— И вам, — дрогнувшим голосом произнесла я, окинув прощальным взглядом дом, остановившись на мгновение на своем окне второго этажа, а затем села в автомобиль и уехала. Гостиница, в которой я устроилась под другим именем, обладала одним колоссальным преимуществом — она располагалась в другой части огромного города, причем сравнительно недалеко от пристани. Дело сделано, до отплытия остается совсем немного времени, и когда я сделала все, чтобы вернуться в Англию, в душу закралось сомнение. Как некстати! Я разозлилась на саму себя, но возможно ли запретить думать? Кажется, это был страх; обыкновенный банальный страх, но в этом ничего удивительного — каково это, доверять другому человеку, следовать за одним только призраком любви, который в любой момент может растаять? Впрочем, не стоит сейчас думать об этом… Был и другой, куда более материальный страх — я боялась плыть, хотя, с другой стороны, это плаванье обещало встречу с такими дорогими сердцу людьми, и пока радость пересиливала страх. Мне было до крайности интересно, как они проводят этот последний день? Конечно же, вместе со своей семьей… Я тепло улыбнулась, вспомнив миссис Эндрюс и ее очаровательную дочку. Что ж, остается надеяться, что путь в Англию пройдет как нельзя лучше.
Больше никаких плохих мыслей меня не посещало в этот вечер. Ночь также прошла спокойно — никаких дурных снов, никаких кошмаров. Я проснулась рано утром, едва взошло солнце; до отплытия парохода оставалось много времени, оставалось лишь придумать, на что его потратить.
Тот же день
Дом, в котором жили мистер и миссис Мэрдок, располагался в другом районе Нью-Йорка, куда более спокойном. Спокойствие здесь нарушалось разве что в первую неделю, однако американские журналисты быстро поняли, куда первый помощник им пожелал отправиться со своими вопросами.
Сегодня, второго мая, все приготовления к отплытию уже были завершены, вещи собраны и уложены, оставалось только их взять, погрузить в экипаж и отправиться в порт, но отчего-то супруги не спешили уходить.
Первый помощник капитана внимательно взглянул на свою жену, и на ее лице он прочитал растерянность. Кажется, она боялась плыть…
Уильям хорошо понимал ее чувства — или думал, что понимал. Когда весть о случившемся долетела до той стороны океана, в маленький городок Саутгемптон, мистер Мэрдок мог только гадать, что чувствовала Ада. Ужасная весть разнеслась по всему миру, люди потеряли своих близких, и все надеялись, что полученные вести могут быть ошибочными. Поэтому многие родственники пострадавших пассажиров сразу же отправились в Нью-Йорк; тогда они не помнили о своей безопасности, в их головах бились совсем другие, похожие друг на друга мысли… Но сейчас все иначе. Потрясение прошло, и перед лицом предстала реальность.
Мистер Мэрдок достаточно хорошо знал людей, и за долгие годы научился видеть внутреннее содержание каждого. Иногда это качество было полезным, а иногда мужчина ловил себя на мысли, что предпочел бы быть менее внимательным — такие мысли возникали в основном тогда, когда он был не на корабле, а на суше, в окружении тех суетящихся, алчных бизнесменов и управляющих.
Есть такие люди, которые считают проявление слабости худшим, что может произойти, — даже хуже смерти. Отчасти это суждение правильно; кто знает, сколько жизней удалось бы сохранить, если бы пассажиры не поддавались примитивным инстинктам? Вот и мистер Мэрдок думал так же. Его разум был ясен и в минуты столкновения, и в долгие часы ожидания «Карпатии». Никто не узнает, что он переживал внутри, но внешнее спокойствие имело огромную роль, а его уверенность передалась другим людям и предотвратила панику. Он не переставал так же здраво рассуждать и тогда, когда уцелевший экипаж прибыл в Нью-Йорк. Именно ему пришла в голову мысль о том, что подробности случившегося на капитанском мостике никому не нужно знать.
Когда приехала жена, ему стало намного легче; Ада никогда не была простой женщиной, которых мистер Мэрдок так часто наблюдал в первом классе. Конечно, как говорится, «нет такого недостатка, на который бы не нашлось своего любителя», но жеманные, неестественные дамы с такими шляпками, на которых бы уместилось полмира, не вызывали у мужчины хоть какой-то интерес. Ада оказалась совсем другой; она была сильной, и мистер Мэрдок прекрасно знал, что женщины порой могут быть намного сильнее мужчин. Он не относился к своей жене, как к ребенку или красивой игрушке, нет, в отношениях между ними чувствовалось равенство и какая-то невидимая, прочная связь. Им не требовалось слов, чтобы понять друг друга, и когда миссис Мэрдок прибыла в Америку, ей сразу стало ясно, в чем сейчас нуждается ее муж.
Их жизнь протекала так же, как и в Саутгемптоне. Чтобы не расстраивать Уильяма, Ада даже отказалась от чтения газет. Она решила терпеливо ждать. Женщина чувствовала, что вскоре у них начнется непростой период, который может повлиять на всю дальнейшую жизнь. Но она не боялась — да, миссис Мэрдок совершенно не испытывала страха, ведь ее Уилл был рядом. И она не переставала благодарить судьбу за то, что он выжил….
Вот уже почти пять лет, как они стали мужем и женой, девять лет, как они впервые встретились; ей пора бы свыкнуться с тем постоянным чувством тревоги, которая охватывает женщину во время каждой разлуки… Не получалось. Каждый раз ее сердце мучительно сжималось, когда снова приходилось расставаться, хоть она этого не показывала. И не покажет.
До отплытия «Адриатика» больше двух с половиной часов. Супруги сидят в гостиной, и повисшая тишина не вызывает желания ее нарушить. Они оба думают, думают об одном и том же…
— Ты помнишь, как мы познакомились? — неожиданный вопрос нарушает молчание.
— Разумеется, — улыбнулся мистер Мэрдок. — Ты плыла в Англию. И сейчас мы плывем туда. Больше нам бояться нечего, дорогая. Все самое страшное уже позади.
Миссис Мэрдок внимательно взглянула на мужа, словно гадая, что же ему удалось пережить? Насколько он был близок к смерти? Но Уилл, кажется, угадал ее мысли, и женщина лишь вздохнула, словно смиряясь с тем, что правды ей не услышать.
— Знаешь, мне пришла мысль о том, что люди, встретившиеся на корабле, уже никогда не расстанутся, — медленно произнес мужчина.
— Ты говоришь о нас? — осторожно поинтересовалась Ада, заранее зная ответ.
И действительно, взгляд Уильяма, устремленный на нее, говорил лучше любых слов.
— Мне кажется, наша история повторяется, только… Не знаю, почему, но у меня скверное предчувствие, — после этих слов мужчина едва заметно нахмурился. В памяти воскрес тот момент, когда пятый помощник капитана решил вернуться на затонувший «Титаник». Неужели это было реальностью? Он старался не вспоминать события той ночи, но иногда память не спрашивала его позволения, и нагло демонстрировала те фрагменты, правдивость которых офицер порой и ставил под сомнение. Слишком это было невероятно, слишком… Неправильно.
Мистер Мэрдок глубоко вздохнул, заставляя себя вернуться в действительность.
Он не мог себе не признаться, что недооценивал этого молодого человека. Так иногда бывает: ты смотришь и видишь не все, что есть — в этом смысле каждый из нас похож на айсберг, когда большая часть личности скрыта от глаз. Да, внешнее спокойствие зачастую обманчиво… За ним может скрываться все, что угодно. Такое спокойствие может длиться долго, но в какой-то момент поступок диктуется уже не спокойствием, а импульсом; так вулкан дремлет сотни, тысячи лет, а потом происходит взрыв, нарушающий установившийся ход вещей. Неужели и с людьми так же? Да, очевидно, что именно так и есть…
Первый помощник капитана слышал, как резко молодой человек обошелся с Брюсом Исмеем, как до последнего сохранял спокойствие и по меньшей мере дважды был готов пожертвовать собой. Они вдвоем до последнего оставались на тонущем корабле, а затем вернулись… Да, такими мыслями мистер Мэрдок вряд ли с кем-либо мог поделиться — разве что с самим мистером Лоу. Только почему Уильям не мог избавиться от этого непонятного чувства тревоги? Возможно, он думал, что эта временами проявляющаяся вспыльчивость может навредить молодому человеку.
О мисс Бэйли мистер Мэрдок не мог сформировать сколько-нибудь четкого представления. Однако первый помощник с изумлением как-то поймал себя на мысли о том, что мистеру Лоу, пожалуй, и не стоило ее спасать. Такая мысль не была обоснована, она словно и не принадлежала мужчине.
В это самое время в доме Эндрюсов стояла напряженная тишина. Но тишина эта была не физическая: повсюду то и дело мелькала прислуга, слышались шаги и возгласы, в детской смеялась маленькая девочка.
Мистер Эндрюс стоял посреди гостиной, и его голову посещали невеселые мысли.
Ведь не может катастрофа случиться снова? Теория вероятности непременно дала бы этому самый низкий процент. И тем не менее, расстроенные недавним происшествием с «Титаником» нервы инженера не желали подарить ему спокойствие.
Отъезд был назначен через два часа. Из дома уже были собраны все необходимые вещи, которые семья собиралась перевезти с собой в Англию. Быть может, стоило пойти в кабинет и попробовать почитать?
— Томас, — послышался сзади, со стороны коридора, голос жены. Девочка захныкала, увидев, что мать покидает ее, и Хелен пришлось на секунду снова заглянуть к дочери: — Тише, родная, мама сейчас вернется! — затем все ее внимание обратилось на мужчину, стоящего перед ней. — Томас, когда мы выезжаем? Ты уже отправил наш багаж в порт?
— Выезд через два часа, — рассеянно ответил мистер Эндрюс, склонив голову и с грустной улыбкой вглядываясь в личико супруги.
— Не волнуйся, все непременно будет хорошо, — Хелен не глядя нашла его руку. — «Адриатик» надежный корабль, и люди на нем столь опытные.
— На «Титанике» тоже была замечательная команда, и он тоже считался надежным кораблем. Самым надежным. Даже непотопляемым… — произнес мистер Эндрюс, прежде чем сумел понять, что такое замечание вряд ли уместно. Неосторожность привела его сейчас в положение, когда ему приходилось вглядываться в светлые глаза миссис Эндрюс, пытаясь отличить в них хоть малейшее выражение горечи или обиды.
— Я знаю, как ты переживаешь, но это пройдет. Вместе мы со всем справимся, — медленно улыбнулась молодая женщина. И показалось, что с этой улыбкой вдруг рассеялось то напряжение, что охватывало весь дом еще миг тому назад. Хелен помедлила и снова задала вопрос: — Так ты уже отправил багаж?
— Да, — с готовностью ответил мужчина. Потом с секунду поколебался и все-таки позволил себе поцеловать жену в висок, отодвинув двумя пальцами чуть вьющийся светлый локон. — Спасибо, что всегда меня понимаешь, моя девочка.
В то же время, в одной из гостиниц Нью-Йорка
Быстрее всего получилось достать свою записную книгу. Страницы в ней были безнадежно испорчены, чернила расплывались, и понять что-либо из написанного мне удавалось скорее больше по памяти. Сейчас она хранила смятый лист бумаги, который мне хотелось сжечь и который хотелось оставить… Этот маленький листочек имел огромную власть — он не позволял мне передумать, и поэтому когда возник вопрос, как мне прогнать вновь появившуюся нерешительность, я выудила этот клочок бумаги, испещренный красивым, но непонятным почерком. Содержание было следующим:
«Здравствуйте, мисс Бэйли! Точнее, как мне теперь позволено сказать — здравствуй, Алекс.
Сам не знаю, зачем я тебе пишу. Ведь тебе, наверное, и без слов все ясно. И все же я должен попросить прощения за тот инцидент, произошедший в доме мистера Эндрюса. Я не ожидал увидеть тебя и забылся. Но нет уже смысла ни отпираться, ни придумывать оправдания своим действиям, которые всего лишь отражают мои чувства. Наш разговор был очень коротким, мне важно было сообщить тебе самое главное, и я не успел задать вопрос, который не давал мне покоя несколько долгих дней — неужели ты избегала меня? Алекс, я думал о том, что случилось, и должен признать, как несправедлив я был к тебе с самого начала и, должно быть, заслужил того, чтобы ты не хотела меня видеть… Но теперь многое изменилось, все самое страшное позади. Я хотел бы сказать еще кое-что… То, что горжусь тобой. Все твои поступки вызывают у меня уважение, и если бы можно было все вернуть, я ничего бы не хотел изменить — кроме того, чтобы найти тебя раньше, чем это произошло. Но если бы пришлось снова нырять за тобой, я бы без колебаний это сделал…
Я понимаю, почему на «Карпатии» ты решила так поступить, ведь слова, сказанные на палубе, показались тебе правильными. Мне хочется верить, что сейчас ты понимаешь абсурдность этого утверждения. Когда все худшее позади, я хочу только одного — чтобы ты была счастлива. Не в моих силах просить тебя вернуться, если ты этого не хочешь… Завтра я, мистер Мэрдок, сэр Лайтоллер, конечно же, мистер Эндрюс и еще некоторые знакомые нам люди поплывут этим рейсом. Я буду дожидаться тебя у трапа, так что вряд ли ты меня потеряешь. Но если ты придешь хотя бы проститься со мной завтра перед отплытием, я буду очень рад увидеть тебя.
С нетерпением и трепетом жду нашей встречи, Алекс.
Вечно твой,
Гарольд Лоу».
Последний призрак сомнения рассеялся. Я больше не могла оставаться в гостинице, хотя до отплытия «Адриатика» еще достаточно времени. Меньше чем через полчаса машина доставила меня к пристани. Еще через десять минут глаза легко нашли знакомую фигуру…
Год спустя
— Мистер Бэйли, вам письмо, — услышал Джордж тоненький голос горничной. — Из Англии.
Молодой человек вопросительно поднял бровь. Он не имел понятия, от кого могло прийти это письмо. Впрочем, нет: он знал, кто мог бы ему написать. Но ведь она не напишет, верно? Она обижена на него, потому что считает, что он дурно поступил с ней. Он не слышал о ней целый год и, как ни странно, очень часто думал о том, где же она сейчас.
Он покачал головой. Ведь это все же писала именно она, если судить хотя бы по почерку на конверте из розоватой тисненой немецкой бумаги.
— Можете идти, мисс, — Джордж знаком позволил девушке удалиться, после чего та быстро сделала книксен и исчезла. Мистер Бэйли с нетерпением разорвал конверт.
«Здравствуй, Джордж.
Пишу тебе спустя столько времени и даже не знаю, дойдёт ли это письмо до тебя. Но надеюсь, что теперь ты читаешь его, и читаешь с нетерпением.
Я хочу, чтобы ты перестал обо мне волноваться, потому что у меня все прекрасно. У нас все прекрасно. Мы с мистером Лоу поженились вскоре после прибытия в Англию и сейчас проживаем в Северном Уэльсе. У нас подрастает сын. Он очень похож на Гарольда, а вот характер мой, — Джордж не сдержался от усмешки: его племянник наверняка подрастёт гремучей смесью! — Я надеюсь, что Гарри-младший не последует примеру своего отца и не захочет плавать по миру, потому что я постоянно чувствую тревогу за таких дорогих мне людей. Ты мне тоже дорог, Джордж. Мы не должны терять друг друга. Мы должны друг друга принимать, а не пытаться переделать по своему образу мыслей.
Конечно, у меня не всегда идеальная жизнь, но без трудностей нет и счастья. Гарольд часто бывает в плаваниях, но разлука только укрепляет наши чувства. Я не хочу, чтобы ты воспринимал мои рассказы о семейной жизни как желание позлить тебя; нет, я просто хочу, чтобы ты знал, что не потерял меня, и что у меня все хорошо.
Скоро у нас начинается самое настоящее лето. Конечно, оно тут совсем не такое, как в Нью-Йорке: довольно прохладное, иногда идут дожди, но мне оно все равно нравится. Вокруг места, где мы живем, очень много зелени, и я даже завела маленький садик, где теперь буду проводить время летом и в начале осени.
Знаешь, Джордж, я все-таки, наверное, должна попросить у тебя прощения за то, что сбежала и заставила тебя поволноваться. Я знаю, что ты всегда хотел меня сберечь от несчастий этого мира, и очень тебе благодарна.
Пожалуйста, если будет немного времени, напиши мне ответ на обратный адрес. Я очень хочу узнать, что происходило с тобой и твоей семьей в мое отсутствие, как вы живете. И знай, что я буду тебя ждать, если вдруг решишь приехать к нам. Странно это слышать от самой себя, но я страшно соскучилась.