве в конце концов согласиться на вечер при свечах с колдуном, лишь бы хоть как-то развлечься. После закончившегося полным провалом ночного свидания в капище старикашка куда-то подевался и до сих пор не напоминал о себе. Поверить, что это насовсем, Кирилл ни на минуту не мог и радоваться не начинал. Наверняка папаша вернется в ближайшее время и еще какое-нибудь дерьмо случится.
Благословенная скука (он скорее язык себе откусит, чем еще хоть раз в жизни на нее пожалуется) оказалась не более чем кратким затишьем перед бурей. Шум в неурочный утренний час, более всего похожий на беспорядочные крики и ругань, ознаменовал собой начало веселья. Сон слетел с Кирилла мгновенно, как уличный кот с заоравшей диким воем сигнализации машины. И он сам, слетев с кровати как тот самый несчастный кот, с перекошенным лицом стоял у окна, наблюдая за плотным потоком крепких черноволосых всадников в совершенно не похожих на наряды родичей Любавы кожаных одеждах. Кочевники с гортанными криками теснили немногочисленных княжеских лучников, размахивая кривыми саблями. Последние особого рвения защищать крестьян не проявляли, дружно отступая в сторону княжеской крепости, дабы отсидеться за стенами. Обычная тактика для тех времен, так можно попытаться выдержать осаду, а кто из деревенских жителей не успел последовать примеру своих защитников, тем, выходит, не повезло. Ну бывает, дело-то житейское. Ничего страшного, бабы потом еще нарожают.
А с ним что теперь будет? Как эти татаро-монголы (единственное, что вспомнилось из давно забытой школьной программы по истории) поступают со служителями культа побежденных племен? Хз… а надо было больше внимания учебе уделять, глядишь и знал бы ответ. Хотя что там знать, и так легко догадаться, что ничего хорошего ему не светит. Сваливать надо… в крепость к Святополку, иначе звездец. От услужливо представшей перед глазами смазливой физиономии княжича традиционно захотелось сплюнуть, но из всех зол это на данный момент наименьшее. Только у судьбы (и у местных властей в лице князя) оказались совсем другие планы на Любаву Ратмировну. Подозрительный шум уже прямо под окнами заставил нервно подскочить на месте.
Приехали, что ли, уже? За ним… и вообще.
Лихорадочно пытаясь придумать какой-нибудь план, Кирилл огляделся по сторонам в напрасной надежде увидеть что-то новое. Никакого оружия Любава и ее отец в доме не держали (им-то без надобности), да и вряд ли получится в таком виде мечом махать, гиблое дело явно. В прежнем облике он бы, конечно, попробовал, раз деваться некуда, а так смех один. Его даже и не поднять наверняка.
— Любава!
Не кочевники, слава Богу… лучше тут так не выражаться, наверное, местные боги могут обидеться.
Едва успев порадоваться появлению пары лучников на взмыленных конях, криками и ударами сапогов в дверь настойчиво призывавших поторопиться, Кирилл испытал одно из сильнейших в своей жизни разочарований. Максимально быстро, чуть ли не кувырком, слетев вниз по лестнице навстречу долгожданным спасителям, самозваный волхв (как оно называется в женском роде, Кирилл так и не придумал) был как обухом по голове огорошен известием, что его место не за стенами крепости, а в капище. Богов на помощь призывать. Должностная инструкция у волхвов такая, оказывается, только его с ней не ознакомили.