Но никакой угрозы человеческой деревне невиданное воинство не несло, только успевшие войти во вкус грабежей и насилия кочевники были до глубины душа поражены никогда прежде не виданным. Огромная стая волков атаковала захваченную деревню росичей. От потрясения и суеверного ужаса захваченные врасплох степняки даже не успели взяться за луки и стрелы… разъяренные серые хищники прыгали с разбегу, молча вцепляясь в горло лошадям или даже самим всадникам, не обращая никакого внимания на не менее перепуганных крестьян.
Как будто гнев неведомого местного бога несколько запоздало, но яростно и неотвратимо обрушился на захватчиков, обращая в беспорядочное бегство уцелевших. Немало детей Великой степи так и не вернулось в тот день к своей матери, а возвратившиеся сложили страшные сказки, рассказываемые по вечерам у костра многими поколениями.
***
Кажется, что-то наконец пошло не по плану Ратмира, даже Кирилл сумел это почувствовать, хотя прежде никаких мистических способностей за собой не замечал. Поблекшие от разлитой в воздухе смертельной угрозы краски летнего дня вернули свое очарование, стало легче дышать. Давящая волна всепоглощающего холода спала, Ратмир как будто даже стал ниже ростом и опять начал восприниматься как человек. Иллюзия, увы… в которую так захотелось поверить и наконец сделать явью.
Впавшим в отчаяние и побежденным Ратмир, к огромному сожалению, не выглядел, просто недовольным, как ворчливый дедушка, раздосадованный проделками невоспитанных внуков. Осуждающе покачав головой, волхв сделал шаг назад и медленно растворился в воздухе.
Он улетел, но обещал вернуться, сука.
Любава… это могла быть только она. Амулет на груди продолжал холодить кожу, но в отличие от могильного холода, исходящего от Ратмира, ощущение теперь было даже приятным, дарящим свежесть в жаркий полдень.
Относительно немногочисленные кочевники, человек десять, прекратившие было свою атаку после появления колдуна, снова активизировались и двинулись вверх по склону, непонятно о чем переговариваясь между собой. «И снова здравствуйте», что называется. Но с исчезновением Ратмира настроение полностью изменилось, страх и панику всадники теперь почти не вызывали, только острую досаду от невозможности что-либо им противопоставить. Даже кинуть в гадов нечего, полный голяк, если только туфлю снять. В отличие от жительниц деревни, Любава (и он, соответственно, теперь тоже), носила не лапти, а удобные и даже симпатичные ботиночки из мягкой кожи. Но совершить этот совершенно бессмысленный жест Кирилл не успел. Только машинально попятился вглубь капища… дальше крайней стены отступать уже некуда, и всё, привет Хюррем. Но хоть того мальчика при нем в котле не сварили, уже большое спасибо. Монгольский всадник, спешившись у входа, с масленой улыбкой разглядывал добычу… даже восхищенно зацокал языком.
Если повезет, можно хотя бы пнуть как следует… чтобы не ходить черномазому больше по девушкам.
Но не успел Кирилл даже толком сформулировать свою мысль, как снаружи послышалось испуганное конское ржание, крики и яростный собачий лай. Кочевник, направившийся было прямиком к нему, замер в недоумении, гаденькая ухмылка на его лице сменилась плохо скрываемым испугом. Кирилл, забыв о своем кровожадном намерении (любопытство победило за явным преимуществом), подбежал к проходу, благо откровенно деморализованный монгол никак тому не препятствовал. Пропустить уникальное зрелище было совершенно непростительно, шанс увидеть нечто, даже отдаленно похожее, выпадает раз в жизни, и то очень мало кому… если вообще кому-то до сих пор выпадал.
Оху… охренеть!
Любашины глаза, даже невероятно широко распахнутые, наверняка выглядят со стороны очаровательно, мило и трогательно, как и всё в этом теле. Хотя, казалось бы, еще больше, чем с утра они стать уже не смогут. Сострой он в своем прежнем облике подобную рожу, ничего милого не было бы точно.
Такого себя он и представить никогда не мог, даже узнал не сразу. Хотя всё осталось прежним и до боли знакомым, Любаша ничего в его внешности не поменяла, даже явилась в красно-синей футбольной форме с номером четырнадцать и бутсах. Могла бы что-то более подходящее найти, хотя сейчас, конечно, не до такой ерунды.
Он как будто стал выше ростом, а глаза горели невыносимо ярким синим огнем, смотреть невозможно, как на разлетающиеся при сварке металла снопы ослепительно-холодных искр. Такое обычно в ужастиках про одержимых дьяволом показывают.
Растерзанные тела кочевников и нескольких лошадей, живописно разбросанные по склону, представляли собой идеальный фон. На заднем плане мелькали то ли волки, то ли собаки, не спеша уходящие в лес.
В руке Любава непринужденно держала огромный меч, испещренный непонятными письменами, то ли рунами, то ли арабской вязью (Кирилл в который раз почувствовал пробелы в своих познаниях), испачканный чем-то подозрительно темно-красным. Явно уж не клубничным вареньем, которое этим самым мечом открыть пытались.
Неженкой Кирилл себя не считал, доводилось повидать кое-чего не слишком приятного, и излишне эмоционально он обычно не реагировал. Но тут как-то всё уж слишком… по-настоящему. Любава машет этим мечом (откуда он взялся, кстати?) в его теле совсем не в шутку… и сама может удар пропустить. И тогда его (на данный момент бывшее, но такое родное и с теплотой вспоминаемое) тело может всерьез испортиться или того хуже. Определенно есть от чего испытать стресс. Наверное, в этом женском теле реакции невольно становятся… более женскими, и ничего с этим не поделать.
Встретившись с ним взглядом — плещущееся в собственных глазах темно-синее пламя завораживало и пожалуй даже… восхищало, Любава улыбнулась, и в этом уже можно было узнать ее, такой горьковато-наивной улыбки он за собой не помнил. Пугающий синий огонь в тридцать предыдущих лет смотревших на него из зеркала глазах наконец погас, они вернули свой нормальный голубовато-серый цвет и озарились неожиданной радостью, гораздо более горячей, чем он надеялся.
— О… ты… — Любава сделала шаг навстречу, протягивая руки, ее внушающий всяческое уважение меч как по волшебству (Хотя почему как?) куда-то испарился.
Кирилл тоже непроизвольно развел руки в стороны… но, к сожалению, встречу на Эльбе испортил уцелевший кочевник. Жадность вкупе с самонадеянной глупостью пересилили в нем страх и осторожность, монгол попытался схватить желанную добычу в охапку и посадить на своего коня, намереваясь скрыться. Захваченный врасплох Кирилл (такой наглости он не ожидал) начал брыкаться и вырываться, пытаясь укусить похитителя. Но Любава (глаза ее остались нормальными, просто загорелись обычным человеческим гневом) одним прыжком оказалась рядом и, не прибегая к помощи волшебного меча, очень сильно, а, главное ловко, заехала кочевнику кулаком в лицо. Сдавлено вскрикнув, бедняга отлетел назад и, вписавшись всем телом в ограду, мешком рухнул на землю.
Хороший удар. — восхитился Кирилл. — Точно в табло.
А это все-таки уже его заслуга, те самые «рефлексы тела», про которые говорила Любава, ей вряд ли до сих пор доводилось драться. Сам он тоже не устоял на ногах в момент удара по кочевнику и чуть замешкался с подъемом на ноги, так и тянуло немного отдохнуть, задержавшись в горизонтальном положении. Но долго отдыхать, естественно, не пришлось, Любава тут же подала ему руку и легким движением поставила на ноги.
— Ты в порядке? — В ее (его?) глазах опять было что-то такое, в чем можно запросто утонуть, только на этот раз глубина условного моря была не непроницаемо черной, а голубовато-серой, больше похожей на настоящее. Без Любаши совершенно точно ничего подобного с его взглядом не было.
— Да, спасибо, — далеко не сразу сумел ответить Кирилл, оказавшись в своих собственных объятиях. Да, так и есть, по-другому не воспринимается. Руки Любавы сомкнулись на его талии… Всё, он запутался окончательно, лучше не пытаться это осмыслить. А просто отдаться блаженному, успокаивающему всерьез расстроенные за последнее время нервы чувству.
— А где твой меч? — чуть запрокинув голову, иначе не получалось из-за разницы в росте, Кирилл все же предпочел нарушить затянувшееся и ставшее несколько двусмысленным молчание. Стоять тут и обниматься бесконечно долго, наверное, все же как-то неправильно.
— Ч… что? — Любава, довольно близко наклонившаяся к его лицу, выпрямилась, порывисто вздохнув. — А… я призову его, когда понадобится. Это родовой меч.
— А… — Кириллу так и не удалось ничего ответить.
Выросшая почти точно в дверном проеме черная тень символично закрыла собой дневной свет, дуновение холода перекрыло поток нагретого воздуха лучше любого включенного на полную мощность кондиционера. Старик определенно знал толк в эффектных появлениях, нельзя не признать.
— Не скучали без меня, молодые люди? — над вступительной речью волхв особо не заморачивался, да и не было в том необходимости. — Вижу, что нет, огорчил я вас, — с легкой усмешкой продолжил Ратмир. Казалось, ничего нецивилизованного не произойдет, все ограничится обменом изящными колкостями. Отец Любавы выглядел и вел себя, как гость псевдоинтеллектуального телешоу, или скорее ведущий. — Ну ничего, бывает.
— Любава… — надеясь, что волхв его не слышит (более чем наивно), прошептал Кирилл. — Тебе лучше уйти… не надо с ним драться.
— Его нельзя убить, — так же тихо ответила Любава, с усилием подняв вверх скрещенные руки, лицо ее заметно напряглось и побледнело, — обычным способом… Но вдруг это всё же неправда. Сейчас у меня есть шанс хотя бы попробовать, а ты беги отсюда, как сможешь. Дай, покажу. — Любава быстро взяла его за руку, поместив ее между своих. — Видишь? Там портал из сосен, не закрылся пока. Амулет выброси. Сейчас только не получится, Ратмир не даст. Больше не могу, сейчас он будет слышать… — руки Любавы под воздействием невидимой силы заметно наклонились вбок, от усилий удержать их на месте на ее лбу выступили крупные капли пота.
— А как его убить?
— Не знаю, — невидимый рестлинг окончился полной победой колдуна, Любава еле устояла на ногах.
Ратмир же остался столь же спокоен и расслаблен, даже дыхание не сбилось.
— Откуда ты только такой взялся… добрый молодец? — с особой иронией выделив последние слова, произнес колдун, облизывая губы. В его руке матово сверкнул материализовавшийся из воздуха, как оно здесь обычно и бывает, меч, очень похожий на Любашин, более темный и словно покрытый инеем. Заледенелый, как и всё, связанное с Ратмиром. — Ну и ладно, тем хуже для вас.
— Не торжествуй раньше времени, Ратмир, — стараясь восстановить дыхание, чуть невнятно ответила Любава. — Боги этого не любят. — И, прикусив губу, выставила ногу вперед, обеими руками поднимая свой меч. Он как будто стал гораздо тяжелее и плохо слушался хозяйку.
Как можно теснее прислонившись к сосновой ограде, Кирилл мог только смотреть во все глаза и осознавать, что это не компьютерная игра, не сон и не кино. Такое может происходить на самом деле и именно с ним, одним из миллиардов благополучно живущих свои скучные серые жизни (какое это на самом деле счастье, им не дано понять) современников. Он избранный.
Нео, блять… имунеле только если.
Больше всего хотелось малодушно закрыть глаза и зажать уши… или наконец сделать то, чего явно и очень давно хочет это тело — упасть в обморок то есть. Но оторвать глаз от происходящего он не мог… как предназначенный на воскресный обед змеи кролик не в силах перестать смотреть в глаза рептилии.
Мечи уже несколько раз со звоном сталкивались в воздухе, Любава постепенно отступала назад под неумолимым натиском ледяного клинка, каждый удар давался ей с огромным трудом.
«Не надо, Любаша, перестань!» — опять хотел крикнуть Кирилл, но заставил себя промолчать. Она всё равно не перестанет… глупая девчонка. А от такой поддержки только хуже.
***
Почему же так тяжело-то, Велес!
Этот меч не должен быть тяжелым, как дубовая палица, рубить им кочевников было так легко. Он явно сам рвался в бой, желая наконец проявить себя. Любаве ранее не приходилось упражняться с мечом, тело Кирилла пришлось для этого как нельзя кстати.
Родовой меч не хочет слушаться меня и идти против Ратмира. Он глава рода. Так его не победить…
Страха не было, все тело горело как в лихорадке от нездоровой эйфории, застилающей глаза красным туманом. Она наконец подняла меч против отца… смогла. Не будет его тенью, не станет, как он. Да, сотни прожитых лет ставят всё менее преодолимую стену между волхвом и обычными людьми, этого невозможно избежать. Но заледенеть до такой степени совсем не обязательно.
Рукоятка норовящего выскользнуть и рубануть по ноге меча начала все ощутимее жечь ладонь. Любава закусила губу, отпрыгивая назад… надо дать передышку руке, терпеть нарастающий жар уже не получается.
А вот и она сама вжалась в ограду. Если почаще смотреть, можно думать, что умрет (похоже, что весьма скоро, увы) совсем не она.
Отбросив уже нестерпимо обжигающий руку меч, Любава неожиданно для себя сумела чувствительно пнуть отца по руке шипастой подошвой. Да, отнюдь не смертельно, конечно, но пока единственный пропущенный колдуном удар. Ратмир замешкался всего на несколько секунд, потирая руку, но ей больше и не нужно.
А ты беги отсюда… сейчас не получится, Ратмир не даст.
Его так можно отвлечь, наверное, если сбежать попытаться… но сработает явно только один раз.
Когда Любава, скривившись от боли, выпустила из руки меч, Кирилл был готов сделать это, но, как оказалось, еще не пора. Через мгновение уже Ратмир, изменившись в лице, схватился за руку (может, он не так уж и непобедим?), а Любава скалила зубы, готовясь к прыжку. Момент ее превращения в уже знакомую собаку, до встречи с которой на шоссе он понятия не имел о настоящей романтике, Кирилл упустил.
Бросив короткий взгляд в его сторону, даже вильнув хвостом, хотя, может, и показалось, собака прыгнула на Ратмира, пытаясь вцепиться в горло.
Казалось, ей все-таки удалось до него добраться… почти. Зубы, уже много раз рвавшие сегодня кочевников, чуть было не сомкнулись на горле Ратмира. Ярость атакующей врага собаки делала мир предельно сжатым и простым, не существовало ничего, кроме уже почти ощутимой зубами цели и предвкушаемого запаха крови. Но на этот раз ее враг не был человеком… зубы клацнули в воздухе, злобное рычание невольно сменилось жалобным визгом. Непонятно как попавший в бок удар обжег острой вспышкой боли, заставив отлететь назад.
В руке Ратмира опять появился черный клинок, скорее впитывающий в себя свет, чем отражающий его. Осколок вечной ночи, готовый войти в живое тело, замораживая пущенную кровь. Таков ее конец? Как же жаль… Или еще нет? Острие замерло, войдя в шею на миллиметр, пронзительная боль вкупе с не дающим вдохнуть холодом тем не менее сковали тело, но спасительной минуты, на которую отвлекся Ратмир, всё же хватило. Мучительно кашляя и держась за горло, Любава поднялась на ноги. Вкопанные в землю сосновые бревна, огораживающие капище, причудливо качались перед глазами, то оказываясь совсем близко, то улетая из поля зрения. По губам и подбородку текли теплые солоноватые капли, кровь противно забила нос, по-прежнему не давая отдышаться.
Едва успев выбежать за ограду (кричать, чтобы привлечь внимание Ратмира, не понадобилось — волхв среагировал мгновенно), Кирилл сполна ощутил на себе силу Любашиного отца… и его неумение контролировать гнев. Невидимая сила легко подняла его в воздух, отчего противно засосало под ложечкой, и отбросила назад, впечатав в ограду. Сарафан слабо спасал от грубой коры и выступающих сучков, особенно в момент падения вниз. Теперь в ближайшее время точно никуда не убежишь, встать бы сначала и убедиться, что всё цело. Впрочем, как ни странно, боль почти не чувствовалась… своя, по крайней мере. Казалось, он воспринимал только ощущения своего бывшего тела… и Любавы. Боль в горле и текущую из носа кровь. Возможно она у него тоже сейчас капает, но не важно… вообще ни капельки не важно.
Мечи опять поднялись навстречу друг другу, готовясь в очередной раз поцеловаться в воздухе. Любава на этот раз спокойно держалась за рукоятку. Предательский жар явно был одной из проделок Ратмира, но, наверное, колдун все-таки тоже уже начал уставать.